Не обещайте деве юной... Как сложились судьбы жен декабристов?

Перейти к первой части статьи

В их жизни были самые мрачные этапы каторги — Нерчинские рудники, Читинский каторжный острог, тюрьма Петровского завода. Да и потом — разбросанные по Сибири заснеженные медвежьи углы.

Эти женщины не просто пошли против своих семей, которые не хотели отпускать своих дочерей, но и понимали, что они будут лишены всех прежних социальных прав и привилегий.

К тому же, у них забирали все наследственные и имущественные права. Выдавались только минимальные средства на жизнь, да и за них женщины обязаны были отчитываться перед начальством рудников. Свидания с мужьями им вначале разрешали только в присутствии тюремного офицера и лишь дважды в неделю. Только через некоторое время были сделаны послабления.

Дети, рожденные женами декабристов, должны были считаться обычными казенными крестьянами. Это не полный перечень ограничений, но уже этих пунктов достаточно, чтобы оценить всю глубину их человеческого подвига.

Екатерина Трубецкая

Екатерина Трубецкая подала документы на выезд в Сибирь, когда еще шло следствие. То есть фактически не зная, чем окончится дело мужа — казнят ли его, или отправят в Сибирь. Первая добилась разрешения уехать в ссылку. Добиралась долго, следовала по этапу вместе с уголовниками. Своего мужа, князя Сергея Трубецкого, она смогла увидеть только через полгода после поездки. И когда увидела на нем кандалы, потеряла сознание.

Самоотверженной женщине было всего 26, Трубецкому — 30. Все, кто был знаком с ними, считали, что в основе их отношений была очень сильная любовь. Это был действительно самый что ни на есть классический случай супружеской любви и верности. У мужа не было никогда секретов от жены. Она даже якобы вышивала знамя Свободы — символ новой власти в случае успеха восстания.

Единственное, что омрачало их брак — отсутствие детей. Екатерина Ивановна даже ездила лечиться за границу, но все тщетно.

Однако и вправду настоящие браки заключаются на небесах. И Богу виднее, когда благословить союзы рождением детей. До ссылки в Сибирь детей у супругов не было. Первого ребенка Екатерина родила в ссылке через десять лет брака. Дочка Александра стала для них настоящим чудом и наградой за тяжелую жизнь.

Всего у супругов родилось девять детей. Но выжило только четверо — три дочери и сын. Семья также воспитывала сына политссыльного Кучевского и двух дочерей декабриста Михаила Кюхельбекера.

Екатерина Трубецкая умерла за два года до амнистии от тяжелой болезни. Это была идеальная жена — такая, о которой говорят: и в горе, и в радости. Ее муж даже не хотел уезжать из ссылки во время амнистии, но сделал это ради образования детей. Вернувшись из ссылки, он больше не женился.

Их дочь Зинаида дожила до первых лет Советской власти, и личным указом Ленина ей была предоставлена отдельная квартира как дочери декабриста.

Мария Волконская

История Марии Волконской совсем другая. Семья Волконских сильно отличалась от семьи Трубецких. Мария Николаевна была младше мужа на 18 лет. И вышла за него замуж по настоянию отца — генерала Н. Н. Раевского. Она жаловалась братьям и сестрам: «Волконский несносен».

Волконский был самым старшим из декабристов и радикально настроенным. Когда его арестовали, сын Николай был совсем крошечным. Много позже она узнала, что ее муж находится в крепости, а также о том, что некоторые жены арестованных решили ехать за своими мужьями в Сибирь, и обратились с прошением к императору. С этого момента поведение Марии резко изменилось. Теперь она уже считала себя необходимой мужу, который впал в сильную депрессию и был готов покончить с жизнью.

Конечно, семья резко воспротивилась ее решению об отъезде, взывала к чувству материнского и дочернего долга. Но для Марии отчаянный жест самопожертвования был еще и единственной возможностью утвердить себя как личность, пойти наперекор воле любящего, но деспотичного отца, который фактически решил ее судьбу, выдав замуж за Волконского.

Марию в ее решении сильно поддерживали родственники мужа. Генерал Раевский был в ужасе от того, что его дочь отправится в Сибирь. Между тем отъезд Марии Николаевны был обставлен иначе, чем поездка в Сибирь княгини Трубецкой.

Трубецкая, обожавшая мужа, быстро собралась и уехала без лишнего шума. А Волконская долго ездила из Москвы в Петербург и Малороссию, посещала родных, светские салоны, где ее все называли героиней. Вокруг этого события была всеобщая истерия. Все только и говорили о ее героизме и о том, что она прославится в веках.

Сам Пушкин выразил ей восхищение. Он хотел передать ей стихи «Во глубине сибирских руд». Но, как рассказывала Мария Николаевна, не успел, и бессмертное послание отвезла в Сибирь Александра Муравьева.

Само собой, разумелось, что поездка юной изнеженной женщины на сибирские рудники уже была подвигом, но вряд ли Мария отдавала себе полный отчет, на что она идет. Ее не остановило даже то, что Николай I запретил декабристкам брать своих детей.

Первенец Волконских, оставшись без матери с бабушкой по отцу, умер в возрасте двух лет. Его прах покоится на Лазаревском кладбище Александро-Невской Лавры. Это ему, младенцу Николеньке, написал трогательную эпитафию Пушкин:

В сиянье, в радостном покое,
У трона вечного творца,
С улыбкой он глядит в изгнание земное,
Благословляет мать и молит за отца.

Как позже признавалась в своих воспоминаниях Мария Волконская, она не рассчитывала, что проживет в Сибири долгие годы. Но находясь уже в пути, она узнала о новом распоряжении императора: те жены, которые отправились за ссыльными, не имеют права на возвращение.

Она первая приехала в Благодатский рудник, спустилась в шахту, где работали каторжане, и увидев мужа, встала перед ними на колени и поцеловала его оковы. С этого момента и началось романтическое воспевание жен декабристов.

А дальше в их супружеских отношениях наступает кризис. Она поняла, что не любит мужа, но пути назад не было. В ссылке родила еще троих детей — двух дочерей и сына. Одна из дочерей умерла. В живых у семьи остались дочь Нелли и сын Михаил. Один из современников писал:

Мария Николаевна была молода и хороша собой. Волконский же был уже без зубов, опростился и заделался сквалыгой.

На поселении Мария Николаевна сближается с Александром Поджио, младшим братом Иосифа Поджио. У Александра была демоническая внешность и пронизывающий взгляд. Сын декабриста Якушкина напишет впоследствии своей жене:

Много ходит невыгодных для Марии Николавны слухов о ее жизни в Сибири. Говорят, даже, что ее сын и дочь не дети Волконского.

Вероятнее всего, это были лишь слухи, которые всегда сопровождают обыкновенную человеческую дружбу. Просто светской даме был положен воздыхатель.

После смерти самой Марии Николаевны в семейном архиве переписка ее с Поджио не сохранилась. Хотя были найдены более поздние письма самого Поджио к ее сыну и ее мужу. Так что доказать что-либо невозможно. «Волконский был еще тот проказник. Он знатно почудил на своем веку» — так вспоминали о декабристе современники.

Сергей Григорьевич, по свидетельству очевидцев, опростился, окрестьянился, постоянно общался с мужиками, увлекся сельским хозяйством. Мария Николаевна, наоборот, когда появилась возможность, завела собственный салон, куда муж мог прийти чуть ли не в тулупе, перемазанный навозом. В результате она распорядилась не пускать его на свои светские рауты. Так она и уехала в Каменку, в имение Раевских, не дождавшись конца ссылки мужа.

В 1856 году после амнистии Волконский вернулся сам из ссылки. Поджио по-прежнему оставался близким к семье человеком. Он пережил и Марию Николаевну, и Сергея Григорьевича, и был похоронен вместе с ними в имении Волконских в Черниговской губернии.

Прасковья Анненкова

Еще одна интересная судьба жены декабриста. Это Прасковья Егоровна Анненкова, урожденная Жанетта-Полина Гебль, француженка, которая так и не научилась хорошо говорить на русском. Но, конечно, все окружение ее хорошо понимало, ведь для дворян французский был вторым (а иногда и первым) языком.

Полина была из обнищавшей дворянской семьи во Франции и поехала в Россию, чтобы помочь своей семье выжить. Сначала была модисткой, а потом, как свидетельствуют исторические документы, стала содержать публичный дом. Это заведение и посещали кавалергарды. Там она и познакомилась с Анненковым, самым завидным женихом Москвы, и влюбилась в него.

Как только его за участие в восстании лишили всех привилегий и прав и она с ним уравнялась по статусу, то сразу же подала прошение на высочайшее имя, чтобы следовать за ним в ссылку как невеста. В ссылке их и обвенчали. Здесь в заснеженной Сибири у них и возникла настоящая любовь, и она стала прекрасной женой. Настоящей соратницей мужу и верной подругой женам декабристов. Обеспечивала быт, поддерживала и не давала пасть духом хрупким княгиням, которые впервые столкнулись лицом к лицу с тяготами жизни.

Более того, именно она была светлым и ярким огоньком в жизни мужа, который под старость становился все более раздражительным и капризным. Она одна могла его утешить и ободрить. Она родила 18 детей, из которых выжило только семеро — три сына и четыре дочери. После амнистии супруги с детьми поселились в Нижнем Новгороде. Там и похоронены.

В конце жизни Прасковья Егоровна надиктовала своей дочери Ольге воспоминания. Диктовала она на родном французском языке, потом Ольга Ивановна перевела их на русский и опубликовала в журнале «Русская старина». Они вызвали огромный интерес у читателей.

Вот такие непростые женские судьбы. Но уже два века одиннадцать имен жен декабристов служат примером стойкости и преданности.

Послесловие:
При написании заметки использованы материалы из книг о декабристах, в частности книги Марии Марич «Северное сияние» и материалы из Интернета. Автор выражает глубокую благодарность за предоставленные материалы.