Барон и Банджо: зачем заводить животных? Часть 2

Перейти к началу рассказа

Сначала одна, потом другая обнаружили в себе способности: одна к рисованию, другая увлеклась большим теннисом. Появились тюбики с краской, рулоны ватмана, ракетки и мячики. Жизнь в этом доме текла неспешно, словно время в нем никуда не торопилось.

Барон вырос и растолстел. Всё так же важно, переваливаясь с лапы на лапу, ходил по квартире. Когда приходили гости, он тайком забирался под стол, осторожно принюхиваясь к незнакомым запахам. Потом так же незаметно выбирался назад и укладывался на своё место, к которому привык с того дня, как появился в этом доме — на Дашин диван.

Даша тем временем уже собиралась отметить своё четырнадцатилетие. Александр Григорьевич, который перебрал в голове всё то, что могло бы послужить хорошим подарком, в один прекрасный день понял: то ли с фантазией он раздружился, то ли всё, что нужно, у дочки уже есть. Как бы то ни было, но дарить Даше очередную ракетку, пусть хоть и очень дорогую, ему не хотелось. Поэтому за вечерним чаем он озвучил свой вопрос без обиняков, спросив, что именно хотела бы Даша получить в свой день рождения.

Он успел увидеть, как сестрички хитро переглянулись, подмигнули друг дружке и неожиданно, словно по команде, выпалили:

 — Попугая!

 — Ч-чего? — чуть не поперхнулся Александр Григорьевич куском печенья.

 — Пап, — и Даша как в детстве, подошла и обняла отца за широкие плечи, — ну, правда, подари нам попугая.

 — Что значит — нам? — удивился тот. — Ведь день рождения у тебя, а не у Насти.

 — Ну и что, ну и что? — быстро проговорила старшая дочка. — Попугай будет общим. Как Барон. Ну, папочка, ну, пожалуйста, купи попугая.

Услышавший своё имя и появившийся в кухне, как всегда, вовремя, Барон сел у стола и, умильно прищурившись, посмотрел на хозяина, словно спрашивая при этом: «Ну, что, задали тебе задачку с тремя неизвестными?»

Ближайшее воскресенье оказалось связанным с поездкой не на загородную дачу, а совсем в другое место. Не чаявший души в обеих дочках, Александр Григорьевич, остававшийся с детства верным священной фразе «Дал слово — держи!», и в этот раз решил не ударить в грязь лицом.

Бродя по рядам и рассматривая небольших попугайчиков, он погрустнел, вспоминая просьбу детей: «Шут их знает, какие им птички больше нравятся. Ну, почему я не поехал вместе с ними? Сюрприз хотел сделать… Ну, вот получай себе сюрприз, Александр Григорьевич. Ходи да выбирай. Уже и так целый час ходишь, и всё без толку».

Промучившись ещё какое-то время, он вдруг увидел пожилую женщину, у которой в клетке сидел большой белый попугай.

 — Вот это красавец! — невольно вырвалось у отца семейства, когда он подошёл поближе.

 — Покупай, раз нравится, — тотчас предложила хозяйка, которая стояла, ожидая покупателей, уже довольно долго.

 — Он хоть разговаривает? — поинтересовался мужчина, обрадовавшись про себя тому, что он, кажется, нашёл то, что ему действительно было нужно.

 — А как же! — воскликнула женщина таким тоном, будто любой попугай, по её мнению, просто обязан был владеть определенным набором фраз.

 — Вы только учтите, — сказала она, вручая клетку Александру Григорьевичу, — это ведь какаду, а какаду — птица особенная. Какое-то время будет осваиваться в новом доме. Может, первое время и не заговорит.

 — Эй, мужчина, Вы ведь даже имени не спросили! — закричала она вдогонку уходящему Александру Григорьевичу.

 — Но… — обернулся тот с недоумением на лице, — мы ему своё имя дадим.

 — Своё… — передразнила продавщица, пересчитывая деньги. — На новое имя он может и не отозваться. Банджо его зовут, — продолжила она, складывая деньги в пакет, — не забудьте.

 — Не забуду, — кивнул на прощание Александр Григорьевич и про себя добавил: «Кот — Барон, попугай — Банджо. Оба на букву „Б“. Разве забудешь!»

Когда Александр Григорьевич вошёл домой с большой клеткой, из которой выглядывал большой белый попугай, радости Даши и Насти не было предела.

 — Ой, папочка, — захлопала в ладоши Настя, которая была более эмоциональной по сравнению с сестрой, — какая прелесть!

 — Кормить и любоваться можете все, — тут же заявила Даша, — а стоять клетка будет в моей комнате. Ведь день рождения послезавтра у меня!

Весь вечер девчонки и так, и этак крутились перед клеткой.

 — Ну, Банджик (кличка попугая стала звучать у них на новый лад). Ну, будь умничкой, скажи нам что-нибудь!

Банджо, казалось, решил предстать перед новыми хозяевами в своём лучшем обличье. Он чистил перышки, несколько раз распушил их, словно красуясь, походил по толстой жёрдочке взад-вперед, но… всё это он проделал молча.

— А может, тебя обманули, а, пап? Сказали, что птица особенная, а все её особенности состоят в том, что она ничего не умеет? — наконец спросила Настя. Её голос не оставлял ни капли сомнения в том, что она была очень расстроена.

— Да подожди, Настюша, — ответил Александр Григорьевич, — дай ему освоиться. Заговорит он, дай срок!

Настя махнула рукой и пошла за кисточками. В самом деле, не пропадать же воскресному вечеру зря! Попугай может молчать сколько угодно, а она в это время что-нибудь успеет нарисовать.

Даша ушла в кухню помочь маме печь блины. Про Банджо, казалось, все забыли.

В это время с прогулки вернулся Барон. Мужских причиндалов его по доброте душевной хозяева лишать не стали, памятуя, каким несчастным было детство у когда-то принесенного в дом заморыша. Водил ли он отношения с противоположным полом — этого никто не знал. Водил, наверное, если все кошачьи достоинства остались при нём. Но, как бы то ни было, вечером — будь то лето или зима — он неизменно оказывался дома.

Вернувшись в этот раз, кот, ещё не прознавший о том, что в доме есть новый жилец, похлебал из миски оставленную ему уху, аккуратно вылизал лапки и неспешно направился в комнату, чтобы привычно развалиться на диване у Даши.

Как всегда, Барон степенной походкой хозяина зашёл в комнату, которую, видно, считал своей. Забравшись на диван, он вальяжно развалился на мягком пледе, как вдруг из клетки, на которую кот не успел обратить внимания, раздался… жуткий лай вперемешку с рычанием.

Замерев на какое-то время на месте и не сообразив, откуда раздаются страшные звуки, Барон внезапно подскочил так, словно он лежал на пружине, которая неожиданно вздумала распрямиться. После этого вылетел из комнаты как пуля, выпущенная из пистолета Макарова. Или Стечкина. Правда, это уже было совершенно неважно, чьё имя носило огнестрельное оружие. По крайней мере для перепугавшегося насмерть кота — точно неважно!

Оторопевшая от услышанного и увиденного Даша только потом предположила, что их Банджо, очевидно, раньше жил в одной квартире с собакой. Откуда же тогда белый красавец попугай мог научиться этим явно нечеловеческим звукам? Это так и осталось загадкой.

Остаток вечера члены семьи провели за необычным занятием, пытаясь вчетвером вытащить Барона из дальнего угла дивана. Правда, им не везло раз за разом. Как только кот оказывался в руках хозяев, он вырывался и снова цеплялся за нижнюю часть дивана.

Позднее, кроме рычания и лая, Банджо всё-таки научился воспроизводить обычные человеческие слова. Когда Даша поступила в фармацевтический колледж, она по привычке, которая осталась у неё со школы, заучивала названия лекарств вслух. Сообразительный говорящий попугай освоил эти названия очень быстро. И когда в доме появлялись гости, охотно демонстрировал изумленной публике знания фармацевтики.

Правда, когда засидевшиеся гости, по его мнению, начинали сильно шуметь, он пользовался старыми, когда-то полученными у других хозяев навыками — и тогда рычание и лай раздавались по всей квартире. Гости потихонечку смолкали, а потом начинали прощаться.

А как же Барон? Барона перевезли жить на дачу, которая была далеко от дома, где теперь жил Банджо. Правда, Александр Григорьевич обратил внимание на то, что кот и там не изменил своим аристократическим манерам. Заходя в дом, пушистый зверь принимался топтаться лапками по лежащему у входа половичку. И это так было похоже на то, что он пытается вытереть после прогулки лапы, не желая приносить домой грязь, что Александр Григорьевич невольно улыбался, глядя на эти проявления чистоплотности.

А появившиеся весной у соседской кошки рыжие котята не оставили никаких сомнений в том, что помимо того, что Барон был аристократичен, как мужчина, он всё ещё оставался на высоте.

Правда, это была уже совсем другая история.