Сегодня из Беларуси добраться в Самостийную можно одним путем: по воздуху. Земля, при закрытых границах, пока не «наша», не для путешественников.
Основательный «шмон» в аэропорту Минска, перелет Минск — Киев, всего 50 минут, только взлетели — и уже садимся. Быстрая проверка украинских погранцов и таможенников (украинцы всегда были менее дотошными, чем белорусы) — и вот я снова там, где был тысячу раз, где остался кусочек меня, молодого и наивного, мои «бесплодные места, где был я сердцем молод»…
Дорога из аэропорта приятная, ровная, обочины все в тополях и каких-то по-особенному белых березах — не отличишь от Минска, разве что чуть-чуть поразмашистее, «поершистее». И ровный ход пригородного шаттла, и гладкая, совсем не украинская дорога — и я начал уже думать, как все изменилось, что и нет моего привычного, разухабистого, раздолбайского Киева. Ан, нет, оказалось, все на месте.
При «подлете» к Киеву показались и старенькие, знакомые с детства советские высотки, и новые «хмарочесы-человейники» в тридцать этажей, в которых непонятно, как жить, если ты человек, а не муравей, не пчела в улье, на головах друг у друга, среди стекла и бетона… И гладкая дорога привычно поменялась на пригородные ухабы. Уф, все на месте…
В этот раз я решил «попановать» и снял номер в отеле «Украина», в самом центре, с видом на Крещатик.
Вечер был теплым, над Крещатиком висел молодой месяц, в воздухе пахло сиренью, и казалось, счастье — вот оно, совсем близко, совсем рядом…
Небольшая очередь из каких-то то ли хорватов, то ли черногорцев, непривычная в Украине любезность администратора с ее «Извините за ожидание», моя девичья память (а гривен-то рассчитаться у меня и нет) — депозит, и вот я уже в номере.
Большой, с высокими потолками номер с простой мебелью и пурпурными шторами под трехметровые потолки и эксклюзивный вид на Майдан, Крещатик, молодой украинский месяц, обещающий хорошую погоду и обязательное счастье впереди.
Сбылась мечта идиота: вот я снова там, где был год тому, где был два, где буду снова и снова…
После душа я залпом проглотил бутылку местной холодной «Оболони» (пиво) и приступил к ужину, который заблаговременно купил в «Пузатой хате», местном Макдональдсе не уличной, а домашней еды в Украине.
К борщу, вареникам с жареной цибулей и сметаной и гречке с грибами и котлете по-киевски. Но выяснилось, что в номере нет приборов. Тогда я вспомнил свое азиатское прошлое, и… съел вареники, гречку и даже борщ руками. Ну, едят же узбеки плов руками, свое национальное блюдо, чтобы пищу чувствовать не только языком.
Я кощунственно ел украинский борщ пальцами, запивая юшкой из бурячного бульона и сметаны, закидывал в рот вареники и заедал гречкой с котлетой, и был совершенно счастлив.
Через полчаса я уже беспокойно спал под пчелиное гудение непрекращающегося трафика на Крещатике и чье-то зычное похрапывание через стенку…
На следующий день я проснулся около шести утра, с трудом понимая, где я нахожусь. Было воскресенье. В окно вовсю лился утренний густой свет нового майского дня, слышался тонкий писк ранних ласточек, гонявшихся в воздухе за своим завтраком, шуршал упрямой змеей непрекращающийся трафик на Крещатике.
Интересно, но у меня никогда не получается прочувствовать момент, в котором я сейчас нахожусь. Такое чувство, что мозг постоянно запаздывает, переваривая и усваивая информацию, которая доходит до сознания с явным опозданием. И момент счастья наступает только тогда, когда ярким файлом воспоминание ложится в серый архив памяти.
В тот день мне надо было быстро сделать несколько важных дел, вроде подключения к местному мобильному интернету и покупки ремня под внезапно спадающие новые брюки, и дальше я был свободен как ветер — бродить по Крещатику, взбираться на Владимирскую горку и шпацировать неторопливо по Подолу.
В местном отделении связи я на удивление быстро и без проблем подключился к местной мобильной связи, основательно позавтракал в «Пузатой хате» поблизости и под не по-весеннему, а вполне по-летнему пригревающим солнцем отправился на все четыре киевские стороны.
Был без преувеличения изумительный весенний день, обещавший стать даже уникальным, запоминающимся надолго.
На широких холмах Днепра по-королевски цвели белые и розовые каштаны. Разросшиеся кусты сирени щедро источали в воздух прекраснейшее благовоние, пьянящее и кружившее уставшую голову. В парке у Владимирской горки, в лучах щедрого воскресного солнца, гуляли толпы праздных киевлян и гостей столицы, сам цвет, как где-нибудь возле Эйфелевой башни в Париже или одном из нью-йоркских парков. Только еще лучше…
Я прошелся мимо и спустился вниз по одному из полупустых спусков, немного устав от толпы. Вышел на какую-то трассу и вскоре очутился на набережной возле речного порта.
Жажда погнала меня в ближайшее кафе с каким-то французским названием. Я купил там бутылку дорогой воды, зашел в уборную, выложенную испанскими изразцами и новомодной плиткой над сияющими на свету латунными кранами, посидел за столиком, где мне предложили сделать заказ по QR-коду, модной нынче теме у модных людей, и побрел дальше. Мимо церкви Св. Андрея на воде, каких-то старых-престарых зданий и полуразвалившихся фабричных труб в стиле дореволюционной эклектики, которые я видел в одном из своих снов…
Это интересно, но я видел эту картинку во сне, я четко об этом знал и почему-то не удивлялся.
Ближе к вечеру, выдохшийся и обожженный солнцем, намотав в этой прогулке по городу 25 тысяч шагов на склонах Днепра и модных киевских тропах, я вернулся в свой прибранный номер, даже без сил спуститься в «Пузатую хату» на ужин.
Вечерний Крещатик оживал, зажигаясь вечерними огнями, наполняясь вечерней жизнью, как оживают центры многих больших городов, привлекая в себя бабочек и мотыльков в человеческом обличье.
И в этот раз мне было безумно приятно наблюдать за этой «центральной» жизнью со стороны, сверху, из своего окна на одиннадцатом этаже, уже не торопясь окунуться в эту феерию столичного разгула и тщеславия.
Счастливый…
Сейчас Гегель считается одним из величайших умов человечества. А что его не понимают - так гениев всегда не понимают. А выходит, при...