Как не умереть с голоду на бескрайних колхозных полях?

Мне в этом отношении, можно сказать, повезло. Или не повезло. Не знаю, сравнивать не с чем. «На картошке» я не работал. Наверное, хватило той, что у деда с бабулей росла на огороде. Десять соток. Солидный такой «кусочек». Пока выкопаешь, выберешь, просушишь, отсортируешь (зверью, на еду, семенная), ссыплешь на хранение в погреб… Какие там семь потов?! Тут и куда больше сойдет!

Так или иначе, но «на картошке» я не работал. На первом курсе нас посылали в совхоз «Щеглово» (Всеволожского района Ленинградской области) на уборку черноплодной рябины. Но там на День работника леса (если кто забыл или не знает — третье воскресенье сентября) произошел довольно серьезный инцидент с местными, которые, обидевшись, что их не пригласили на студенческий праздник жизни, порезали двоих парней из наших.

Видимо, опасаясь, что у этого инцидента может быть логическое продолжение, деканатское начальство больше в «Щеглово» нас не посылало, со второго курса перебросив на уборку моркови в Парголово (Выборгский район Ленинградской области).

Да, на парголовских полях было куда как неуютнее, чем на щегловских. В «Щеглово» — черноплодная рябина. А значит — кусты. И в их зарослях тихо, уютно, какие бы непогодные страсти не бушевали за пределами рябиновых посадок. А парголовские морковные поля открыты всем балтийским ветрам. И день вроде бы относительно теплый, солнечный, но… Ветерок-то… Прохладный! И на открытом морковном поле никуда от него не спрячешься!

К обеду так замерзнешь, что зубы сами собой начинают выбивать что-то типа фламенко, как те кастаньеты. Только совсем не веселое. Испанцам-то хорошо. У них тепло, даже жарко. Поэтому днем у них — сиеста, о которой на наших морковных полях никто и не слыхивал.

Нет, так-то перерыв на обед был. И нам даже молоко привозили. В бидонах, холодное. И батоны — один на двоих. Только никто обычно не обедал. Передовики время терять не хотели: быстрее дневную норму выполнить и в общагу, общагу, общагу! Уж там-то на газовой плите и чего горяченького можно разогреть.

Ну, а я не обедал, так как после холодного молока пальцы настолько дубели, что переставали гнуться. Нож сам из рук выпадал. И сил его удержать после этого молока… Ну, никаких не было! И так крайне низкая производительность после обеда стремительно падала до нулевой отметки…

Но! Мы уже на втором курсе учились. А потому успели физику сдать и третий закон термодинамики знали так, что — от зубов! А что он гласит? Ну-ну, вспомнили? Там про сообщающиеся сосуды. Если отсюда столько-то вытекло, то вот сюда… Столько же натекло. И, соответственно… Безвыходных ситуаций не бывает!

Если мы в колхозе работаем — значит, поселок должен быть. Колхозникам-то жить где-то надо? А если они живут под крышей, значит… На голову им ничего не капает и в помещениях тепло. Значит… Не книжки же они в теплых сухих помещениях читают? Для этого вон — читальный зал, про который мы с Витей уже хорошо знали.

Ну, в общем, где взрослые, там и детки. А если детки — им где-то учиться надо. Вот я на следующий обед и спрашиваю бригадира, что молоко с батонами нам привез:

— А школа у вас в поселке есть?

— Есть, как не быть?!

— И где? Далеко отсюда?

— Да нет. Во-он, за теми домами. Максимум пять минут неспешным шагом.

— У нас обед?

— Обед.

— А батон есть и молоко пить обязательно на морковном поле?

— Да нет, конечно.

— Ну тогда мы пойдем с Витей, пройдемся с батоном по поселку. Посмотрим, что у вас за школа. Обед же, как и положено по Кодексу законов о труде, час?

— Да-да, конечно.

— Ну, тогда мы пошли. Через час будем. Может быть. Вить… А ты что задумался? Пошли. Встали с пустых морковных ящиков и пошли. Вон, в ту сторону, куда бригадир рукой махнул.

Встали. Пошли. И точно, может, и не через пять минут, но довольно быстро… Смотрим — стандартное двухэтажное здание из белого силикатного кирпича. И к бабкам поселковым ходить не надо. Без них понятно — школа. Заходим, перед крылечком подошвы сапог о какую-то железку почистив. Никакой тебе вахты, охранников с дубинками, турникетов. Какие нафигсон охранники, турникеты, дубинки?! Школа. Тут разумное, доброе и вечное сеют.

Зашли. Дальше идем на запах. Хотя и без него понятно: столовая где-то тут, рядом, на первом этаже. Да вот она!

На раздаче, как обычно, молодые девчонки. Не иначе только-только, этой весной, поварские школы позаканчивали.

— Девчонки… Как тут у вас насчет… Даже не поесть. Пожрать бы чего! У вас что сегодня из съедобного? А несъедобного? Сапожные подошвы в луковом соусе… Есть? Нет?! Ну, как же вы так?! А наверное, считаетесь уважаемым заведением… В соцсоревновании по итогам прошлого года победили? А вот в луковом соусе — нет. Безобразие просто какое-то бесформенное! Ладно, несите, что там у вас есть. И гарнира… Гарнира — побольше. Чтобы с горкой был. Нет, Монбланов ихних нам не надо. Вы же помните советскую классику: «Чужой земли нам не нужно ни пяди!» Пусть они подавятся своими Монбланами! Но если горки гарнира наш Казбек будут чем-то напоминать… Очень даже! Что?! И первое есть? А компот? Вот и его — тоже. Несите. И за хлеб! За хлеб — не забудьте. Шесть толстых кусочков — каждому!

Если честно, я даже не помню, во что нам тот знатный обед обошелся. Полтинник на двоих? Или копеек по тридцать с каждого?.. Не больше! И те с нас взять забыли.

Девчонкам так приятно было смотреть на людей, которые… Едят! Пионеры, они же только и умеют, что булочками бросаться. А тут… Пришли и… Едят! Чудо-то какое, до сей поры никем из столовских не виданное. А им же приятно. А то они думали, что готовят невкусно, раз пионеры не едят. А оказывается, очень даже вкусно!

И когда напоследок, рассовав по карманам две нарезанные на куски буханки белого хлеба… Там, мол, в полях. Народ работает. Товарищи наши. Холодные. Голодные. А норму надо выполнять. А норма с утра и до заката. Знаете же, какие у вас морковные поля…

— Ой, знаем, знаем. Не к ночи будь они помянуты.

И уже на выходе из столовой, обернувшись, я все-таки решился. И задал девчонкам тот самый вопрос, который, не знаю, как Витю, а меня уже после гарнира беспокоить стал:

— Девчонки… А если…

— Что, если?! Да уж говори, не тяни резину! Ну, чего замолчал?

— Девки… А если завтра… Если завтра мы не одни придем. Накормите?..

— Ой, студенты… Да приходите! Хоть всем институтом.

— У нас не институт. Выше берите. Академия!

— Ой, да те же самые яйца, только сбоку! Всех своих академиков приводите. Накормим! Только с двенадцати до часу не приходите. У нас большой обед. Пионеров кормим. А они — булочками кидаются. Ну, а нам… булочек жалко. Мы им уже списанные, зачерствевшие даем. Не приведи Господь, попадет какая из них вам по голове… Пионерами станете. Никакой дальше учебы у вас не будет. Какая учеба с дыркой в башке?.. В общем, поняли? Или до двенадцати, чтобы поесть успели. Или после часа приходите.

Ну, а дальше — картина маслом. Илья Репин, «Не ждали». Не ждали на морковном поле нашего с Витей возвращения. А мы — вот, нарисовались, нежданно-негаданно:

Самолет летит,
Колеса стерлис-ся.
Вы не ждали нас,
А мы приперлис-ся…

Сытые и довольные. Аж щеки лоснятся. И без слов все понятно.

Ну, наши девчонки как-то тактично промолчали. Или не за то просто подумали?! А пацаны сразу: «Где были?» Я им все и рассказал без утайки. Витька же — сибиряк. Молчун. Из него иной раз и клещами не вытянуть. Вот мне и пришлось… Как обычно! За двоих отдуваться.

В общем, назавтра… Не только мы с Витей в ту школу пошли. Всем, кто за нами в колонну по двое встал, я дорогу показал. До самого порога довел, дверь распахнул и пальцем в сторону раздачи ткнул: «Вот тут… Тут кормят!»

А уж девчонки столовские как обрадовались!

В общем, не бывает безвыходных. И в колхозе — жить можно. Особенно, если гарнира — с горкой. И подливой — сверху. Да! И компот. Компот — обязательно!