Лицемерие: как выживать в коллективе?

Татьяна Анатольна, экономист третьего разряда, красила ресницы и заодно брови с губами, дабы отправиться в путь-дорогу во всей красе.

Валентина Иосифовна, экономист второго разряда, допивала свой чай с конфетами, принесенными одним из клиентов, и одновременно спорила с Алевтиной Ивановной, юристом, о том, как надо готовить кутью — с изюмом или без, на скорое Рождество.

Ольга Санна, начальник отдела сбыта, но еще не меньше такая же домашняя женщина, обсуждала что-то с мужем по рабочему «мобильнику», энергично то входя, то выходя из кабинета в женском запале и порыве чувств — тех самых, которые нередко возникают, как искры из петарды, когда жены говорят со своими мужьями.

Примерно через полчаса, когда ресницы и брови Татьяны Анатольны, а заодно и рот, были почти докрашены, а чай и конфеты Валентины Иосифовны почти допиты и доедены, а Ольга Санна, наконец закончила свой долгий монолог под видом диалога со своим супругом, Егорушка, новенький специалист по маркетингу в отделе сбыта, которому нужно было срочно позвонить какому-то там заказчику, совершенно необдуманно и крайне, как потом выявилось, опрометчиво, выдал:

— Ольга Санна, вы уже закончили обсуждать личные дела? Мне нужен телефон.

И тут… что тут началось, в этом бабьем царстве, в этом осином гнезде, в которое словно случайно влетел шмель и своими мохнатыми лапками растревожил весь осиный статус кво.

— Что значит личные дела?! Что значит закончила?! — по-осиному зелено-желтые глаза Ольги Санны метали громы и молнии.

Громы и молнии, которые она, казалось, не до конца дометала в своего супружника, и теперь ей предоставилась новая возможность закончить начатое уже на другом экспонате.

— Что ты такое говоришь, Егор?! — рука Татьяны Анатольны перестала красить, а руки, одна с чашкой чая, другая с надкушенной шоколадной конфетой Валентины Иосифовны отнялись на полпути, так и не прибыв в пункт назначения.

— Да-а-а… — лишь прошептала Алевтина Иванна, глядя то ли с укоризной, то ли с любопытством на неопытного Егорку.

Впрочем, до конца рабочего дня оставалось не больше десяти минут, и поэтому все дамы отвлеклись от своей глубокой укоризны и намечающегося воспитания и принялись: кто напяливать песцовую шубку, подаренную мужем-главным инженером другого «крупнейшего предприятия», как у Татьяны Анатольны, а кто просто нейлоновую куртку, как у Алевтины Иванны, у которой мужа не было и некому было ее побаловать песцовой шубкой или хотя бы разговором о личном и задушевном по рабочему «мобильнику».

Егор вышел за всеми, чувствуя некоторую неловкость за потревоженное спокойствие перед концом рабочего дня и про себя вопрошая, что не так он сказал.

Надо заметить, что в силу неопытности и душевной зелености, у Егора то и дело случались подобные faux pas: он еще не привык говорить не то, что видел, а то, что от него ждало окружение, и то и дело оказывался в неловких ситуациях.

И вот, в очередной раз, он сел в лужу. Большую общественную лужу.

До автобусной остановки все шли вместе, и так как времени было предостаточно, то наши сотрудницы-осы принялись снова выпускать свои жала, совершая, как им казалось, доброе дело в своем наставничестве и образовательной деятельности молодых поколений.

— Понимаешь, Егор, не обо всем надо говорить вслух, — наставляла с видом опытной учительницы Татьяна Анатольна.

— Я вообще не пойму, как ты мог при всех сказать, что я обсуждаю личные дела! — Ольга Санна была куда более прямолинейна, в отличие от Татьяны Анатольны, совершенно не увлеченная ролью опытной наставницы.

— Но ведь все и так слышали… — робко парировал непутевый шмель-Егорка.

— Ну и что?! — почти вопила на пол-улицы экспрессивная Ольга Санна. — Все видят много чего, но не обо всем надо говорить вслух!

— Да, Егор. Пойми, на свете много вещей, которые люди делают, но о них не говорят. Ты можешь, например, изменять своей жене и иметь любовницу. Но нельзя об этом говорить, — Татьяна Анатольна на минуту задумалась о чем-то своем, ее воспитательный пыл спал на какое-то мгновенье.

Ее почти передернуло, по всей видимости, от каких-то своих личных воспоминаний, своих опытов, на лице отобразилось выражение отвращения и ненависти одновременно, но она быстро взяла себя в руки.

— Можешь с работы уйти пораньше или даже воспользоваться рабочим инвентарем в своих целях, если, конечно, умеешь, — Татьяна Анатольна хитро подмигнула. — Вон у нас Игорь Саныч заводской грузовик — вьють… туда… сюда… — понимаешь, да? Но ведь никто об этом вслух не говорит.

— Вы об этом вчера полдня говорили, и все участвовали.

— Это другое. Это не для посторонних ушей. Это ведь «для внутреннего пользования».

— Ну так и я «для внутреннего». Я ведь не пошел по заводу трубить, что Ольга Санна постоянно обсуждает личные дела по офисному телефону.

— Что значит «постоянно»?! — было успокоившаяся Ольга Санна снова вытащила свое возмущенное жало на новые вводные. — Что значит «личные»?

— Короче, Егор, не обо всем надо говорить вслух. Надо уметь быть умнее — помалкивать.

— Да, я помню, как Ольга Санна напечатала на листе А4 «Молчи — будь умным» и повесила у нас над принтером. Только, по мне, не такой это и ум. А социальная мимикрия. Лицемерие…

Слово «мимикрия» было не очень понятным, а вот слово «лицемерие» задело с новой силой. Всколыхнуло все нерастраченное женское чувство справедливости и несправедливости, любви и ненависти коллектива отдела сбыта «одного самого крупного предприятия».

Коллектив расстался на остановке. Дамы остались ждать автобуса, громко и вслух обсуждая непозволительное поведение молодого нового сотрудника. А Егор свернул в свою сторону, думая про себя, какие странные люди на этом заводе, делающие одно, а притворяющиеся, что в реальности все совсем иначе.

«Наверное, им так жить легче»…