Каллистефус. Как улыбается осень?

 — Мсье Кассини! Ах, Анри, ну нельзя же так! Видел бы вас сейчас ваш батюшка. Хорошо, что он живет не с нами. Стыдно!

На столе, положив голову на руки, спал невысокий, седоватый человек. В кабинете стоял густой кислый запах цветов, химикатов, земли и спертого воздуха. Казалось, что старинные портреты на стенах, и те недовольно наморщили носы.

Служанка распахнула окно. Сырой осенний воздух ворвался в комнату.

 — Марта, спасибо. Я, кажется, нечаянно задремал.

 — Нечаянно! Он считает, что это нечаянно. Ах, мсье Анри, вы уж простите старуху, но я вынянчила вас. Как же я на том свете посмотрю в глаза вашей матушке, упокой, Господи, ее душу? Она скажет мне и будет права: «Марта, я поручила твоим заботам своего сына, потому что ты знаешь его с пеленок. И так-то ты платишь мне за доверие?» Вот что она скажет мне, мсье Кассини, и я сгорю на том свете от стыда!

Марта смахнула слезу и поставила чашечку на стол.

 — И я поклялась исполнять ее волю, мир ее праху. До самой той поры, пока вы не соизволите жениться. Да! А вы об этом, смотрю, даже не задумываетесь. Посмотрите, до чего вы себя довели! Это грех, большой грех, мсье Кассини!

 — Марта, успокойся. Обещаю тебе, это больше не повторится. Я работал.

Служанка с достоинством расправила оборки фартука.

 — Монсеньор, вы, конечно, можете говорить все, что угодно. Но я выросла в вашем доме, моя мать служила еще вашему деду, а я вашему батюшке, а все они были астрономами. И мне кое-что известно об их работе. Конечно, бывало так, что они засиживались по ночам и смотрели в эти трубки на звезды. Сколько раз мне приходилось перетирать в них стекла. Но никогда ни один астроном Кассини — ни ваш отец, ни дед, ни прадед — не позволял себе заснуть за рабочим столом или пропустить время обеда. Звезды звездами, они никуда не убегут, а должен быть порядок! В обед — суп и жаркое, ночью — крахмальное белье! И так должно быть всегда!

 — Ах, Марта, что бы я без тебя делал?! — Кассини смеялся от всей души.

 — Смейтесь, смейтесь, мсье Анри. А вам скажу, право, грех смеяться над старухой, которая вас еще младенцем помнит!

 — Ну, прости, родная, больше не буду!

 — Анри, мальчик мой! Ведь вы же ученый, такой же астроном как ваши предки. Чего же вы еще хотите? Вы уже не так молоды. Что вы возитесь с этими цветами? Если бы вы их дарили кому-то или хотя бы гадали на них про любовь, я была бы рада. Но вы только подрезаете их, перекапываете, рассматриваете в трубу как звезды.

 — Марта, подожди! Не говори того, что не знаешь. Посмотри на эти цветы, — Кассини поднес к окну встрепанный голубоватый цветок с желтой серединкой. — Посмотри, его лепестки похожи на звездные лучи.

Марта искоса посмотрела на хозяина и вздохнула:

 — Не знаю, мсье Анри. По мне, так фиалки и розы лучше. А еще лучше малыши в доме. Глазки у них ярче всяких звезд сияют. Простите меня, а я каждую ночь молю Святую Деву подарить мне последнюю радость и понянчить ваших деточек.

Кассини отвернулся.

 — Хорошо, Марта. Я, пожалуй, пройдусь.

Служанка поправила седую буклю и осторожно вышла из комнаты. Кассини поглядел ей вслед и впервые заметил, как отяжелела ее походка, старчески выгнулись плечи.

 — Что приготовить к обеду, мсье Кассини? — окликнула служанка.

Ученому стало жаль ее.

 — Что угодно, Марта. Ты же знаешь, что я безумно люблю твою стряпню.

 — Ладно уж, — проворчала служанка, и щеки ее порозовели. — Возьмите зонт. Будет дождь. У меня ломит спину.

 — Ах, Марта, если бы семейная традиция не обязала меня стать астрономом, я бы обязательно стал предсказывать погоду по твоей спине.

 — Вы все шутите, мсье Анри. Надеюсь, Святая Дева сжалится над нами и пошлет вам немного здравого смысла.

 — Я тоже сильно на это рассчитываю, Марта. Жди к обеду.

Кассини накинул плащ и вышел на улицу.

Стояли замечательные дни ранней осени, когда воздух, словно мягкими ладонями прижимался к лицу и приятно холодил его. От влажной мощеной мостовой, палых листьев поднимался белесый пар, и от этого предметы, дома и даже Сена казались необыкновенно легкими, будто нарочно вырезанными из куска старинных брюссельских кружев.

Кассини спустился к реке. Сена глухо билась в камни набережной. Цвет воды был нежно-серый, без летней синевы, но еще без металлического оттенка, который обещает скорую зиму.

У Кассини вдруг сильно застучало в висках. Бессонная ночь давала о себе знать.

«Так как все же добиться более глубокой окраски цветов? Ведь должен быть новый род. Я чувствую это», — думал он.

Уже много лет Анри Габриэль Кассини занимался селекцией и изучением растений. Это занятие оказалось ничуть не менее притягательным, чем наука о небесных телах, которой посвятили свою жизнь все представители достойного рода Кассини и которой он, Анри Габриэль, тоже отдал дань в юности.

«Марта, кажется, права, — усмехнулся ученый, потирая озябшие руки. — Мои славные предки, мягко говоря, не поняли бы меня. Наблюдать движение чистых звезд на небе куда благороднее, чем копаться в земле и высчитывать тычинки».

Кассини вспомнил фамильные портреты в потемневших резных рамах. Время стерло возрастные различия между ними, и теперь отец, дед и прадед на портретах казались близнецами в одинаковых напудренных париках. Только прапрадед, утонченный итальянец Джованни Кассини, родоначальник династии, отличался от них. Анри Габриэлю казалось, что он единственный, кто может его понять. Прапрадед тоже отправился за мечтой, навсегда связав жизнь и судьбу с астрономией и Францией.

 — Анри, — окликнули его. — Вот вы где!

Кассини обернулся. Возле него стояла тоненькая женщина в сиреневом плаще и вуали.

 — Ирен, — выдохнул он и почувствовал, как кровь медленно и тяжело ударяется о сердце. — Наконец-то.

Женщина улыбнулась. На дне ее темных глаз вспыхнули, отражаясь, рыжие веселые листья.

 — Я не видел вас уже целую вечность, Ирен, — проговорил Кассини. — Вы стали еще прелестнее.

Женщина негромко рассмеялась.

 — Так кто же в этом виноват? Вы заперлись у себя в кабинете, изучаете звезды, или эти ваши тычинки, и совсем забыли про меня.

 — Нет, что вы! — Кассини схватил ее маленькую твердую руку. — Я работал, Ирен, но ни на секунду не забывал о вас.

 — Неужели? — кокетливо протянула женщина. — Неужели известный ученый снизошел до меня, несчастной, и нашел мне место среди своих звездочек, пестиков и букашек? Ах, Анри, мне кажется, мы никогда не поженимся. Я состарюсь прежде, чем пойду под венец.

 — Ирен, дорогая, прошу вас, не говорите, не говорите так. Осталось совсем немного. Цветок, который я пытаюсь получить, будет необычным. Он будет таким же лучистым, как ваши глаза.

 — Вы еще скажите, что он будет излучать свет.

 — Вы не верите мне. Хорошо же. Слушайте. Астра — цветок необыкновенный. Ведь не зря же ее так назвали за сходство со звездой. Ее лепестки настолько узкие, что только слепой не заметит в них звездных лучей. Семена ее сто лет назад привез из Китая некий аббат Инкервиль, — продолжал Кассини сбивчиво, — отдал придворному ботанику и тот вырастил в Трианоне целое поле этих цветов. Их потом назвали королевами маргариток за желтый кружок в середине.

 — Анри, это, конечно, очень интересно, но я была бы рада и простым фиалкам, лишь бы они украшали мое свадебное платье.

 — Ирен, ваше платье будет украшено астрами! Оно будет звездным, ваше платье, потому что у сорта, который я получу, не будет желтой середины и мелких лепестков. Этот цветок будет крупный и яркий, как самые красивые звезды. Подождите еще немного. Марта тоже ждет не дождется, когда сможет подать к нашему свадебному столу свою знаменитую утку с яблоками.

 — Анри, по-моему, все ждут не дождутся нашей свадьбы, только не вы.

Женщина поправила вуаль и быстро пошла вдоль набережной. Кассини догнал ее, что-то говорил, но она только зябко поводила плечами и прятала руки в складки плаща.

«Я получу этот цветок, во что бы то ни стало, — думал Кассини по дороге домой. — Ирен любит меня, она подождет, осталось совсем немного».

Прошло три месяца. Ледяная крупа, не переставая, сыпала с высокого угрюмого неба. Казалось, дома, река и статуи в парках съежились и покрылись гусиной кожей. Прачки в теплых платках снимали с веревок задубевшее белье и долго дули на посиневшие ладони. В Париж медленно, но верно вступала зима.

Кассини с головой ушел в работу. Марта в щелочку со страхом наблюдала за исхудавшим ученым. Лицо Кассини стало серым, под глазами давно не сходили темные круги, а рот, и без того узкий, напоминал лезвие ножа. Кассини до боли сжимал губы, когда погибал очередной цветок.

Он почти не виделся с Ирен. Только слал с Мартой короткие записки: «Люблю. Осталось совсем немного. Непременно поженимся к весне». Марта вздыхала, прятала записки в карман фартука и покачивала головой.

Ирен писала так же, как говорила. Кассини пробегал взглядом душистые листки бумаги, и перед ним будто возникали две Ирен. Одна — живая, теплая с маленькими твердыми руками и нежным ярким ртом. Другая — словно окутанная кружевным туманом Сены, неверным ее дыханием. Какая из них была Ирен настоящая, Кассини не знал, но чувствовал, что сердце болезненно приросло к обеим. Он гнал мысль о ней и вновь устремлялся к пробиркам и горшкам, микроскопам и лупам.

Кассини не запомнил день, когда однажды в цветочном горшке, среди тонких листьев, он разглядел сморщенный кулачок бутона. Что-то несильно толкнуло его в грудь и медленно поднялось к вискам.

«Вот, наконец-то, — понял он. — Свершилось».

Кассини напрочь потерял покой. Марта боялась даже говорить, лишь молча ставила поднос с едой на стол и быстро выходила, опустив голову. Однажды она все же спросила:

 — Мсье Анри, а какой он будет?

 — Не знаю, Марта, мне бы хотелось, чтобы у него был красивый цвет.

 — Как у звезды? — усмехнулась служанка.

 — Да.

Через неделю бутон разжался и из него появились темно-голубые лепестки, похожие на маленькие острые стрелы.

 — Цветок-звезда, — прошептал Кассини. — Астра прекрасная.

 — Мне кажется, мсье Анри, он даже светится, — восхищенно проговорила служанка.

 — Это должна видеть Ирен. Наконец-то мы дождались. Вызови мне экипаж, Марта. Я еду к ней.

 — Мсье Кассини, — запнулась служанка.

 — Что, Марта?

 — Вы не знаете. Ирен вышла замуж неделю назад и уехала с мужем в Италию. Хотите знать за кого?

 — Нет, — тихо ответил ученый.

Служанка, помедлив, вытащила из нагрудного кармашка потертый листок бумаги. От него слабо пахло духами Ирен.

«Я не обманывала, я ждала вас, — читал Кассини убористые строки. — Но зачем вам то, чем вы не будете дорожить? Вы всегда любили цветы и звезды, Анри. А я всего лишь женщина, живая женщина. Мне нет места среди них. Простите меня, я любила вас как умела. И прощайте».

Марта с тревогой смотрела на ученого. Потом осторожно тронула его за рукав.

 — Мсье Анри, может, хотите чего-нибудь?

 — Да. Открой окно, Марта, и принеси, пожалуйста, кофе.

Служанка засеменила, на ходу осеняя себя крестным знамением. Когда она вновь вошла, Кассини стоял у открытого окна. В него одиноко и уверенно светила звезда. Ее лучи насмешливо подмигивали цветку на столе, и тот горделиво расправлял острые голубые лепестки.

 — Мсье Анри, он прекрасен, — прошептала служанка. — Будь я на месте ваших ученых, я назвала бы эту астру вашим именем. Вы отдали ей все и остались один.

 — Нет, Марта. Каждому — свое. Ирен права. Она была звездой, веселой и яркой. С этой звезды случайно упала пылинка и попала мне в руки, а я вырастил из этой пылинки цветок. Вот и все. Ну что ты опять плачешь?

 — Простите меня, мсье Анри, я так надеялась…

Кассини медленно глотнул морозный воздух. Лепестки астры чуть дрогнули, будто она перешептывалась с небесной тезкой, и та довольно мигала ей в ответ.

* * *
Доподлинно неизвестно, так ли был открыт новый род астр. Но может быть, в нашем мире чуть прибавилось счастья, оттого что жил в нем когда-то астроном и биолог Александр Анри Габриэль Кассини, последний из рода астрономов Кассини и первый, подаривший нам тонкую улыбку осени — астру каллистефус, астру прекрасную.