Можно ли повлиять на судьбу?

Говорить и вспоминать, и оказалось, что не так и веселы воспоминания: часть ребят уже ушли из жизни, а многие — на инвалидности. Группа наша, практически единственная в Союзе, готовила инженеров-физиков для эксплуатации ядерных реакторов РБМК. Тех самых, обычно впоследствии называемых реакторами «чернобыльского типа».

Когда грянул Чернобыль, Минсредмаш с военкоматами быстро «прочесали» все атомные станции в поисках специалистов. Васин проговорил в конце встречи: «Так что считай, что повезло нам с тобой!» Сам он тогда «отмазался» благодаря покровительству тестя, высокопоставленного сотрудника Минсредмаша, ныне Минатома, а мне, выходит, повезло ещё раньше — отчисленному из института «за пропуски занятий без уважительных причин и нарушение правил проживания в общежитии».

Вот и думай теперь — что больше влияет на судьбу… А если бы я вёл добропорядочный образ жизни в студенческом возрасте, как бы это на ней отразилось? И что такое — воля случая?

Поневоле задумаешься. Да и раньше приходилось задумываться…

Шёл как-то с работы по улице Доватора, у второго выхода из метро «Спортивная». Жара! Дай, думаю, кваса попью из бочки на углу, тем более что и народу совсем нет, одна продавщица сидит, скучает под навесом от солнца.

Перешёл улицу, достал сигарету, прикурил от зажигалки и только-только занёс ногу над бордюром, намереваясь ступить на тротуар, как вдруг — визг тормозов… Грохот… Звон и крики… К бочке сбоку, в том месте, где должен был стоять я, наслаждаясь свежестью и прохладой кваса, прямо как бык-производитель, пристроился грузовик, вздыбился на неё и беспомощно вращал передними колёсами, повисшими в воздухе.

До бочки оставалось каких-то метров пять-шесть, поэтому я сначала преодолел их в несколько прыжков, чтобы вытащить одним из первых живую, но насмерть перепуганную продавщицу из-под рухнувшего прилавка, а потом уже осознал всю эту короткую, но спасительную цепочку действий: «Остановка — сигарета из пачки — прикуривание…»

Это и был мой выигрыш во времени, позволивший опоздать в преодолении злосчастных метров. Долго думал потом, курение — это вред или всё же благо…

И кто вообще руководит этими процессами? Кто подсказывает и с какого плеча? Тот, кто должен сидеть на правом, или тот, что слева?

А то ведь бывают вообще запредельные случаи…

Пришлось относительно недавно хоронить дальнюю родственницу — двоюродную тётю, Елизавету Федоровну Шушунову. Собрались соседи, знакомые и близкие покойной, но в основном это были пожилые женщины и откровенные старушки. Гроб с телом тёти Лизы предстояло нести нам — четверым мужчинам, включая её сына — Юрку Шушунова. Пятый мужчина, Гена, хоть и был в наличии, но единодушно был определен только «на подмену», т.к. сразу же «достал» всех своей болтовнёй — не утихающими ни на минуту рассказами о своей ранее беспутной жизни, и о своем теперешнем — правильном, трезвом и безгрешном существовании.

Ехать от Строгино до Домодедовского кладбища надо было часа два, в душном автобусе-катафалке, и всё по жуткой жаре, под постоянную болтовню Гены. Многочисленные старушки послушно кивали головами, поддакивали, хвалили его, а каково было нам — в автобусе, а потом и во время отпевания в душной часовне, да и после, пробираясь с тяжким грузом под палящим солнцем по узким тропинкам, среди крестов и оград кладбища. Гена не умолкал, под вынужденно-одобрительное поддакивание старушек. Достал, одним словом, уже всех…

На поминках всё тот же Гена был в ударе — в центре внимания, упиваясь всеобщим одобрительным пониманием и поддержкой, он снова и снова рассказывал каждой по отдельности историю своего просветления и духовного исцеления.

По непонятным причинам, непрерывно похлопывая себя по плечам и прочим частям своего совсем не богатырского тела, Гена повторял, как мантру, что он очень доволен своим возрождением и только теперь почувствовал вкус жизни. Пить он, естественно, не пил, даже за упокой души. Это было единственное, чем он нас, замаявшихся за этот жаркий день четверых мужиков, ничем не раздражал, даже наоборот.

Ушёл Гена с поминок самый первый, даже не ушел, а стремглав убежал, торопясь на работу, нагруженный сердобольными слушательницами баночками и узелочками со снедью с поминального стола.

Через пару дней, пытаясь узнать, не нуждается ли Юра в какой помощи я, позвонил ему, и вот что выяснилось.

Гена тогда еле-еле успел добежать до стройплощадки в Строгино, где он работал охранником. У подъёмного крана, разгружавшего грузовик, одна из многотонных панелей сорвалась с крюка и припечатала будку на въезде, вместе с находящимся там Геной…

Вот интересно — почему Ангел смолчал, когда Дьявол подзуживал Гену бегом бежать на работу, не опоздать ни в коем случае к моменту разгрузки плит? А может, Гена просто неосторожно смахнул своего Ангела-хранителя, когда отчаянно жестикулировал за поминальным столом? И уже не спросишь теперь, знал ли он древнюю восточную притчу…

А звучит она, примерно так…

Бухарский эмир отправил утром своего слугу, Саида, на базар, за покупками. Через очень короткое время слуга, с выпученными от страха глазами и пустыми руками, прибежал к эмиру и начал умолять его дать ему лошадь и отпустить тотчас же в Самарканд.

 — Что случилось, Саид? Почему ты трясешься от страха? Что с тобой произошло?

Слуга, заикаясь и подвывая от ужаса, поведал эмиру, что идя по бухарскому базару, увидел в торговых рядах Смерть. Она выглядела ровно так, как её описывают все легенды и сказания всех народов мира, поэтому он узнал её сразу.

Смерть его тоже увидела, одарила тяжелым взглядом своих потухших очей и погрозила костяшкой пальца…

Вне себя от страха, Саид бросился бежать назад во дворец к эмиру с одной лишь целью — упросить хозяина дать ему лошадь, чтобы ускакать на ней к родственникам, в Самарканд. Там он спрячется у них, и Смерть его не найдёт.

Эмиру не хотелось терять ценного работника, он дал Саиду лошадь, и тот поскакал в Самарканд.

Эмир был человеком неробкого десятка, да ему и интересно было всё, что происходило в его владениях, поэтому он отправился сам посмотреть — что же происходит на базаре в его родной Бухаре. Идёт по торговым рядам, смотрит — на самом деле, среди торговцев сидит Смерть.

Эмир преодолел естественную робость, подошел к ней и почтительно поинтересовался — чем же так разозлил и расстроил его слуга столь уважаемую госпожу, на что получил ответ Смерти:

 — Твоему слуге, Саиду, на роду написано быть зарезанным в уличной драке сегодня вечером в Самарканде. А я смотрю утром — он всё ещё в Бухаре!

…Вот тут-то поневоле и задумаешься, что обычно нами правит — воля случая или судьба?

А если судьба, то можно ли её изменить, исправить… «…но стремиться к этому надо!, — с интонациями Козьмы Пруткова подсказывает мне мой внутренний голос.

Вот откуда он только доносится — справа или слева, вот в чём вопрос? Погладил, по привычке, вывернутое уже давно правое плечо и, оглянувшись, чтобы никто не увидел, сплюнул через левое… Три раза.

На всякий случай, мало ли что!