Где фонарь и где та самая аптека? Записки бывшего МИДовца

В истории Москвы её, может, не было только при военном коммунизме, но при НЭПе сто процентов существовала. А уж от Сталина до Горбачёва она прямо стала визитной карточкой этого здания, не иначе. Аптека-то была дежурной, узнаваемой и посещаемой в любое время дня и ночи.

А вот что было внутри здания? Об этом можно было только догадываться, пока мне не пришлось лет тридцать назад столкнуться воочию, когда дом вывели из жилого фонда и передали как служебную площадь МИДу.

Хоть и сам я был тогда жителем коммуналки, но это интересное место не только удивило и ошарашило, но и несколько заинтриговало, озадачив.

Воронья слободка была ничто, по сравнению с этим обветшавшим Вавилоном, превращённым стараниями властей, коммунальщиков и жильцов в развалины времён Содома и Гоморры.

Что-то было здесь от дешевого балагана, как театральный реквизит смотрелись все эти убогие тонкие фанерные стенки, перегораживающие некогда обширные залы и гостиные. В стиле захватнических войн многие окна были поделены между жильцами — половина окна принадлежала одной комнате, другая половина — другой, хлипкая стенка проходила как раз посередине рамы.

Штучный дубовый паркет, фрагменты чугунного литья с лестницы, бронзу и натуральный камень ступеней и подоконников во многих местах уже благополучно выломали неутомимые искатели раритетов и любители старины.

От былого великолепия некогда богатого здания в самом центре одиноко и неприкаянно восседала только печь, при рождении украшенная голландскими бело-голубыми изразцами. Сейчас она смотрелась как оборванка, обманутая и брошенная залётными мужиками, сезонными работниками-шабашниками, после бурного деревенского загула.

«Платье» её было изодрано в клочья — большинство изразцов за многие годы так прикипело, приросло к телу, что выломать их уже никому не удалось. И только жалкие кусочки фаянса с некогда весёлыми сценками сельской пасторальной жизни пятнами, как оспины, выделялись на боках печи.

Расселение жильцов, к счастью, уже состоялось, поэтому требовалось только решить организационные вопросы по финансированию реконструкции здания и запустить сам процесс. Неожиданностей никаких не предвиделось, пока на одном из этапов согласований не обнаружилось, что этот дом — единственное место в Москве, связанное с именем Александра Блока.

Причём информация была путанная, не систематизированная. Даже подумалось: вот удивятся «питерские», когда узнают, что знаменитые строки «Ночь. Улица. Фонарь. Аптека…» написаны в Москве, а не у них — вот была бы интрига…

Оказалось, всё и проще, и приземлённее.

В этом доме жила семья декана физико-математического факультета МГУ Николая Бугаева, сын которого — Андрей, взял своим литературным псевдонимом фамилию Белый. Поэт, русский символист, соратник Бальмонта, Брюсова, Гиппиус, Мережковского…

И Александра Блока, с кем познакомился по переписке в 1903 году, а в следующем, 1904-м, они впервые встретились именно здесь, на Арбате.

Грелись у этой печи… Смотрели с этого балкона на беззвёздное московское небо… Читали стихи… Беседовали о поэзии, литературных кружках и предпочтениях… Делились мечтами и взглядами на жизнь…

Всё возможно… Что-то можно было только представлять себе, занимаясь изучением пребывания в начале XIX века Блока в этом здании с аптекой на первом этаже.

Проще и приземлённее всё оказалось ещё и потому, что дружба эта закончилась в итоге враждой между поэтами: Белый увлёкся супругой Блока, Любовью Менделеевой, о чём Блок с издёвкой и сарказмом написал впоследствии в своей пьесе «Балаганчик». А Белый после разрыва с Менделеевой бросил всё и уехал в 1905 году за границу.

Может, поэтому информация и была такой путаной, а интерьер внутренней части здания чем-то напоминал театральные подмостки?

Кто его знает, всё может быть на подсознательном уровне. Но вопросы-то как-то надо было решать, а не предаваться воспоминаниям — зданию необходима была реконструкция…

В те времена существовало Управление госконтроля использования памятников истории и культуры, с главой которого — Борисом Снастиным — произошел примерно такой разговор:

 — Ну что Белый? Его мало кто и знает, да и данных почти никаких нет. А вот Блок — это да, это величина. (Разговор происходил в советское время, тогда Блока по идеологическим причинам причисляли к революционным поэтам из-за его поэмы «Двенадцать».) Я бы подписал любое плановое задание, но… Блок — сам понимаешь! А что, трудно разве МИДу воссоздать интерьеры начала века и сделать на части второго этажа мемориальную квартиру Белого?

 — Да ради Бога, мы можем создать там обстановку начала века, но поймите, что Министерство — закрытое учреждение, в это помещение никто никогда посетителей не пустит, зачем же нам площади терять? Да и описания обстановки квартиры Белого нет нигде, ни в одном архиве. Где мы возьмём интерьеры?

Тут я говорил чистую правду. Доподлинно известно было, что Лев Толстой неоднократно бывал в гостях у Николая Бугаева, но подробности, связанные с этими визитами, в Центральном государственном архиве литературы и искусства напрочь отсутствовали.

 — Ну кто ж его знает, художников каких привлеките… Главное, вы создайте обстановку начала века хотя бы, а там — время покажет… Тем более что если никого туда не пустят, то там мемориальной квартиры и не будет никогда. Просто нас никто не поймёт — богатая организация провела реконструкцию такого здания, а мы «проспали»…

Самое интересное, что интерьеров начала века в то время мне быстро найти не удалось — ни в архивах УГАСКа, ни где бы то ни было. Пришлось что-то рисовать самому, обрекать в удобоваримую форму взялся знакомый архитектор из Моспроект-2, а фото для интерьеров и образцов мебели удалось выпросить у создаваемого тогда рядом филиала музея Пушкина.

И вот теперь, спустя тридцать лет, смотришь на это здание — сбоку отдельный вход, служивому мидовскому люду не только посетители мемориальной квартиры не мешают, но видно, даже и гости ресторана «Белый» не напрягают. Интересно, посетители хоть знают, что название заведения не в честь персонажа из «Бригады» взято?

Сам я там не был, но говорят, что столики у балкона и на самом балконе над вывеской «Аптека» — самые дорогие и престижные, там интерьеры и мебель начала века.

Ну-ну!