Чем опасен звездный хоровод? Монолог четвероклассника из 60-х годов

Тут же, немного попозже, конечно, появились частушки всякие и песни про космос, про то, как мы американцев в космосе обогнали и как они за нами теперь ни за что не угонятся. А то ведь раньше частушки были в основном только про «царицу полей», кукурузу. Правда к 62−63-му году это были чаще матерные частушки, такие же, как и анекдоты про Хрущёва и про кукурузу.

Но это он, скорее всего, сам был виноват. Хлеба-то действительно не было. Помню, как с вечера приходилось записываться в очереди, сразу после закрытия хлебного магазина, чтобы утром, исходя из количества «едоков», купить белый хлеб. Всей семьёй приходилось стоять.

А тут новая тема вместо надоевшей кукурузы появилась — космос. Ракеты, правда, в газетах и на плакатах рисовали опять же похожими исключительно на кукурузу. Но это объяснялось скорее не приверженностью художников к полюбившемуся образу «царицы полей», а секретностью. Настоящие картинки и фотографии космических ракет появились много позднее.

Поэты и композиторы тут же откликнулось песнями на полёт Ю. Гагарина, а затем Г. Титова, В. Быковского, В. Терешковой и прочих космонавтов.

А надо сказать, что частушки всякие особо ценились у нас в школе № 2 города Фрунзе потому, что учитель пения по прозвищу Кирпич сильно обожал данный вид народного творчества. Он и прозвище своё получил через это пристрастие.

В нашей школьной жизни всякие концерты художественной самодеятельности по праздникам и торжественным датам проходили под его аккомпанемент на аккордеоне. Кирпич для вдохновения обычно уединялся за кулисами перед концертом со своим приятелем, одноруким учителем труда, потерявшим руку от обморожения ещё в финскую войну. Третьим обычно был завхоз или кто-нибудь из физруков.

Как-то они сильно подзадержались за кулисами, да так, что кто-то из старшеклассников сумел вынуть аккордеон из футляра, положив туда пару кирпичей для веса.

Ведущая концерта объявила исполнение русской народной песни «Кирпичики», и ничего не подозревающий маэстро раскрыл футляр, обнажив его нутро с кирпичами. Хохот в зале был оглушительным, эффект ошеломляющим, и отныне учитель пения стал навеки никем иным, как Кирпичом. Во всяком случае, так гласила школьная легенда.

Так вот… Посреди скучной арифметики и чистописания уроки пения были каким-никаким, но всё же кусочком относительной свободы. Не потому, что нам с моим другом, Колькой Скидановым, нравилось хоровое пение. Что мы, девчонки, что ли? Вовсе нет! Нам очень нравилось на этих уроках орать, выкатив глаза и корча рожи, окончание в припеве песни про кукурузу.

РКН: сайт нарушает закон РФ

В песне говорилось, что теперь нам не нужны будут хлеб с мясом, машины и механизмы, даже электричество нам ни к чему, всё это нам заменит кукуруза. И много раз повторялось это слово. Вот мы с Колькой и старались всех переорать, старательно выводя каждый раз раздельно слово: «Ку-ку-ррррууу-ззза!» Очень это нам нравилось. Мы даже спорили с Колькой часто: кто громче и дольше будет орать это слово.

РКН: сайт нарушает закон РФ

Песня эта нам изрядно стала надоедать, а тут новая интересная тема образовалась — космическая. И мы всем классом начали учить песню «Звёздный хоровод».
Там такие слова были:

В том краю, где бродят метеоры,
Космонавты держат путь опять.
За окном небесные просторы,
Если хочешь, можно погулять.

А потом припев:

Не по тропкам хоженым
Молодец идёт,
Подпевает молодцу
Звёздный хоровод.
Звездный хоровод,
Хоровод…

Вот это была сила! Насчёт окон в ракете мы уже тогда сомневались, но нам так эта «кукуруза» надоела, а тут можно было душу отвести и похулиганить, выводя слово «Хоро-во-ооо-д!».

Ну и как всегда, мы с Колькой поспорили, кто громче и дольше сможет проорать на уроке «хоровод».

У Кольки была медаль «За освобождение Праги». Старая такая медаль, вся истертая и без ушка. Её, видно, долго использовали как биту в играх. Дело это было обычное. Награды взрослые, прошедшие войну, тогда не носили. Носить начали где-то с 65-го года, с 20-тилетия Победы, да и то не все.

А у меня был итальянский военный значок — то ли с пилотки, то ли нагрудный. Без заколки и с отколотой красной эмалью с факела на выпуклом изображении. Это и прочее немецкое, итальянское и другое «добро» у меня сохранялось ещё со времён жизни в 50-х годах в Сталинграде.

Вот мы и поспорили. В этот раз пальма первенства досталась мне и Колька как-то охладел потом к припеву. Всё равно, мол, я громче ору… Вот тут-то мне и не повезло:
Кирпич захотел расширить свою концертную программу. Для этого ему надо было сформировать дуэт, исполняющий этот «Звёздный хоровод». Мальчика и девочку.

С девочкой-то у него проблемы не было. У нас в классе была Ира Рыбкина. Такая в меру крупная девочка. С белыми кудряшками, закрывающими крупные уши, такими же белыми ресницами на слегка подпорченном ранними прыщами круглом лице.

Рыбкина была любимицей Кирпича. И вот она захотела петь именно со мной, она же в курсе была нашего песенного конкурса с Колькой. Я пытался выкрутиться, предлагал даже, чтобы мы втроём пели: я, Колька и Рыбкина. Кирпич не согласился, ему дуэт нужен был, а не трио. Вот, думаю, я попал…

И главное, Рыбкина начала меня усиленно обхаживать, что ли. Конфеты мне предлагать, тетрадки по чистописанию подсовывать для списывания, стихи на уроках подсказывать. Пыталась научить меня жестикулировать правильно. Кирпич просил, чтобы на словах «хоровод» надо было рукой так поводить в сторону, вроде как настоящий хоровод изображать. У Рыбкиной это хорошо получалось, она всегда это просто с упоением делала. А мне надо…

Я это движение специально делал так, как будто что-то выбрасывал, поэтому Кирпич разрешил мне не жестикулировать, чтобы не вводить публику в заблуждение и ненужное замешательство.

Колька надо мной только посмеивался. Правда, когда Рыбкина нахально захотела сесть со мной за одну парту, мы вдвоём отстояли нашу с ним свободу и независимость. Мы с Колькой Скидановым с самого первого класса вместе сидели, как говорится, «и в горе, и в радости, и на контрольных, и после уроков…».

Выгода из моего нового положения всё равно кое-какая была. Раньше только Мишку Литвиненко с уроков отпускали, он на тренировках и на сборах бывал, в футбольной школе учился потому что. А теперь и меня стали отпускать. На репетиции, концерты разные в других школах и районах. Правда, с Рыбкиной вместе… У меня даже пачка всяких грамот появилась, почти такая же толстая, как у Литвиненко за футбол.

А потом мы вообще звёздами стали телеэкрана. Не на всю страну, конечно. Останкино тогда и в помине не было, вещание из Москвы шло с Шаболовки, с Шуховской телебашни. А у нас в Киргизии было своё телевидение. Заставка была такая: горы, а на одной из вершин телемачта сигналы передаёт.

Вот нас с Рыбкиной и показали в какой-то передаче про школьную художественную самодеятельность. Рыбкина тогда не только принарядилась под модную Майю Кристалинскую, но даже губы накрасила! Телевидение тогда чёрно-белое было, всё равно никто не увидел.

Что после передачи с Рыбкиной произошло! Совсем «звездой» стала! Опять начала пытаться сесть со мной за одну парту. И хуже того, начала намекать мне раз за разом, обсуждая начавшиеся появляться только-только вокально-инструментальные группы, что певица и клавишник — муж и жена… Вот смотри, мол: этот гитарист и певица собираются пожениться… Ты в курсе?

Как-то сразу неуютно стало! И главное, я чётко понимал, что в случае — чего лучший друг мой Колька ничем помочь не сможет! Только посочувствует… Это же надо — в четвёртом классе лишиться свободы! И всё из-за какого-то звёздного хоровода!

И ведь ничего не помогало: по четыре порции мороженого зараз съедал, а ангины какой захудалой никак получить не мог… Плаваньем занимался в бассейне на улице Юлиуса Фучика. Специально с тренировки с мокрой головой выходил — никакая простуда не брала, как назло!

Приходишь в школу, а там Рыбкина радостно сообщает, что в выходные у нас опять шефский концерт будет. Готовься, мол, и плотоядно смотрит на меня… Совсем я было скис, но тут наконец Фортуна улыбнулась мне: семья Рыбкиных переехала куда-то в другой район, а может, в другой город. Опять нас с Колькой никто разлучить уже не мог и не стремился.

Только потом ещё долгое время, даже уже в юности, я тщательно всматривался в толстых, как и Рыбкина, тёток на экране, боясь встретиться с ней глазами. Или прочитать знакомое имя в титрах. Хотя…

Девчонки, они такие хитрые! Она же могла выйти за кого-нибудь замуж и сменить фамилию. И не Рыбкина она уже, а какая-нибудь другая. Поёт себе или смотрит на своего мужа-клавишника плотоядными глазами. Вот же бедняга-клавишник!