Лане отроду всего одиннадцать лет, но в её голос постоянно вкрапляются какие-то басовые ноты, несмотря на то, что она девочка. Вообще полное её имя — Светлана. Ланой её окрестил мой свёкор, чтобы нас двоих не путать при разговоре. Её часто приводят к нам, и я, если честно, этому радуюсь.
Дело в том, что мне по медицинским показаниям нельзя больше иметь детей, и я не могу подарить Витале братишку или сестрёнку. То и дело появляющаяся в нашем доме Лана с лёгкостью справляется с задачей — быть Витале сестрой. Он, кажется, почти уже и забыл, что они с Ланой не родные, а двоюродные, потому что бόльшую часть времени им приходится быть вместе: и дома, и в школе, и на улице.
Живёт Лана в нашем же доме, только наш подъезд второй с левого края, а её — второй справа.
— Что вам рассказать-то? — я всё пытаюсь выйти из полусна-полудрёмы. — Почитайте лучше книжку какую-нибудь. Там вон, на полке…
— Да читали уже! — перебивает меня Лана.
— Ага! И в лотошку играли, и в домино, — тотчас же подхватывает Виталя. И опять начинает канючить:
— Ну расскажи какую-нибудь историю.
Нашли рассказчика! Я, если признаться честно, не особо люблю рассказывать разные там истории. Да я вообще их не знаю! Когда Виталя был маленьким, я ему по памяти много чего пересказывала. Уж такая у меня память: один, максимум два, раза прочитаю текст — и запоминаю. Даже длинное стихотворение о глупом мышонке слёту запомнила и потом читала его Витале и по дороге в магазин, и в поликлинику, и в поездках на автобусе. А уж истории — нет, это не моё! Увольте!
Один раз, правда, примерно год назад, когда Виталя ещё во втором классе учился, что-то на меня нашло, и я рассказала ему о том, как мы жили до его рождения. Не знаю, чего это у меня в тот день язык развязался, но рассказ мой о жизни в тогда ещё Советском Союзе, видимо, впечатлил Виталю. И с тех пор мне приходилось порой слышать от него: «Ну, расскажи, как ты в другой стране жила!»
Сын почему-то решил, что мы с мужем жили раньше где-то за границей. А мой мечтательный тон, видимо, добавил ему каких-то особенных переживаний. Я тогда не могла сообразить, что вернувшись в прошлое мыслями, я соскучилась не столько по тому времени, сколько по юным и молодым годам своим. Мы и с мужем моим познакомились там, «в другой стране». Словно в другом измерении жили!
Тогда же я рассказала Витале о том, как в начале 90-х в магазинах было настолько пусто, что даже молоко можно было купить, отстояв довольно длинную очередь. А тот, кто не успевал купить большую литровую бутылку или две маленьких полулитровых, был вынужден варить себе кашу на воде.
И как один раз муж, Виталин папа, догадался купить на рубль мороженого. Целых десять штук принёс домой, потому что мороженое как раз десять копеек и стоило. И как потом мы растопили это мороженое, добавили в чуть сладковатую жидкость воды и сварили на ней кашу. Да ещё и бабушку мужа столь необычным варевом накормили! (Жили-то мы первые годы после свадьбы именно у неё.) А вафельные стаканчики, понятное дело, съели просто так.
Виталя слушал меня очень внимательно, а затем, что-то посоображав, спросил: «Что ли, война была?» И мне пришлось объяснять, что войны никакой, слава Богу, не было, просто жизнь была трудная. Даже не столько трудная была эта жизнь, сколько непонятная. Но мы на тот момент были молоды и нас никакие трудности не пугали. Виталя же был пока что ещё в проектах, которые осуществились только через три года. Так что жили мы, выкручиваясь, как только можно. Но жили же! Впрочем, как и другие в нашей стране.
Когда мне задают вопрос, как я отношусь к той эпохе и каково было жить в той стране, которая была единым государством, на чьём гербе колосья пшеницы были обвиты золотистой лентой, и на каждом витке на украинском, казахском, азербайджанском и прочих языках было написано: «Пролетарии всех стран, соединяйтесь!» — я честно не знаю, что ответить.
Да, вроде все жили одинаково. Да, вроде у всех всё было. Да, я могла позволить себе за три с полтиной ездить в Москву по студенческому билету, хотя путь до Москвы был неблизкий: 440 километров должен был проехать поезд, прежде чем доезжал до столицы. Поэтому билет до неё казался и в самом деле недорогим.
Да, когда я поступила в институт, то на стипендию в 50 рублей я довольно безбедно могла прожить почти целый месяц. По крайней мере, на хлеб и даже чуть больше мне хватало, и название известной оперетты «Нищий студент» ко мне не подходило. Но это с одной стороны. А с другой?
У родителей моих никогда не было ни «блата», ни знакомых в магазинах. Поэтому, что такое жить на картошке и макаронах, я знаю не понаслышке. Хотя колбасу и мясо можно было купить и без «блата»: были в то время такие магазинчики, на вывесках которых сбоку были написаны неведомые для сегодняшнего поколения буквы «КООП». Эти магазины так и назывались — «кооперативные». Но цены там были… Запредельные!
В плане одежды ситуация была примерно такая же. Я везде, даже в художественную школу, хотя туда можно было приходить в чём твоя душа пожелает, неизменно ходила только в школьной форме. А на уроки физкультуры являлась в синих, вытянутых на коленях, трениках и в такой же синей трикотажной футболке. Ну не могли мои родители обеспечить мне красивого спортивного костюма! Не продавали их тогда в магазинах! Вот спортивной формы синего и чёрного цвета было завались. Изяществом эта форма, увы, не блистала, зато, как сейчас принято говорить, «была из чистейшего хлопка»!
Позже, когда я вышла замуж, то для того, чтобы купить самый обычный платяной шкаф и диван, мой муж то ли три месяца, то ли четыре — сейчас уж я и не помню — дважды в неделю ходил в мебельный магазин отмечаться! Тех, кто хотя бы раз не явился на «перекличку» покупателей, безжалостно вычёркивали из списка.
Когда я приехала летом с пионерской практики и обнаружила дома новый диван, а в придачу к нему ещё и стол-книжку, а также шесть стульев, я обалдело уставилась на всю эту мебель, которая была просто роскошью по тем временам. А когда муж, который добросовестно ходил к семи часам утра в магазин «Новосёл», чтобы поставить против своей фамилии «галочку», ухитрился раздобыть и втиснуть в нашу комнату ещё и трюмо, я стала считаться «обеспеченной» замужней дамой.
Вспоминаю это время, и мне становится как-то не по себе, когда я слышу призывы возродить Союз Советских Социалистических Республик. Ну нет! Мне лично больше того, якобы счастливого, времени не надо! Я не хочу стоять в очередях, чтобы после полуторачасового волнения — а достанется ли мне то, за чем я стою? — с сияющими глазами принести домой «синюю птицу», то бишь не потрошеную курицу с синими лапами.
А позже, когда с продуктами стало совсем плохо и курица была верхом мечтаний, я, такая же счастливая, приходила домой и гордо ставила на стол то бутылку кефира, то недавно появившегося на прилавках напитка с непонятным вкусом под названием «Вита». А уж если выпадало счастье купить банку зелёного горошка или майонеза… Нет, не хочу я возврата в тот мир и в ту страну.
Хотя… вот здесь я маленько кривлю душой. Съездить в Москву за три рубля с небольшим я бы не отказалась. Да пусть хоть за продуктами! Потому что в те времена многие ездили туда именно за ними. Как сейчас ездят в Грецию. Только не за продуктами, естественно, а за шубами.
…Виталя сидел за столом и жевал бутерброд с сыром. Лана, которая уже отчаялась дождаться, когда наконец из меня можно будет «вытащить» хоть какой-нибудь интересный рассказ или историю из жизни, снова взялась за краски и кисточки. Я же, усевшись на диване и спустив на пол ноги, сунула их в мягкие пушистые шлёпки, но решительно не знала, что им такое рассказать.
На столе помимо обычных «домашних» книг я заметила школьные учебники. Аккуратно сложенные стопкой — Ланы, и лежащие как попало — Виталины. Кстати, учебники в советское время тоже выдавали каждый год бесплатно! А нам на перекличке в школе сообщили, что некоторые учебники, начиная с этого года, мы должны будем обеспечить детям сами. Но, в самом деле, не про учебники же им рассказывать!
— А вы знаете, что такое талоны? — вопрос вылетел из меня сам собой.
Ребята переглянулись: «Нет, не знаем». Виталя, уже предчувствуя, что сейчас он услышит что-то новенькое, повторил «не знаем» аж два раза!
— Ну, слушайте, — продолжила я, обдумывая, как построить своё повествование так, чтобы эти два совсем юных создания меня поняли. — Талоны — это были такие специальные маленькие листочки, с которыми мы ходили в магазин и покупали там разные товары.
— Вообще-то в магазин с деньгами ходят, — философски заметила Лана, водя по бумаге кисточкой с зелёной краской. У неё, хотя на улице уже стояла осень, рисунок состоял сплошь из по-летнему ярко-зелёных деревьев.
— Правильно ты говоришь, — кивнула я. — Но когда-то давным-давно, когда вы ещё не родились, в магазин ходили не только с кошельком, но ещё и с талонами. И не дай Бог было эти талончики потерять!
— И что тогда? — спросила Лана, отрываясь от своего художества и подкладывая кулак под подбородок.
— Всё, — развела я руками, — осталась бы ты и без сахара, и без соли, и без спичек. И даже без стирального порошка. Причём на целый месяц!
— Как это? Почему? — не понимая, снова спросила Лана.
— А вот потому, — продолжала я, — что товары выдавали строго… как бы вам это объяснить, по нормам.
— По каким ещё нормам? — не унималась Лана.
— Почти все товары можно было купить только с помощью вот этих заветных талончиков, — стала объяснять я. — И там, кроме названий продуктов, стояли ещё и граммы. Например, макарон нам полагалось триста двадцать пять граммов на месяц, муки — полкило, конфет — грамм триста.
То, что по талонам можно было купить ещё и водку, я благоразумно умолчала. Виталя, который в мерах веса пока что соображал слабо, какое-то время ничего не говорил. Он только шевелили губами, повторяя за мной непонятные ему числа и слова. Зато Лана парировала сразу:
— Триста грамм конфет? Да что за ерунда! Моя мамка как идёт в магазин, сразу целый пакет мне покупает разных конфеток — и «Красный мак», и «Мишек», и ириски там всякие.
— И на сколько тебе этого пакета хватает? — улыбаясь, поинтересовалась я.
— Не знаю, — пожала плечами Лана. — Может, на две недели, а могу и сразу всё слопать, дня за три. Это как на меня найдёт.
— Ну, в то время, нашло бы на меня или нет, мне всё равно больше никто бы не продал, — продолжая улыбаться, ответила я. И добавила, спохватившись. — А конфет так много есть нельзя. Это же надо — целый пакет съесть за три дня! Уму непостижимо!
— Постижимо, — хитро сощурившись, сказала Лана. — Я, когда болела, вставать с кровати мне мама не разрешала. Скучно так было! И Виталю ко мне не пускали, потому что боялись: а вдруг я его заражу?
— И ты нашла утешение в конфетах, — насмешливо сказала я.
— Ага, — кивнула Лана, совершенно не обидевшись на иронические нотки в моём голосе.
— Ладно, — встала я с дивана, — пойду помою посуду, а вы пока тут чем-нибудь без меня займитесь.
Пока я мыла посуду, а потом ещё жарила рыбу, дети затеяли какую-то игру в другой комнате. Я иногда только слышала то командный голос Ланы, то Виталю, спорившего с сестрой, то они оба вдруг принимались отчего-то хохотать. Потом примерно с полчаса их вообще не было слышно. Видно, увлеклись своими играми. А ещё через какое-то время дождь всё-таки имел честь закончиться и оба убежали во двор, прихватив с собой мячик и несколько жевательных конфет из Ланкиных запасов.
…До маленькой комнаты, где ребята играли после моих рассказов (на мой взгляд, не особо их заинтересовавших), мои ноги добрались только тогда, когда после вечерних новостей мы с Аркадием Степановичем — моим свёкром — выпили аж по три здоровенных кружки чая. Виталя остался ночевать у Ланы, он частенько так делал, когда впереди была суббота и не надо было идти в школу. Да приходила сестра мужа — забрать Ланины учебники, которые так и остались лежать стопкой на столе. Ну, и перекинуться с родителями парой слов, которые, по сути, являлись последними новостями нашего многоквартирного дома.
Муж довольно похрапывал после сытного ужина, мне же досталось убирать игрушки и прочие детские принадлежности с небольшого круглого двухъярусного столика, который мы купили после рождения Витали, чтобы складывать туда пелёнки. Позже, когда Виталя стал подрастать, стол незаметно превратился из «пелёночного» в «игровой».
Мой взгляд остановился на кучке одинаковых по размеру бумажек, которые, судя по лежавшим рядом ножницам, были вырезаны из самых обычных тетрадных листов. На каждом таком листочке было написано печатными буквами (судя по всему, писал Виталя) слово «Талон», а ниже — аккуратным Ланиным почерком название того, для чего этот «талон» предназначался.
«Надо же, — удивляясь про себя, подумала я, — как, оказывается, мои слова их заинтересовали! Никогда бы не подумала!»
Перебирая похожие друг на друга листочки, я не переставала удивляться детской фантазии, а также тому, что «талоны», написанные от руки, чем-то походили на всамделишные. При этом перед моими глазами мелькали названия продуктов: соль, масло, хлеб…
«Надо же, — упрекнула я сама себя, — а то, что хлеб можно было купить без талонов, и не сказала! Дети-то, наверное, и вправду подумали, что мы жили чуть ли не в военное время!»
Я уже хотела сгрести небольшие бумажные обрезки в кучу, как мне на глаза попались «талоны» на кока-колу и сухарики. Увидев их, я улыбнулась. Это сейчас любимый газированный напиток можно купить в любом, даже самом маленьком, магазине. Или киоске. Там же можно легко обзавестись солёными сухариками с разными вкусовыми добавками. А тогда про такие вещи даже и не знали. Нет, про кока-колу слышали, конечно, а вот сухарики появились в продаже сравнительно недавно.
Но апофеозом стала моя последняя находка: среди прочих «талонов» я обнаружила тот, что буду, наверное, хранить ещё очень долго. С обратной стороны одного из маленьких листочков детским почерком было написано: «Ананас». И ниже совсем мелкими буквами: «5 грамм».
«Да… — задумалась я, аккуратно присев рядом со спящим мужем, чтобы не разбудить его после трудового дня, — а ведь к началу «лихих 90-х«» я видела ананас только на картинке».
Впрочем, как и персики с абрикосами, и другие невиданные ранее фрукты. Ну, а «изобретение» — талон на ананас — скорее всего, было Ланиным. Это ей папа, который с каждой зарплаты баловал дочку чем-нибудь вкусненьким и необычным, наверное, и принёс как-то раз из магазина самый настоящий ананас. Вот Лана по-своему и рассудила, что обойтись без такого удивительного, да ещё и необычного фрукта было… ну совсем невозможно. Поэтому по её умозаключениям, хоть пять грамм ананаса, но всё же должно было присутствовать в ежемесячной «продуктовой корзине». Причём у каждого человека!
0 Ответить