Линь? Лучше нет!

Заключительный аккорд в изготовлении патрона — установка капсюля. Иногда нам (пацанам) кое-что перепадало от них. Это были и стреляные гильзы, и свежие капсюли от патронов, которые мы потом самоотверженно разбивали молотком на рельсе, чтобы услышать маленькое подобие взрыва. Капсюли были обычные и «Жевело». Последние были покрупнее и давали больше шума.

Когда охотники возвращались с охоты — это было живописное зрелище: болотные сапоги, плащ-палатки, ягдташи с битой птицей (на зайцев не ездили, потому что за ними надо ходить, а за утками можно плавать на лодках). Часть добычи продавалась (кажется, что мы тоже покупали уток).

Кроме того, они оба рыбачили на реке Миасс, которая протекает на задах нашего дома (отреставрированный дом до сих пор стоит). У них были лодки-плоскодонки, с которых ловили рыбу посреди реки. На зиму лодки приволакивали во двор, а весной их конопатили и гудроном (его расплавляли паяльной лампой) заливали законопаченные места. Естественно, что именно у них я увидел впервые удочки, спиннинги, блесны, грузила, сети, крючки, червяков, узнал о прикорме рыбы и о прочих премудростях рыбалки.

Пришло время и мне пойти на рыбалку. Я приготовил снасти: удочку, червей, хлеб, встал до восхода. Сам встал! Вибрируя от волнения (первый раз!) вышел на берег, закинул удочку. Часа четыре закидывал, временами вынимая и осматривая наживку. Уже ушла последняя надежда на то, что я что-нибудь поймаю, я потянул удочку — и на удивление на крючке оказался пескарь! Это была единственная в тот день рыбка.

Так я стал рыбаком. Особой удачи у меня не было, но иногда что-то было и поджарить. В основном это были пескари, реже попадался окунь. Рыбка была мелкая: у берега крупная не водилась, а выехать на стрежень — нужна была лодка. В 1957 году я уехал от реки, и рыбалка прекратилась надолго.

1966−1967 годы, Уральский автомобильный завод. Я — зам. секретаря комитета комсомола завода: прием в комсомол, представительство на всяких мероприятиях (уже не помню, что я там делал, но полтора года или что-то около этого я исполнял какие-то обязанности).

Кроме партийной и комсомольской, в те годы существовали и организации по интересам: общество охотников и рыболовов, например. Про охотников знаю, что эта контора занималась оформлением разрешений на охотничьи ружья и выдачей лицензий на охоту, определением сроков охоты и объемов добычи. Выход без лицензии считался браконьерством, и за это надо было рассчитываться с уголовным кодексом (или государственным инспектором). Рыболовная секция устраивала соревнования по рыбной ловле: по количеству и по экземплярам (по крупности). И вот однажды мои обязанности в комсомоле и необходимость провести такое мероприятие пересеклись: меня пригласили участвовать в судействе. Я не отказался, считая себя достаточно подготовленным к такой роли всей своей предыдущей рыбацкой карьерой.

Соревновались на одном из озер в округе (кажется, на Увильдах). Меня привезли, приткнули к сторожу базы этого общества, который мне рассказывал все, что придется. Мы куда-то съездили на лодке (по-моему, проверяли «морды» самого сторожа), а потом съехавшиеся к определенному часу рыбаки взвесили свои уловы, определили самую крупную рыбу, на чем собственно соревновательная часть закончилась. Подробности я не помню, наверное, был выпивон (но не настолько тяжелый, чтобы отложиться в памяти). В завершение мне был вручен линь весом около килограмма. «За что?» — спросил я у организатора этой поездки, председателя спортивного клуба завода Володи Демонова. «За судейство!»

Привез я эту рыбешку домой, ее обработали кипятком (она была очень сопливой, слизь от кипятка сошла), а потом поджарили. А потом, естественно, съели.

С тех пор прошло больше сорока лет. С линем мы больше не встречались: рыба озерная, а я давно живу далеко от озер. Но точно знаю — ничего рыбного вкуснее линя я не ел!

Если вам представится случай выбирать — выбирайте линя, не пожалеете!