Для этого в Петербурге (и не только) открылась специальная горная школа, где обучалось рудознатному делу несколько десятков человек. В том числе — полурота лейб-гвардии Преображенского и Семёновского полков.
К лету 1723 года были открыты месторождения ископаемого — прекрасного угля близ Лисьей Балки, рядом с современным городом Лисичанск. Зная об этом, Пётр Первый лично распорядился о том, чтобы были организованы две большие угольные исследовательские экспедиции. Первая из них направлялась на Дон (Северский Донец), а другая — на Днепр и его притоки.
В составе днепровской экспедиции находился Борис Никулин, служивший царю не за страх, а за совесть. Кроме Никулина, в поездку определили и немца Самуила Ронталера, который, как скоро выяснилось, отнёсся к делу достаточно прохладно. Их сопровождало несколько рабочих.
По пути в Киев экспедиция Никулина проехала через городок Дорогобуж. В его окрестностях, благодаря рассказам местных жителей, были найдены признаки медных руд. Однако Ронталер отговорил Никулина от тщательного изучения этого места, предложив исследовать его на обратном пути.
В Киев экспедиция прибыла по воде — на достаточно вместительном струге. Известно, что 8 августа 1724 года Никулин с попутчиками добрались до губернаторской канцелярии и имели беседу с киевским губернатором — Иваном Юрьевичем Трубецким. Тот обещал оказать всестороннюю поддержку посланцам от самого государя.
С 9 по 20 (примерно) августа экспедиция Никулина тщательно изучала окрестности древнерусского города. Алмазных россыпей, конечно, она не обнаружила. Но следует понимать, что тогда, почти 300 лет назад, любые природные ресурсы радовали людей и использовались в хозяйстве. Будь то привычный для нас песок, глина, либо мел.
В общем, кое-что рудознатцы обнаружили, но совсем не то, что хотели.
И вот, когда август 1724 года уже близился к концу, на крутом подъёме в Старый город искатели минералов повстречали местного жителя, который за умеренную плату обещал показать им гору с «чёрным камнем».
Киевлянин сдержал своё обещание и отвёл добытчиков к горе Крещатке, считавшейся в те годы чуть ли не ведьминой горой. Поэтому местные жители часто обходили её стороной. К тому же, в те годы она вся была покрыта густым кустарником и высокими деревьями.
При беглом осмотре Никулин с товарищами рассмотрели в земле серые следы, которые свидетельствовали о нахождении тут угля. Быстро организовали сюда подводы с рабочими людьми, и разработки места начались.
Никулин предусмотрительно наполнил несколько корзин местным сырьём для детального его изучения в Петербурге. И этот уголь действительно доставили в столицу, только зимой.
Две недели рыли ход в глубину киевской горы наёмные люди. В конце концов, Никулин и Ронталер оставили их на несколько дней одних, а сами исследовали берега Днепра выше и ниже по течению.
Вернувшись в Киев, руководители экспедиции вынуждены были признать, что если в Киеве и есть уголь, то его здесь совсем немного, и качество его оставляет желать лучшего. Это подтвердили и предварительные исследования в местных кузницах.
Пришлось Никулину с товарищами возвращаться в Петербург. На обратном пути они вновь проехали через Дорогобуж и здесь задержались. Рудознатцы решили наверстать упущенное — выкопать шахту достаточной глубины и точно установить, есть в этом месте медь или нет.
Их старания на этот раз были вознаграждены. Найденная руда была отличного качества.
Тут следует добавить, что экспедиция Никулина заново открыла месторождения меди, которые начали осваивать во времена Ивана Грозного. Просто эти места долгое время были приграничными, поэтому медные запасы то разрабатывались, то вновь забрасывались по причине всяких военных конфликтов.
К царю рудознатцы возвращались если не с победой, то уж и не с поражением. Да, в Киеве ничего дельного из полезных ископаемых найдено не было, но дорогобужская медь стоила дорогого. И добыча полезных ископаемых производилась после этого здесь почти сто лет — до начала ХIХ столетия.
Александр Котов, подозреваю, что информации о заболеваниях, которыми страдали в Средневековье крайне мало еще и потому, что к медикам...