Не в том беда, что ДОТы были непрочными или слабо вооруженными, а в том, что гарнизоны не успели их занять. Вот пример из обороны УР №6 (Рава-Русского) соседнего Юго-Западного фронта. Двухэтажный ДОТ «Медведь». В двух орудийных амбразурах – 76-мм пушки со спаренными пулеметами, кроме того, две пулеметные амбразуры со станковыми пулеметами. 22 июня 1941 года в этом ДОТе на два орудия и четыре пулемета было три человека. «Каждый ДОТ... являлся неприступным бастионом на пути врага... В ДОТе „Медведь“, кроме него, Соловьева, было всего два бойца – Павлов и Карачинцев. Соловьев встал у одного орудия, Павлова он поставил к другому, находившемуся слева, Карачинцеву приказал в случае необходимости вести огонь поочередно из двух пулеметов» (Год 1941. Юго-Западный фронт. Львов, 1975. С. 67-69). Прикинем: один человек у орудия. Мастер на все руки: он же и командир, и наводчик, и заряжающий, и замковый, и подносчик боеприпасов. И у другого орудия – та же картина. А пулеметчик от одного пулемета к другому бегает. Круговое наблюдение не ведет никто: в перископы («очень хорошая оптика») некому смотреть. Огонь орудий и пулеметов никто не координирует. И связь с соседними ДОТами никто не поддерживает. Опять же – некому. И стрелками из полевого усиления никто не командует. Впрочем, стрелков полевого усиления и в помине нет.
Представим, что в этом ДОТе не два подземных этажа, а четыре, не два орудия, а пять, не четыре пулемета, а десять. От этого вам легче будет, если вместо положенных по штату десятков людей в ДОТе три бойца? Если вместо взвода полевого усиления вокруг ДОТа в траншеях ни души? Если и траншей рядом нет?
И по всей границе – то же самое. Рассказывает полковник Д.А. Морозов, который встретил войну совсем на другом направлении: «Мощные сооружения не были заняты своевременно советскими войсками и не оправдали тех надежд, которые возлагало на них командование. В первые часы войны укрепления очутились в тылу у противника. А наша дивизия, как и некоторые другие, осталась без саперного батальона» (О них не упоминалось в сводках. М., 1965. С. 9).
И вот красная пропаганда рассказывает душещипательные истории про одну винтовку на троих, а платные друзья за рубежами эти истории со смаком повторяют. До «одной винтовки на троих» мы еще дойдем. Но если дело действительно так обстояло, то следовало тех, кто без винтовок, ставить пулеметчиками в ДОТы, заряжающими и замковыми к орудиям, направить их к перископам и телефонам.
Не в нехватке оружия дело, а в гениальном планировании некоего почти святого начальника Генерального штаба, у которого на приграничных аэродромах на каждого летчика приходилось по два самолета, а во внутренних военных округах оказалось больше СТА ТЫСЯЧ безлошадных пилотов.
Приказ вывести гарнизоны из ДОТов и возвратить все запасы на склады был отдан Жуковым 2 мая 1941 года. Не в одной роте ДОТы оказались без личного состава, без снарядов, патронов и продовольствия, а часто и без людей, но во всех. От Балтики до устья Дуная.
Одним словом, Брестский укрепленный район себя ничем не проявил, врага не остановил и не задержал, вреда ему не причинил. Средства, угробленные на его строительство, не просто зря пропали. Они пошли на пользу Гитлеру, во вред Красной Армии и Советскому Союзу. Если бы укрепленный район у границы не строили, то хотя бы строители со всей техникой, а также сотни саперных батальонов в первый момент войны в плен не попали бы.
Брестский укрепленный район не один. По всей линии границы случилось то же самое. И попали
Коммунистические пропагандисты десятилетиями рассказывали истории о том, что советские фортификационные сооружения были слабыми, плохо вооружены, имели плохую оптику, в основном были пулеметными, а пушечных было мало. Это не так. И есть достаточно свидетельств, опровергающих выдумки всех мастей Тельпуховских и Дебориных. Огромную исследовательскую работу непосредственно на местности, в частности в Укрепленном районе No 1 (Киевском), провел украинский историк Александр Кузяк. Настоятельно рекомендую ознакомиться с его статьями в украинском No урнале «Сержант» №13-15 за 2000 год и в польском альманахе «Forteca». Каждый желающий может сам заняться научным поиском в Коростеньском, Новоград-Волынском, Шепетовском, Минском и десятках других брошенных советских укрепленных районах и убедиться лично в лживости официальных кремлевско-лубянских сказочников. Но вернемся в Брестский УР: «Многие ДОТы имели по одному или несколько орудий, спаренных с пулеметами. Орудия действовали полуавтоматически. Боевые сооружения оснащались очень хорошей оптикой» (Р.С. Иринархов. Западный особый. С. 231).
Был в районе Бреста еще и укрепленный район. В стадии строительства. Он имел первую позицию и вторую. «Первая позиция строилась по восточному берегу реки Западный Буг и воспроизводила начертание его русла. В июне 1941 года велось строительство сооружений только на первой позиции укрепрайона. В глубине этого района строительство сооружений еще не начиналось. Полоса предполья, вследствие того, что сооружения строились по берегу реки, не создавалась» (Л.М. Сандалов. Первые дни войны. С. 45). «Строительство долговременных сооружений и работы по полевому усилению укрепленных районов на многих участках проводились непосредственно вдоль границ на виду у немецких пограничных застав. Бетонированные точки и дзоты первой позиции просматривались с немецких наблюдательных пунктов» (Там же. С. 12).
Дальше можно цитату не продолжать. И не надо буйного воображения, чтобы представить, что случилось ранним утром 22 июня 1941 года.
Противник знал, где именно строятся ДОТы, знал точное расположение каждого из них, знал секторы обстрела каждой амбразуры. Перед ДОТами не было полосы предполья: ни колючей проволоки, ни минных полей. ДОТы вдобавок ко всему не были заняты войсками. Не надо быть гениальным стратегом, чтобы сообразить: в случае внезапного нападения противник на лодках переправится через реку и захватит ДОТы до того, как советские солдаты проснутся по тревоге и успеют до них добежать. От казарм путь неблизкий. Иногда и до десятка километров.
Гудериан вспоминает «Береговые укрепления вдоль реки Буг не были заняты русскими войсками».
На других направлениях – как под Брестом. «ДОТы перед Граево оказались без личного состава и были захвачены вражескими диверсантами» (Р.С. Иринархов. Западный особый. С. 183).
Весьма важно, что в укрепленных районах не было полевого усиления, т.е. не было обыкновенной пехоты, которая сидит в окопах и траншеях между ДОТами, впереди и позади них. ДОТ – это страшный крокодил. Но если сесть крокодилу на спину, то он не укусит. ДОТ имеет мертвые пространства, которые не простреливаются из его амбразур. Потому ДОТы строятся группой. Мертвые пространства одного перекрываются секторами обстрела другого и третьего. Если же один ДОТ занят гарнизоном, а соседние пустуют или вообще не готовы, то мы рискуем очутиться в ситуации крокодила, на спине которого сидит дядя с топором. Если ДОТ один, то вражеские саперы могут подойти с непростреливаемого направления, установить на крыше обыкновенные или направленного действия заряды либо дымовыми шашками вентиляцию забить. Саперы вообще на выдумки горазды, на многие хитрости способны. Положение могут спасти бойцы из полевого усиления. Они отобьют вражеских саперов. Но если одиночный ДОТ без кругового обстрела (а таких подавляющее большинство) не защищен огнем соседних ДОТов или не прикрыт действиями хотя бы одного отделения стрелков, которые действуют в окопах и траншеях вокруг него, тогда гарнизону ДОТа лучше выйти наружу. По крайней мере все вокруг видно, во все стороны стрелять можно. Пример для наглядности: «К югу от крепости, у деревень Митьки и Бернады, оборонялась 2-я рота лейтенанта И.М. Борисова. Сплошной линии обороны здесь не было, ДОТы стояли поодиночке и были недостроены. После нескольких часов боя они были блокированы гитлеровцами и подорваны вместе с гарнизонами» (Там же. С. 192).
Полбеды, если бы эти одиночные ячейки были заняты стрелками. Обошлись бы без отхожих ровиков. Так ведь нет же. Дивизии располагались в местах постоянной дислокации – в военных городках. И что прикажете делать, если завтра война? Поднять дивизии по тревоге и гнать их бегом на 20, 30, 50 километров к своим одиночным и парным стрелковым ячейкам? Под минометным обстрелом?
Если бы дивизии далеко от границы находились. Хотя бы в десяти километрах. Или в двадцати. Но они у самых границ. Они под огнем с первого момента войны. Возможности занять свои жалкие одиночные и парные ячейки у них не было никакой.
Наши гениальные стратеги явно рассчитывали не на огонь батарей, не на траншеи, не на ряды колючей проволоки и не на минные поля, а на массовый героизм.
После войны Жуков валил вину на нашего несгибаемого солдата: войска были неустойчивы! войска впадали в панику!
Защитникам жуковской мудрости на память: необстрелянные войска впадают в панику только в чистом поле под внезапным ударом. Если войска находятся в траншеях, то по чисто психологическим причинам они не бегут, а стойко обороняют свои позиции. Ибо в траншее человек чувствует себя в большей безопасности, чем на открытом пространстве. Ползущий на тебя танк с пушкой, наведенной прямо в душу, воспринимается из траншеи совсем не так, как в чистом поле. Даже грохот боя в траншее воспринимается иначе: и пули не так страшно свистят, и осколки визжат дружелюбнее. Если внезапный удар застал необстрелянного солдата в чистом поле, то для него спасение бегством – один из вариантов. Если же внезапный удар застал его в заблаговременно отрытых полевых укреплениях, то для того, чтобы убежать, солдату надо из безопасной траншеи выскочить на открытое пространство под огонь, под снаряды, мины, бомбы, осколки и пули. Под танковые гусеницы. Бежать для него – худший вариант, чем сидеть в окопе. Если же основная масса не рванула с позиций, то скоро кто-то начнет стрелять по противнику. За ним – и остальные.
И когда Жуков уличал доблестные дивизии Красной Армии и обвинял их в трусости и неустойчивости, надо было спросить, а что сделал начальник Генерального штаба для того, чтобы войска не впадали в панику? Что он предпринял для того, чтобы гарантированно обеспечить устойчивость войск в первых оборонительных сражениях?
Во-первых, минно-взрывные заграждения вообще не использовались. Ни противотанковые, ни противопехотные. Надолбы и рвы хороши против танков. Но только если позади них – окопы и траншеи. Да не пустые, а занятые войсками, которые своим огнем вражеских саперов к заграждениям не подпускают. Если же никто рвы и надолбы не охраняет и огнем не прикрывает, то нет от них прока. Подойдут вражеские саперы, не спеша установят заряды, взорвут надолбы или завалят стенки рва. Работы на десять минут. Или на пять. Еще проще: противник такие заграждения может обойти. Тем более что они не сплошные, а только на отдельных направлениях. Как уточняет генерал-полковник Сандалов, «количество заграждений было незначительным». Главное, такие заграждения видны противнику. И с земли, и с воздуха. Противник на них не полезет. А вот противотанковые мины не видны. Кроме того, они не только останавливают противника, но и убивают его и калечат. Вот картинка была бы: выползают танки Гудериана из реки и прямо на минное поле. Но не было противотанковых минных полей. Как и противопехотных. Можно было бы надолбы проволокой оплести и противопехотными минами начинить, чтоб вражеским саперам служба медом не казалась. Но этим тоже никто не занимался.
Во-вторых, в районе Бреста четыре советские стрелковые и одна танковая дивизии траншей не рыли. Стрелковые ячейки на одного-двух человек не были связаны между собой траншеями и ходами сообщения. А если так, то против сильного противника удержать такую «оборону» невозможно. Как снабжать стрелков патронами? Как их кормить? Как менять на время сна и отдыха? Как выносить раненых? Как перебросить резерв туда, где враг явно готовит прорыв? Как стрелками руководить? Как командиру отделения проверить, не спит ли боец в своем окопе? Ведет ли бой? А то ведь хитрый свернется клубочком на дне своей стрелковой ячейки, и пока остальные супостата отбивают, он, прохвост, головы из-за бруствера не высунет. Если окопы соединены траншеей, то нет проблем. Командир отделения прошел по траншее, поговорил с каждым, каждому задачу поставил, каждого проверил, каждого матом покрыл. По траншее и лекарь прибежит, и боец ящик патронов поднесет или термос с кашей. А как без траншей? Если траншеи нет, то командир отделения по полю вынужден бегать или ползать. Много не набегаешь. Убьют. И ползать долго не позволят. А взводному как отделениями управлять? А ротному – взводами?
Но и солдату не мед одному в такой ячейке сидеть. Маршал Советского Союза К.К. Рокоссовский в первые дни войны, когда был еще генерал-майором, поставил на себе эксперимент. Залез в одиночную стрелковую ячейку, которая не была связана траншеей с другими ячейками, и немного там посидел. Признается: жутко было. Сидишь и не знаешь, справа и слева от тебя есть кто-нибудь или уже нет никого. Может быть, соседи давно убиты. Или, не будь дураками, разбежались, а ты тут один фронт держишь...
О том, что такая «оборона» с одиночными и парными ячейками без траншей не могла продержаться несколько часов, да и не замышлялась на столь длительный период, можно судить по совсем простой детали...
Русская армия применяла траншеи со времен обороны Севастополя в 1854 году и во всех последующих войнах. Траншеи защищали солдата от пуль и осколков. В траншеях на позиции отделения и взвода создавалось все необходимое для жизни и работы людей: перекрытые щели, ниши для продовольствия и боеприпасов, укрытия, блиндажи, командно-наблюдательные пункты. Кроме всего прочего, полевая фортификация предписывает на позиции каждого отделения иметь тупиковое ответвление траншеи, которое официально называется «отхожий ровик». Теперь представим себе любую советскую дивизию на самой границе 22 июня 1941 года. Подавляющее число солдат принимают первый бой. При этом у людей возникают самые естественные надобности. Они, кстати, иногда и без боя возникают. Как отцы-командиры мыслили первые сражения? Если от Балтийского до Черного моря не было нигде траншей, следовательно, не было и тупиковых ответвлений. Где прикажете отправлять естественные надобности в оборонительной войне? Выскакивать бойцу из одиночной или парной стрелковой ячейки с этой целью или не выскакивать? Как перед войной Генеральный штаб замышлял решать эту проблему? И о чем, простите, думал его гениальный начальник?
Властитель слабый и лукавый, Плешивый щеголь,враг труда, нечаянно пригретый славой Над нами царствовал тогда Его мы очень смирным...