Кому так и не суждено было дважды побывать замужем за разными Ковалевскими?

Способ, который он выбрал, был такой же нетривиальный, как и сама жизнь Владимира Онуфриевича Ковалевского — маска, густо пропитанная эфиром. Но перед тем, как совершить этот трагический поступок, 41-летний ученый решил еще раз пробежаться глазами по вехам своей непростой судьбы.

Родился он Варкавакской волости (ныне Латвия), спустя два года после рождения старшего брата Александра, который стал для младшего образцом на всю жизнь, вольно или невольно Владимир всегда ему подражал…

Правда, так продолжалось не всегда. Например, в юношеском возрасте Владимир вдруг «пошел другим путем» и вместо поступления на факультет естественных наук, как брат, решил стать юристом, окончив курс правоведения. А сразу после этого рванул в Лондон для того, чтобы получить столь необходимую практику работы с зарубежными компаниями, такие специалисты в российской столице всегда были на вес золота.

Армия Гарибальди снова в бою…

Где Владимир Онуфриевич нахватался нигилизма, история умалчивает. Но он так же, как и знаменитый тургеневский Базаров, вдруг напрочь стал отрицать все и вся и ударился в изучение природы.

Правда, перед этим он успел некоторое время повоевать на стороне мятежного итальянского революционера Джузеппе Гарибальди. И хотя Рим взять не удалось, но в Венецию с гордым народным генералом вступил, о чем рассказывал в заметках в «Санкт-Петербургских ведомостях», нештатным репортером которых являлся.

Он бы и дальше воевал, но смерть отца и ухудшившееся из-за этого финансовое положение заставили юного смутьяна вернуться в Санкт-Петербург. Надо ли говорить, что он приехал в ореоле героя, на которого жадными глазами смотрела золотая питерская молодежь, особенно девушки?!

А тут еще 26-летний Владимир совершил благородный поступок. В Санкт-Петербурге в то время довольно известной была семья генерала Корвин-Круковского, у которого подрастали две дочери: старшая — Анечка, и младшая — Софья. К старшей сватался сам Федор Михайлович Достоевский, а влюблена в него была тогда еще юная Анечка. Тайком от отца-матери она даже повесть написала и отправила в журнал «Эпоха» братьям Достоевским.

К удивлению многих, Федор Михайлович повесть оценил, похвалил и даже принял к публикации. А между умудренным опытом гением и 17-летней девочкой вспыхнула переписка, которую случайно обнаружили домашние. А дальше как в известном шлягере Аллы Пугачевой: «Ах, какой тут был скандал, ну какой же был скандал…». Аннушке «прочищали мозги» все кому не лень, пытаясь повлиять на ее чувство к писателю рассказами о том, что ему уже 44, он каторжник.

Впрочем, это помогало не больше, чем шуба в жаркий августовский день. Но что еще хуже, к Достоевскому вдруг потянуло Софью, как стрелку компаса на север. А это уже было совсем плохо, поскольку ее ожидало блестящее будущее, и омрачать его замужеством с таким «непонятным» человеком очень не хотелось!

Чудесное спасение Софьи

Спаситель, как вы уже догадались, нашелся в лице благородного рыцаря Владимира Ковалевского, который решил подсобить горю влюбленной девочки, которой к тому времени уже исполнилось 18. Он предложил ей руку и сердце, правда, сразу пояснил, что принуждать ни к чему юную супругу не станет, брак будет носить чисто фиктивный характер, для отвода глаз.

Все так и было, пока однажды супруги не оказались в одной постели. И тут они поняли, что нигилизм нигилизмом, а природа природой. Вскоре у супругов родилась дочь…

К этому времени они уже уехали за границу, где Софья поступила в университет (в России девушкам это запрещалось), а Владимир всерьез увлекся теорией эволюции Дарвина. Любовь окрыляет: и муж, и жена с жадностью осваивали учебники, занимались научными трудами. Она стала великим математиком, он — одним из талантливейших учеников английского зоолога.

Первая работа Ковалевского об анхитериях и других предках лошади была напечатана на французском языке в «Записках» Российской академии наук в 1873 г. И тогда же в несколько измененном виде появилась на русском языке отдельной книгой. Эту работу Ковалевский представил в качестве диссертации в Петербургский университет, где в 1875 г. получил ученую степень магистра.

Этот всплеск стал возможен потому, что Владимир самостоятельно прочел специальную литературу на трех языках — немецком, французском и английском, объездил практически все музеи Европы, где были собраны палеонтологические коллекции. Ковалевский побывал в Мюнхене, Париже, Лондоне, всюду изучая останки древних млекопитающих, преимущественно копытных…

Оценили только после смерти

Дарвин высоко оценил исследования В. Ковалевского. Об этом свидетельствует К. А. Тимирязев, который в 1877 г. посетил Дарвина в его доме в Дауне и беседовал с ним. Но в России того времени к работам Ковалевского относились весьма прохладно. Даже геологи оказали его трудам холодный прием. Не встретил Ковалевский необходимой поддержки и в Московском университете, где в 1881 г. начал читать лекции.

А потом Владимир Онуфриевич увлекся двумя вещами: книгоизданием и постройкой домов, но вскоре разорился. А потом он устроился директором товарищества по производству минеральных масел, что тоже не принесло ему успеха. Это его окончательно доконало. Но на принятии решения сказалось и то обстоятельство, что супруги были вынуждены жить отдельно: он — в Санкт-Петербурге, она — в Париже.

В общем, случилось то, что случилось! Софья очень тяжело переживала потерю мужа, достаточно сказать, что она вовсе перестала принимать пищу и на пятый день потеряла сознание. Но очнувшись на следующий день, сразу же принялась за вычисления.

А теперь самое удивительное в истории этих двух талантливых людей. По странному стечению обстоятельств, вторым мужем Софьи Васильевны должен был стать также Ковалевский, Максим Максимович — знаменитый правовед и либеральный общественный деятель. Они готовились к свадьбе, которая была назначена на июнь 1891 года. Но в январе она неожиданно умерла, простудившись на обратном пути из Италии, где в то время жил Максим Максимович, в Стокгольм, где она вела профессорскую кафедру.

Нетрудно предположить, что, не соверши свой поступок Владимир Онуфриевич, все могло быть иначе…