Казимеж Брандыс. Какая она, судьба польской интеллигенции XX века?

Родился Казимеж Брандыс 27 октября 1916 года в Лодзи и в печати дебютировал ещё до войны. Был в то время в Польше межгимназический журнал «Молодая кузница», страницы которого стали первой пробой пера для многих школяров, часть из которых выросла впоследствии не только в известных, но и в выдающихся польских писателей. Среди них был и Казимеж. Конечно, его первые работы имеют мало общего с более поздними произведениями уже зрелого автора, но…

Но и отредактированные Юлианом Тувимом рецензии Брандыса на серьезные репертуарные спектакли (например, на «Птиц» Аристофана или «Царевича» Габриэли Запольской) говорят о том, что Казимеж, как ведущий театрального отдела «Молодой кузницы», не только понимает их главные мысли, но и внятно, аргументировано излагает свою позицию.

Уже в гимназические годы Брандыс вступил в ряды довоенного Союза независимой социалистической молодежи (ZNMS). И это, на мой взгляд, говорит не только о его личной позиции, но и том несогласии, которое на тот момент времени сложилось у части польского общества по отношению к идейной эволюции взглядов Юзефа Пилсудского и проводимой в тридцатые годы политике санации. Не только для Казимежа этот период был порою «умственной и общественной темноты».

В 1935 году во Львовской политехнической школе впервые было введено так называемое «гетто за партами», когда в учебной аудитории выделялось специальное место для национальных меньшинств, например, евреев. С 1937 года, с молчаливого согласия министерства образования, такую дискриминационную политику в отношении студентов не польской национальности начали внедрять в своих стенах и другие университеты. Сам Брандыс неоднократно был свидетелем регулярных нападок на студентов еврейского происхождения, умышленным срывом семинаров. Как он вспоминал об этом времени в изданных многие годы спустя «Месяцах»: «В дружбу с Гитлером начала верить значительная часть интеллигенции. Молодые санационные и национал-радикальные политики, приглашаемые на лекции в Берлин, привозили оттуда идеологические образцы германского фашизма… Я чувствовал подавленность и отвращение».

Левизна молодого студента была, с одной стороны, его личным внутренним сопротивлением насилию, официально творимому в университетских аудиториях, а с другой — протестом той части студенческой молодежи, которая мыслила так же, как и он.

Оккупацию Брандыс пережил в Варшаве. «Неподозрительная», не похожая на еврейскую, внешность позволила ему избежать судьбы многих. Но это сделало для писателя тему его жизни вне стен Варшавского гетто деликатной и глубоко им переживаемой. Определенные моменты, его мысли и чувства того периода уже проглядывают в «Деревянном коне» (1946), но особенно в «Самсоне» (1948), экранизированном в 1961 году Анджеем Вайдой. Внутренняя драма и трансформация характера героев этих произведений притягивают к себе внимание читателя вне зависимости от их идеологического наполнения, поскольку и сама жизнь, и заложенная в каждом человеке внутренняя мера правильности совершаемого им не могут зависеть от идеологии. Которая как приходит, так и уходит. В отличие от тех ценностей, которые принято считать вечными.

И здесь можно вспомнить опубликованный Казимежем в 1955 году в «Новой культуре» рассказ «Им будет забыт». Небольшой по объему, но знаковый для польского общества того времени. По своей сути рассказ — осуждение одного из первых рецензентов Брандыса — Чеслава Милоша, оставшегося в 1951 году на Западе. Публикация этого произведения вызвала бурную дискуссию в прессе, в которой, конечно, преобладал негатив. Но… Были и голоса в защиту Милоша.

Почему я обратил внимание на этот рассказ Брандыса? На мой взгляд, и само произведение, и развернувшаяся после его публикации дискуссия, говорят о том, что социализм в страны Восточной Европы пришел не только благодаря штыкам Красной Армии. Уже в предвоенном польском обществе накопился некий отрицательный заряд, несогласие с проводимой тогда государственной политикой. Вместе с этим появилось и осознание того, что нужен какой-то иной путь развития страны. А общая победа над общим врагом дала возможность попробовать пойти по этому новому пути. Которой не преминула воспользоваться часть польского общества, считающая, что вот оно, то направление, которое нужно и стране, и народу.

Конечно, наличие рядом поддерживающей силы облегчило принятие этого решения, но… В первую очередь оно было внутренним. И только во вторую — подсказанным извне. Вспомним послевоенное усиление левых движений во Франции и Италии. А ведь эти страны не освобождала Красная Армия. И не она на своих штыках принесла левые идеи французам и итальянцам.

Другое дело, что новое — оно зачастую и неизведанное. И для того чтобы его «изведать», приходится набить порядочное количество синяков и шишек. А это не всегда проходит безболезненно.

Уже через два года после «Им будет забыт», в 1957-м, Брандыс пишет свою знаменитую «Мать Крулей», экранизированную Янушем Заорским и вышедшую на польские экраны в 1987-м. Роман-эволюцию, обнаживший разочарование коммунистов системой, в которую они искренне верили.

В написанной много позже, в парижской эмиграции, книге «Запомнившееся» (1995), Казимеж честно скажет и себе самому, и своим читателям: «Есть достаточно существенная разница между человеком, который изменил убеждения, и человеком, который изменил ориентацию. Не подлежит сомнению, что я изменил убеждения». И все его поступки, предшествующие сказанному, подтверждают — он говорил честно и искренне.

В 1966 году Брандыс, в знак протеста против исключения из партии профессора Лешка Кулаковского, и сам выйдет из неё. В 76-м он подпишет так называемый «Мемориал 101» — обращение польской интеллигенции к Чрезвычайной Комиссии Сейма, вызванное готовящимся ею законом о внесении изменений в Конституцию Польши.

Естественно, что произведения писателей, подписавших этот документ, оказались под запретом. Не стал исключением и Казимеж. Фрагменты его новой книги — «Недействительность», печатаются в подпольном литературном журнале «Запись». Полностью она будет издана уже в эмиграции.

Писатель становится (или продолжает оставаться) таковым только в том случае, если у него есть свой читатель. Наверное, у Брандыса просто не оставалось другого выхода. И с 1981 года он уже постоянно живет в Париже. В эмиграции.

Здесь будут полностью опубликованы «Недействительность», «Месяцы. Воспоминания нынешних времен» (дневниковые заметки, касающиеся не только текущей жизни автора, но и бурных событий в Польше 80-х), «Запомнившееся». В последней книге воспоминания писателя чередуются с его размышлениями о современной Польше и об изменениях, произошедших в стране после 1989 года. Которым, кстати, Брандыс, не всегда дает позитивную оценку.

Умер он 11 марта 1999 года. И сегодня, естественно, есть повод вспомнить о писателе, чья биография стала неким отражением судеб польской интеллигенции XX века. Но, как кажется мне, не только о нём. И не только об этом.

Может, стоит ещё подумать и о том, что каждый, будь то человек или государство… Каждый самостоятельно выбирает свой путь. Не забывая при этом об ответственности за принятое решение.