Остап Вишня. Смешная фамилия, не правда ли?

При этом большевистские руководители необходимость критики и самокритики теоретически признавали. С самой высокой трибуны провозгласили: «Нам нужны советские Гоголи и Щедрины». И тут же им в ответ была пущена эпиграмма:

Я — за смех! Но нам нужны
Подобрее Щедрины
И такие Гоголи,
Чтобы нас не трогали.

Вот ведь какая публика эти творческие личности! Кстати, в Москве никогда не было, и до сих пор нет, улицы Салтыкова-Щедрина. Случайность? Не думаю.

Не знаю, как в других союзных республиках, но в Украине юморить было сложнее, чем в России. Так же, как в Москве или в Ленинграде, в Киеве писать приходилось, во-первых, осторожно, чтобы начальство не обиделось, а во-вторых, смешно. И в-третьих — местная особенность: писать приходилось по-украински.

Впрочем, третье и второе требования оказывались взаимосвязанными и взаимно друг другу помогающими. Если пишешь по-украински, волей-неволей получается смешнее, чем по-русски.

Язык, что ли, по-кошачьи вкрадчивый и певучий, так построен? Морфология подсовывает множество симпатичных и забавных суффиксов. А синтаксис позволяет так хитро изогнуть предложение, что несмотря на все усилия рассказчика сохранить серьезность, это у него никак не получается. Все равно, зараза этакая, крутит в кармане фигу. По-украински говоря, дулю.

У писания по-украински был еще один смертельный недостаток для всякого пишущего. В любой момент украинского писателя могли объявить «буржуазным националистом». И — привет! В лучшем случае переставали печатать. В худшем же — командировали на несколько лет к северным оленям. О чем и будет рассказано далее в истории писателя. Ибо Павла Михайловича Губенко (1889 — 1956), писавшего под смешным псевдонимом Остап Вишня смешные короткие рассказы и юморески («усмiшки»), судьба протащила по всем этапам, и спасибо, что в живых оставила.

Он родился в Полтавской губернии в крестьянской семье. Было у Павла 17 сестер и братьев. Поэтому то, что он выучился и в 1907 году стал не абы кем, а фельдшером, можно считать большой удачей. Не меньшей удачей было и то, что парень работал в больнице Юго-Западной железной дороги. Тогда железнодорожники жили очень кучеряво.

Впрочем, ни медицинская, ни железнодорожная карьеры Павла не манили. Хотелось глаголом жечь сердца людей. Ну, конечно, лучше не жечь, а греть. К 1917 году юноша сдал экстерном экзамены и поступил в Киевский университет. Но это был 1917 год… Понятно, что высшее филологическое образование будущему писателю получить так и не удалось.

В 1918 году его мобилизовали в армию Украинской Народной Республики (УНР). На войне год идет за три, карьеры растут быстро. За год Павел Губенко стал начальником санитарного управления Министерства железных дорог УНР. Большой начальник! (И это без смеха.)

Может быть, высокая должность и медицинская специальность спасли Павла Михайловича от расстрела, когда в 1919 году его взяли в плен красноармейцы. Офицера-петлюровца Губенко отправили в Харьков, где и задержали в тюрьме «до полного окончания гражданской войны». Была в те суровые годы у ревтрибуналов и такая гуманная формулировка.

Поскольку в 1918—1919 годах П. М. Губенко интенсивно печатался в газетах УНР и писал едко, честно и смешно, его приметил, как ни странно, главный начальник большевистской Украинской Советской Республики Микола Скрипник (1872 — 1933). Приметил, приветил и привлек к работе в газете Всеукраинского ЦИКа. У красных тоже был дефицит способных людей.

Собственно Остап Вишня родился 22 июля 1921 года. Этим псевдонимом был подписан фельетон в «Селянській правді» («Крестьянской правде»).

Последующие десять лет были, пожалуй, самыми славными в жизни писателя. Как и многие люди его поколения, он чистосердечно поверил, что Советская власть не злопамятна, что служба в петлюровской армии прощена ему вчистую и что можно спокойно и с удовольствием жить и работать.

Тем более что под руководством М. Скрипника правительство советской Украины проводило интенсивную и быструю украинизацию. Процесс был прост и результативен. Государственный служащий? — Переходи на украинский язык! Не хочешь? — Увольняем! И скажи спасибо, что не судим.

Так что через два года вся советская Украина (по крайней мере, ее управленцы) говорили «українською мовою». На зависть обитателям Западной Украины, которые, оказавшись под властью Польши, об этом могли только мечтать. Нет таких крепостей, которых не смогли бы взять большевики!

Впрочем, сложности были. Быстрый переход украинского языка, который до революции был языком по большей части деревенским, в статус государственного показал, что многих слов ему не хватает. Начался процесс интенсивного словообразования. Причем довольно часто слова придумывались «от противного»: только бы не было похоже на русский. Поэтому рассказы и юморески Остапа Вишни, написанные в 1920-е годы, зачастую удивляют современных носителей украинского языка. Читаешь — и не понимаешь, что означает это вот слово. Догадаться-то можно, но сейчас так не говорят!

Именно в то время появились анекдоты о том, что «Пролетарии всех стран, соединяйтесь!» будет по-украински «Голодранцi всiх країн, до купи геть!», а в украинском оперном театре ария Ленского звучит как «Чи гепнусь я дрючком продертий».

Но в любом случае для украинской интеллигенции 1920-е годы были годами интенсивной и сладкой языкотворческой работы. Они, например, всерьез относились к индустриализации Украины и к тем изменениям, которые она вносила в жизнь страны.

В частности, Остап Вишня и Павло Тычина стучались во все советские и партийные двери с жалобами, что на Днепрогэсе, на заводах Приднепровья и на шахтах Донбасса невысокий процент рабочих-украинцев. Они были против завоза рабочих из России, считали, что республика может вырастить свой рабочий класс, вместо того чтобы превращать индустриальные районы в русскоязычные колонии. Был даже проект о перемещении культурного центра Украины из Киева на юго-восток, в Запорожье.

Столь ощутимое стремление не к показной, а к реальной независимости Москве явно не понравилось. Одной из удавок, которой пытались излишнюю вольность Украины смирить, был голодомор. Якобы для проведения индустриализации, у украинских крестьян реквизировали практически все запасы хлеба, даже семенную пшеницу. Ни у кого не было сомнений, что в результате люди вымрут. Что, в общем-то, и произошло.

На интеллигенцию нашлась другая удавка. Стремление к развитию и всемерному использованию родного языка можно было без труда объявить «буржуазным национализмом». Этот вердикт, особенно опубликованный в газетах, был равносилен смертному приговору.

Первым буржуазным националистом объявили руководившего украинизацией М. Скрипника. Вскоре после его ареста чекисты пришли и за Остапом Вишней. Ему тоже вменили «буржуазный национализм» и подготовку покушения на товарища П. Постышева, сменившего М. Скрипника. Репрессии на Украине начались раньше, чем в России. Правда, вследствие этого, и приговоры были погуманнее. Павла Михайловича Губенко приговорили к десяти годам лагерей. А товарища П. Постышева ликвидировали без всяких покушений четырьмя годами позже.

Так в творчестве Остапа Вишни появилась «дырка». С 1933 по 1943 год этот веселый писатель не написал ничего. Ах, нет, в 1934 году он написал очерк «Город Чебью» — про стройку коммунизма, «веселый муравейник», где работают «энтузиасты» и «люди с железной волей». Чебью — один из северных лагерных пунктов, на месте которого потом возник город Ухта. В этом самом Чебью Павел Губенко работал по своей основной специальности — фельдшером в лагерной больнице.

И снова ему повезло. Литературный псевдоним спас писателя от расстрела. В Чебью «прилетел» дополнительный приговор — расстрелять Остапа Вишню. Но по лагерным документам таковой не числился. Повод, конечно, формальный. Коли захотели бы, отыскали бы. Но местное начальство предпочло иметь не мертвого буржуазного националиста, а живого фельдшера. Так Губенко остался жив.

В 1943 году арестанту из Чебью не добавили еще один срок, а освободили. И хотя не реабилитировали, но дали квартиру в только что освобожденном от немцев Киеве и подключили, как специалиста, к созиданию украинской советской литературы. После прополки 1930-х годов и после войны не так уж много этих специалистов осталось. В общем, получилось, как в песне В. Высоцкого:

А что недострелили —
Так я, брат, даже рад.

В самом деле, надо же было кому-то по-украински клеймить украинских же бендеровцев. Вот «петлюровец» Остап Вишня и занимался этим почетным ремеслом. А по нечетным — снова начал писать «усмишки».

Пуганая ворона куста боится. Теперь уже сугубо осторожный Остап Вишня выбрал в качестве темы охотничьи байки. Охота — дело самое безобидное, а главное, любимое начальством. Так что рассказы Остапа Вишни без проблем печатали. А в Москве во время праздничных концертов их удостаивали прочтения с высокой сцены. На русском, конечно, языке.

Можно подумать, что в последние годы судьба пыталась расплатиться с бывшим зэком Павлом Губенко за украденное десятилетие. Квартира в центре Киева, публикации, премии, гонорары, Дом творчества писателей в райском местечке Ирпень, могила на престижнейшем Байковом кладбище…

Такая вот, малята невеселая история про веселого писателя!