Я был уведен из этой деревни столь же нищим, каким и пришел туда, бросив на произвол судьбы все плоды моего усердия и труда, — пишет в своем обычном суховато-высокопарном стиле рассказчик.
В новом селении «на вершине горы» он поселился вместе с другом, таким же, как и он холостяком, Джоном Лавлэндом. К тому времени, как замечает не без сожаления Роберт, одиночек среди англичан практически не осталось, потому что большинство из них, потеряв надежду на скорое освобождение из плена, обзавелись туземными женами и сожительницами.
Деревня была очень небольшой и представляла, по словам Нокса «одно из самых мрачных мест, которые мне доводилось видеть в тех краях». Судя по всему, она выполняла функции местной «Сибири», потому что в нее обычно ссылались люди, вызвавшие гнев короля. Жителям деревни, как и раньше, вменялось в обязанность снабжать иноземцев всем необходимым, а в случае, если они не имели для этого средств, приказом короля их обязали продать свое имущество…
…а если и этого не хватит, то жен и детей, лишь бы мы не испытывали никакого недостатка в довольствии, — меланхолически отмечает Нокс.
В этом селении Нокс с другом прожили три года, и за это время и хозяева, и гости успели надоесть друг другу до крайней степени, хотя как будто до продажи жен и детей первых дело все-таки не дошло. Ноксу хотелось перебраться на новое место жительства, но ослушаться королевского распоряжения было рискованным делом.
Впрочем, он уже знал, что приказы короля со временем теряют силу, и решил набраться терпения (которого ему явно было не занимать). Для начала он собрался приобрести себе участок земли в поселке Элледат, для чего и обратился к местным властям.
Место показалось мне просто чудесным; это был клочок земли посреди рисового поля, окружавшего его с трех сторон, уже возделанный и хорошо орошаемый. Там помимо восьми кокосовых пальм росло еще множество фруктовых деревьев, — пишет Нокс.
Заброшенный и поросший травой участок стоил 25 лари, или 5 долларов, что составляло по местным представлениям изрядную сумму; впрочем, рачительный Нокс был в состоянии заплатить ее.
Управитель провинции, резонно считавший, что собственность должна сильнее привязать иноземцев к новой родине, дал разрешение на покупку. Дома на участке не было, и Ноксу пришлось строить его самому, в чем ему оказали помощь трое соотечественников, живших неподалеку.
Роберту, как и другим англичанам, было предписано жить в определенном месте, однако, поколебавшись, он решил пойти на риск, и товарищи последовали его примеру. Власти не имели ничего против, однако возникли другие проблемы: он и другие переселившиеся англичане лишились бесплатных пайков, потому что жители деревень, к которым они были приписаны, вполне разумно решили, что они не обязаны разыскивать чужеземных дармоедов по всей стране, чтобы снабдить их продуктами.
Товарищи, помогавшие Роберту строить дом, остались жить вместе с ним.
Поселившись в новом доме, я стал выращивать на своей земле разные фруктовые растения, и с божьего благословения все у меня росло, цвело и плодоносило, давая такой урожай, что хватало и мне, и тем, кто поселился со мной, — пишет Нокс. — По взаимному уговору между нами было решено, что только одинокие и холостые могут жить у нас, а кто не согласится с этим условием, должен уйти и оставить нашу компанию.
Нокс считал необходимым заключить такое соглашение
…чтобы исключить появление среди нас женщин и тем предотвратить какие бы то ни было раздоры и разногласия, и всеми возможными способами поддерживать между нами любовь и спокойствие.
Несмотря на свое желание вернуться домой, Нокс начал привыкать к стране. Он отпустил длинные волосы и бороду, ел местную пищу, жевал бетель и носил туземные одежды. Позднее пленник описывал местный образ жизни со смешанными чувствами.
Несмотря на то, что жители Цейлона не столь предприимчивы и зажиточны, как англичане, они более жизнерадостны и беззаботны, и обладают лучшим здоровьем, часто доживая до глубокой старости. Природа богато одарила остров, и при умеренности и ограниченных потребностях его обитателям не нужно прикладывать много труда, чтобы добывать себе пищу.
Они едят, чтобы жить, и живут чтобы есть… их главным развлечением является беседа с друзьями и соседями. Я много лет вел такой образ жизни, когда имеешь немного и желаешь еще меньше… и мог бы продолжать его и дальше, если бы мысли о рабстве не пронзали мое сердце настолько, что я бы предпочел умереть при попытке получить свободу, чем жить в неволе, — пишет Нокс.
Он отмечает, что «сингалы по природе своей склонны к бездействию и лени», но при этом считает, что леность туземцев обусловлена не столько климатом или характером, а скорее недальновидностью и алчностью власти:
И даже будь они бережливы и тратили бы мало и копили все, что могли, однако у них такие правители, что они боятся, как бы не узнали, что у них что-то имеется, иначе и это отберут у них.
В целом цейлонский узник отзывается о жителях острова вполне благожелательно и признает, что они проявляют умелость в определенных ремеслах, незлобивы («Они относятся друг к другу без злобы, а если сердятся, то гнев их не длится долго») и питают отвращение к воровству, хотя при этом сингалы хитры, лицемерны, суеверны и отличаются большим самомнением.
В новом доме друзья прожили два года в дружбе и согласии. Подозрительность властей ослабла, за ними уже не было постоянной слежки, никто не мешал им навещать друг друга и заниматься торговлей шапками вразнос, «распространив свою коммерцию на всю страну». Двое из компании обзавелись семьями и отделились, как и было обговорено, от общины. Общество сократилось до двух человек — самого Нокса и Стефена Ратлэнда, который так же «твердо и непоколебимо был против женитьбы».
И мы уже не расставались до конца и вернулись оттуда вместе, — пишет Нокс.
Нокс так и не смирился со своим статусом то ли узника, то ли гостя и по-прежнему думал о возвращении.
Карл-Август Аванти, мастерить-то, думается, мастерили, как же без этого. Но фигурку свою были вынуждены хранить исключительно в гараже,...