«Иван Васильевич меняет профессию». 11. Какие города брал Иван Грозный?

Милославский, не будучи знатоком ни истории, ни поэзии, неожиданно вспоминает строки из стихотворения А. К. Толстого «Князь Михайло Репнин»:

Поют потехи брани,
дела былых времен,
И взятие Казани,
и Астрахани плен.

Этого момента в фильме нет, зато есть продолжение:

Милославский:
— Да скажи им, чтoб назад не тoрoпились. Пусть на oбратнoм пути Казань вoзьмут. Ну, чтoб 2 раза не ездить.
Дьяк:
— Как же этo так, батюшка, ведь Казань-тo наша. Мы ее давным-давнo взяли.

В списке городов, которые брал Иван Грозный, Казань занимает почетное первое место. Этот город действительно был захвачен русским войском давным-давно, почти за двадцать лет до того момента времени, когда пришельцы очутились в прошлом, — осенью 1552 года. Принимал ли Иван Грозный личное участие в этих событиях, брал ли Казань в буквальном смысле этих слов?

Историки пишут, что в самом начале своего царствования Иван Грозный возглавлял не один, а целых три похода на столицу Казанского ханства, и во время одного из них (угадайте, какого!) город был, наконец, взят.

Осада Казани проходила крайне тяжело; казанское войско сопротивлялось отчаянно, и все решилось лишь после того, как иноземный мастер Размысл взорвал пороховые заряды в подкопах, сделанных под стенами городских укреплений (как мы видим, с инженерным обеспечением в русском войске был полный порядок). Взрывы стали сигналом к началу общего штурма города, который продолжался не один час, но предсказуемо закончился победой русского оружия (заметим, что в русском войске были и союзные татарские части). Иван Грозный въехал в покоренную столицу по узкой тропе, очищенной ради этой цели от трупов павших воинов, и, на правах покорителя вражеской столицы, остановился в ханском дворце.

Как вел себя царь во время штурма? Как утверждает историк Борис Флоря, данные источников расходятся.

Согласно официальной летописи, царь пребывал на службе в походной церкви, когда при чтении слов Евангелия «да будет едино стадо и един пастырь» взорвался первый подкоп, а за ним вскоре и второй. Начался штурм, о чем немедленно известили царя, но он продолжал молиться. А когда все-таки сел на коня и выехал к войску, «знамена христианские» были уже на «стенах градных».

В тексте «Разрядных книг» подробно говорится о совершении литургии и молитвах царя перед образами святых, но оговаривается, что происходило это еще до начала штурма. Подкопы были взорваны лишь после того, как царь прибыл к войску.

В целом 22-летний царь довольствовался почетной, но на деле второстепенной ролью, — пишет историк Р. Скрынников. — В первые дни осады он участвовал в расстановке полков, ездил «во все дни и в нощи» вокруг татарской крепости. По решению боярского совета государев полк решено было ввести в сражение в момент решающего штурма — 2 октября. В тот день Иван усердно молился в походной церкви. Дважды воеводы присылали к Ивану с напоминанием, что ему пора выступать. Но монарх не пожелал прервать молитву. Когда государев полк появился наконец под стенами крепости, на них уже подняты были хоругви. Промедление Ивана дало пищу для неблагоприятных толков. По словам Курбского, в критический момент воеводы приказали развернуть государеву хоругвь у главных ворот «и самого царя, хотяща и не хотяща, за бразды коня взяв, близ хоругви поставиша».

Очевидно, что непосредственно в боевых действиях царь участия не принимал, и это стало поводом для обвинений его в трусости.

«Второго октября 1552 года Казань становится русской, и двадцатидвухлетний царь гордится своим первым завоеванием, хотя в эти героические дни ни разу не держал в руках сабли, а на плече — лука, ни разу не навестил передовые позиции, — писал автор биографии царя Анри Труайя, — впрочем, человек, относившийся к Грозному крайне негативно. — Он лишь истово молился, время от времени он в парадном одеянии появлялся в лагере. Все равно для сражавшихся он — символ русского могущества, храбрости и веры».

Даже если царь и не участвовал в штурме, обвинять его на этом основании в чрезмерной осторожности кажется явным преувеличением. «Сам Иван IV, однако, вовсе не был воином», — пишет Борис Флоря. Но обязательно ли этого требовать от русского царя, правителя великого государства?

Иван находился в действующей армии, рядом с местом сражений. При этом обычаи того времени уже не требовали от верховного правителя прямого участия в сражениях и схватках, оно ложилось на плечи его воевод и простых солдат. Гибель царя или его пленение в ходе сражения могли бы стать катастрофой и для армии, и, возможно, для судеб государства как такового.

Иван не мог не помнить, что в 1445 году под Суздалем войско его предка, великого князя Василия II (1415−1462 гг.), потерпело поражение от казанцев, в результате чего сам Василий и его двоюродный брат Михаил Андреевич были взяты в плен. Через три месяца татары их освободили, однако русским пришлось выплатить громадный выкуп.

«Касательно условий освобождения свидетельства разногласят: в большей части летописей сказано: „Царь Улу-Махмет и сын его утвердили великого князя крестным целованием, что дать ему с себя окуп, сколько может“; но в некоторых означена огромная сумма — 200000 рублей, намекается также и на другие какие-то условия», — пишет историк С. М. Соловьев в своей «Истории России с древнейших времен».

Вслед за Казанью наступила очередь Астрахани. Астраханское ханство — государство, возникшее в результате распада Золотой Орды и существовавшее в XVI веке в Нижнем Поволжье. Его столица — город Хаджи-Тархан (Аждархан) — располагалась на правом берегу Волги, в 12 км от современной Астрахани. Во взятии Астрахани Грозный лично не участвовал, а сама компания прошла намного легче, чем казанская. Русские действовали по той же схеме, что была использована при покорении Казанского ханства.

В 1554 году войска под командованием воеводы Пронского-Шемякина в первый раз захватили Астрахань, и на ханский трон был посажен союзник русского царя, хан Дервиш-Али, уже сидевший ранее на ханском престоле, но свергнутый соперником, ханом Ямгурчи.

Восток — дело тонкое, и ханская чехарда грозила продолжиться, потому что Ямгурчи сделал попытку вернуть Астрахань. Впрочем, она оказалась безуспешной, однако теперь промосковский Дервиш-Али затеял свою собственную игру, вступив в союз с ногайцами и крымчаками.

Москве эта восточная «игра престолов» быстро наскучила, и было принято решение взять Астрахань под свою руку. Летом 1556 года Хаджи-Тархан был захвачен царскими ратями, в состав которых входили отряды стрельцов и казаков. Дервиш-Али бежал, и Астраханское царство прекратило свое существование.

«Все оживляется в мыслях, когда город представляется взорам, когда величественная река в мире шумит в необозримом ее пространстве, когда множество храмов и зданий, покрытых печатью веков, погружают в глубокую сень древности; когда, перелетев грозную Волгу, приближаешься к стенам Астрахани и ступаешь на берег, где является образ диких, но героических времен, где места великих браней обновляют в памяти историю, где дымятся, кажется, кровавые следы Токтамышев, Тамерланов, Ахматов», — писал в 1799 году путешественник В. Измайлов.

Как же обстояли дела с Ревелем? Брал ли его Грозный и если да, то когда именно?

После распада Ливонского ордена жители Ревеля (он же Таллинн) обратились за покровительством к шведам. У русского царя тоже были планы на эти земли, и поэтому Иван Грозный заключил союз с датским то ли принцем, то ли герцогом — не Гамлетом, а неким Магнусом, который принял предложение стать его вассалом. В мае 1570 года он прибыл в Москву и был провозглашен «королем Ливонским». В соответствии с обычаями того времени, состоялось заключение брака между Магнусом и племянницей царя, дочерью князя Владимира Старицкого Марией.

Русское правительство обязалось предоставлять новому государству, обосновавшемуся на острове Эзель, военную и материальную помощь, чтобы оно могло расширить свою территорию за счет Ливонии.

Магнус с энтузиазмом взялся за создание своего, пусть и захудалого, королевства. В августе 1570 года он подошел к Ревелю с 25-тысячным русским войском, усиленным отрядами немецких волонтеров. Увещательная (или увещевательная?) грамота, посланная им жителям Ревеля, не произвела желаемого действия, и Магнус приступил к осаде города.

Одной из причин того, что посулы герцога не подействовали на горожан, как пишет Б. Флоря, были дошедшие до жителей Ревеля слухи о кровавом погроме опричников в Новгороде, впрочем, сильно преувеличенные. Естественно, они не хотели чтобы их постигла подобная участь.

Опасения подтвердились, когда в осаждавшее город войско прибыл большой отряд опричников.

«Этот отряд, — писал хроникер Рюссов, — гораздо ужаснее и сильнее свирепствовал, чем предыдущие, убивая, грабя и сжигая, они бесчеловечно умертвили много дворян и простого народу».

Магнус, опасавшийся, что подобного рода бесчинства могут помешать успеху мирных переговоров, пожаловался царю, и тот приказал отозвать опричников, а командовавших ими воевод арестовать.

Впрочем, и это не помогло. Положение защитников города стало бы критическим, если бы на рейде, как и было обещано, появился союзный русским флот датчан. Но он не пришел, и шведские суда могли беспрепятственно снабжать Ревель запасами и продовольствием.

К несчастью для русских, как раз в это время между Данией и Швецией был заключен мирный договор, и на содействие коварных датчан больше не приходилось рассчитывать. Бомбардировка не привела к успеху, а на штурм крепости осаждающие не решились.16 марта 1571 года русские войска были вынуждены снять осаду и оставить позиции под Ревелем.

Через 6 лет, в 1577 году, 50-тысячное русское войско снова явилось под Ревель; ошибки прошлого похода были учтены, и нападающие имели в своем распоряжении осадную артиллерию, состоявшую из 28 пушек. Русские полтора месяца обстреливали Ревель, круглосуточно ведя по нему огонь раскаленными ядрами. Но и это не помогло; город был надежно укреплен, а его крепостная артиллерия по своей численности существенно превосходила артиллерию русских. К тому же осажденным удалось наладить надежную систему противопожарной защиты. Осаду снова пришлось снять.

Таким образом, русские вместе с союзниками два раза пытались взять Ревель, но сделать это им так и не удалось. А значит, слова Грозного «Ревель брал» следует истолковывать скорее как «пытался взять». В том смысле, что предпринял определенные усилия, но так и не преуспел в своей попытке. Так что, ни квартиру Шпака, ни Ревель Грозный, следует признать, не брал.

Продолжение следует…