Герой Дефо, трезво оценив создавшуюся ситуацию, решил отправиться в столицу Португалии и всей португальской империи — город Лиссабон, в надежде найти своего друга-капитана, спасшего его у берегов Африки, и узнать о том, что сталось с его бразильской плантацией, которую он передал в управление соседям, — единственным активом, которым он владел.
К счастью для Робинзона, старик был еще жив, хотя больше не ходил в море, передав управление кораблем сыну. С помощью португальского друга ему удалось выяснить, что оставшаяся без хозяина плантация процветает и приносит прибыль (судя по всему, едва ли не большую, чем сумел бы обеспечить ее непостоянный и склонный к перемене мест и занятий хозяин), и в случае, если Робинзон, считавшийся без вести пропавшим, сумеет доказать, что жив, он может быть восстановлен в правах собственности.
Добряк-капитан помог Крузо оформить доверенность, позволявшую ему предъявить свои права на наследство, и через несколько месяцев попутный корабль привез деньги и товары с плантации, а также посылку с письмами и документами. Робинзон, к полной неожиданности и для себя, и для читателей, оказался владельцем поместья в Бразилии, приносившего ежегодный доход более тысячи фунтов.
Взвесив все за и против, Крузо решил не возвращаться в Бразилию, а продать свою плантацию, благо с покупателями не было проблем. Мировое бизнес-сообщество XVII века семимильными шагами двигалось по пути глобализации (в хорошем смысле этого слова), и каких-либо трудностей с оформлением сделки не возникло: отослав в Бразилию договор купли-продажи, Робинзон через несколько месяцев получил чек на 33 тысячи золотых (судя по всему, мировая финансовая система работала безупречно).
Деловые вопросы были решены, культовые места Лиссабона осмотрены и можно было возвращаться в Англию. Однако Робинзон, после всех произошедших с ним злоключений, был предубежден против любой поездки морем (вопрос, как он добрался до Лиссабона, остается открытым) и предпочел сухопутный маршрут до Кале через Испанию и Францию.
Первой страной, через которую пролегал его маршрут, была Испания — страна, в конце XVII века начавшая терять свое могущество, но все еще остающаяся центром гигантской империи и одной из великих европейских держав.
«По прибытии в Мадрид мы все, будучи в первый раз в Испании, пожелали остаться там, чтоб увидать испанский двор и посмотреть все, что заслуживало внимания, но так как лето уже близилось к концу, мы поторопились отъездом и выехали из Мадрида около половины октября», — пишет Крузо.
Стоит отметить, что местоимение «мы» Крузо употребил, поскольку путешествовал в компании нескольких купцов и двух личных слуг, одним из которых был наш старый знакомый Пятница.
Судя по всему, тайны испанского двора и красоты Мадрида не вызвали у героя Дефо особого интереса, и он продолжил свой путь. У границы Наварры путники узнали тревожную весть о том, что на французской стороне гор выпал глубокий снег и многие путешественники принуждены были вернуться обратно в Пампелуну (Памплону) после безуспешной попытки перебраться через горный кряж.
Бывшая когда-то отдельным королевством Наварра — историческая область на границе Испании и Франции. Ее часть, так называемая Верхняя Наварра, вошла в состав Испании, остальные земли стали в начале XVII века французской провинцией.
Памплона — город, являющийся столицей автономной области Наварра, расположенный у подножия Западных Пиренеев. В наше время он известен главным образом тем, что в нем ежегодно проводится Сан-Фермин — праздник, вдохновивший американского писателя Э. Хемингуэя на создание повести «И восходит солнце». Именно на нем проходит знаменитое энсьерро (encierro) — бег людей, ищущих острых ощущений, по улицам города от разъярённых быков.
Впереди быков бежало так много народу, что в воротах цирка образовалась пробка, и, когда быки, тяжелые, забрызганные грязью, сбившись в кучу, крутя рогами, набежали на толпу, один бык вырвался вперед, всадил рог в спину бегущему впереди человеку и поднял его на воздух, — пишет Хемингуэй.- Когда рог вошел в тело, руки человека повисли, голова запрокинулась, и бык поднял его, а затем бросил на землю. Бык погнался еще за одним из бегущих, но тот скрылся в толпе, и толпа прорвалась в ворота, а за нею быки.
Первые упоминания о празднике относятся к XII веку. Стало быть, во времена Крузо его уже отмечали, хотя, как будто, знаменитый «бег быков» появился в его программе уже позднее, в XVIII веке.
Впрочем, Сан-Фермин обычно происходит в июле, Робинзон же посетил Памплону глубокой осенью, когда на улицах города уже лежал снег, не говоря уже о том, что испытавший за свою жизнь множество «удивительных и необыкновенных» приключений герой Дефо едва ли испытывал потребность в острых ощущениях, имеющих чисто искусственный характер.
С немалыми трудностями, едва не став жертвой диких зверей, Робинзон и его спутники миновали горный хребет и добрались до города Тулузы, где, как записал герой Дефо, «климат теплый, местность красивая и плодородная и нет ни снега, ни волков».
О своем путешествии по Франции я не могу сообщить ничего особенного, — ничего кроме того, о чем уже рассказывали другие путешественники, и притом гораздо интереснее моего, — пишет Робинзон. — Из Тулузы я приехал в Париж, потом, не останавливаясь там долго, дальше, в Калэ и благополучно высадился в Дувре 14-го января, совершив свое путешествие в самую суровую и холодную пору года.
Почему Робинзон практически ничего не рассказывает нам о Франции и Париже? Неужели в этой великой европейской стране, где в то время правил король-солнце Людовик XIV, не было ничего, что могло привлечь внимание заезжего гостя?
Наверное, все дело в том, что рассказ о памятниках, знаковых местах и достопримечательностях никогда не был сильной стороной творчества Даниэля Дефо. Приходится признать, что его герой Робинзон Крузо был типичным до мозга костей британцем, человеком образованным, неглупым и любознательным, однако до крайности флегматичным, холодным и невозмутимым, и разговор о погоде, судя по всему, был для него гораздо интересней всех красот Парижа, Мадрида, да и любого другого места за пределами его необитаемого острова и родной страны, которая на самом деле тоже была островом, правда, достаточно большим.
И все-таки оставить читателей без описания Парижа той поры было бы неправильно и несправедливо. Сами парижане хотя и любили свой город, относились к нему не без изрядной доли иронии, а подчас и сарказма. Вот какое описание Парижа в XVII веке оставил поэт Поль Скаррон:
Везде на улицах навоз, Везде прохожих вереницы/ Прилавки, грязь из-под колес, Монастыри, дворцы, темницы/Брюнеты, старцы без волос, Ханжи, продажные девицы/Кого-то тащат на допрос, Измены, драки, злые лица/Лакеи, франты без гроша, Писак продажная душа/Пажи, карманники, вельможи, Нагромождение домов Кареты, кони, стук подков: Вот вам Париж. Ну как, похоже?
Разумеется, иностранцы посетившие культурную столицу Европы, обращали внимание не только на грязь, злые лица и нагромождение домов. Хотя, разумеется, не ощущать зловоние большого города и не чувствовать его внутреннюю фальшь они не могли. Приведем несколько фрагментов из записок русских путешественников XVIII века — эпохи, когда русские начали активно осваивать Западную Европу.
Русский посланник
Сей город Париж есть столицею королевства французскаго… но при державе ныне государствующаго короля Людовика Великаго перенесен двор своею резиденцию в город Версалию.
Того города величина содержит в себе 830 улиц, 12 фобургов, или слобод… де каменныя домы по обеим сторонам, великия и высокия домы есть, якобы крепость замку, размеру и разположения изрядного, которыя купечеством розных художников, наполнены; 73 площади для всенародных собраний и торгов, 10 мостов каменных, из которых богатою рукою два и архитекторы старинной и новой построены на реке Сеине…В том же городе знаменитых дворов великого здания в тех 830 улицах состоящих счисляют с 24 000 быть и высоких особ с 268 домов, и из них самих лутчих 51 дом, 55 собраний разных наук, 60 фонтанн, или водовзводов, 8 пристаней.
Народа число описуют быть от 8 (судя по всему, опечатка — по-видимому, имеется в виду 800 тысяч, в противном случае разброс уж слишком велик).) до 900 000 человек в городе том многонародном, из них же могут выбраться с 200 000 особ, который понесут ружье.
Численность населения Парижа, приведенная Матвеевым, явно преувеличена. Считается, что в 1700 году в Париже проживало около 550 тыс. жителей — чуть меньше, чем в английском Лондоне, численность населения которого оценивается в 575−600 тыс. чел. Судя по всему, цифру эту сообщили Матвееву ученые парижане, которую давали именно такую оценку населенности своего города.
Еще более любопытны описания Парижа, данные известным литератором, автором пьесы «Недоросль» Д. И. Фонвизиным, посетившим Францию в 70-х годах XVIII века.
Париж может по справедливости назваться сокращением целого мира. Сие титло заслуживает он по своему пространству и по бесконечному множеству чужестранных, стекающихся в него от всех концов земли…
Видя с утра до ночи бесчисленное множество людей в непрестанной праздности, удивиться надобно, когда что здесь делается. Не упоминая о садах, всякой день пять театров наполнены. Все столько любят забавы, сколько трудов ненавидят; а особливо черной работы народ терпеть не может. За то нечистота в городе такая, какую людям, не вовсе оскотинившимся, переносить весьма трудно (как видим, со времен Скаррона мало что изменилось). Почти нигде нельзя отворить окошко летом от зараженного воздуха. Чтобы иметь все под руками и ни за чем далеко не ходить, под всяким домом поделаны лавки. В одной блистает золото и наряды, и подле нее в другой вывешена битая скотина с текущею кровью… Париж перед прочими (французскими городами) имеет только то преимущество, что наружность его несказанно величественнее, а внутренность сквернее. Привычка, от самого младенчества жить в грязи по уши, делает, что обоняние французов ни мало от того не страдает.
По их мнению, имеют они не только наилучшие в свете обычаи, но наилучший вид лица, осанку и ухватки, так что первой и учтивейший комплимент чужестранному состоит не в других словах, как точно в сих: …(Вы совсем не походите на чужестранного; поздравляю вас!)…Европа почитает Французов хитрыми… Кажется, что вся их прославляемая хитрость отнюдь не та, которая располагается и производится рассудком, а та, которая объемлется вдруг воображением и очень скоро наружу выходит. Слушаться рассудка и во всем прибегать к его суду, скучно; а Французы скуки терпеть не могут. Чего не делают они, чтоб избежать скуки,
т. е. чтоб ничего не делать!
Фонвизин назвал Париж легкомысленным, опасным и порочным городом.
Я думаю, что если отец не хочет погубить своего сына, то не должен посылать его сюда ранее двадцати пяти лет, и то под присмотром человека, знающего все опасности Парижа. Сей город есть истинная зараза, которая хотя молодого человека не умерщвляет физически, но делает его навек шалуном и ни к чему неспособным, вопреки тому, как его сделала природа и каким бы он мог быть не ездя во Францию.
Но Робинзону, во-первых, было больше 25 лет, а во-вторых, он находился под надежным присмотром Пятницы и поэтому, увидев Париж он не умер, не стал шалуном и благополучно вернулся на родину.
Продолжение следует…
Александр Котов, подозреваю, что информации о заболеваниях, которыми страдали в Средневековье крайне мало еще и потому, что к медикам...