Робинзон Крузо, отшельник и великий путешественник. Какие страны он посетил?

«Нас собралась большая компания, — насколько я могу припомнить, больше ста двадцати человек, отлично вооруженных и готовых ко всяким случайностям, и триста или четыреста лошадей и верблюдов, — пишет Робинзон. — Караван состоял из людей разных национальностей, главным образом, московитов — в нем было шестьдесят московских купцов и обывателей, несколько человек из Ливонии и пять шотландцев, чему мы были очень рады».

Караван, о котором говорит Крузо, появился на страницах романа далеко не случайно. Вот только был он не купеческим, а сопровождал русское посольство в Китай, во главе которого стоял иностранец на русской службе Избрант Идес. После возвращения из поездки Идес опубликовал «Записки о русском посольстве в Китае (1692−1695 гг.)», которые и стали одним из источников романа Дефо.

Понадобился целый месяц, чтобы путешественники, миновав Великую китайскую стену, достигли окрестностей города Наум (Цицикар) на границе Китая с русским царством, а первый населенный пункт в пределах России имел название Аргунское (Аргунский острог, построенный в 1681 году на берегу реки Аргунь).

Крузо пишет, что между Аргунью и Нерчинском — городом, в котором, по его словам, живут совместно русские и татары, лежат обширные дебри, через которые караван шел целых 20 дней. Нерчинск был основан в 1653 г. на левом берегу реки Нерча отрядом сотника П. И. Бекетова; именно здесь был заключён Нерчинский договор 1689 г. между Российским царством и Империей Цин, впервые определивший границы между собой двух великих государств.

Неподалеку от этого города произошел эпизод, едва не стоивший Робинзону и его спутникам жизни.

«В одной деревне близ Нерчинска мне вздумалось, из любопытства, присмотреться к образу жизни туземцев, очень грубому и первобытному, — пишет Крузо. — В тот день у них, должно быть, назначено было большое жертвоприношение».

Наблюдая языческий обряд, бывший отшельник, человек, в принципе, гуманный и терпимый, потерял контроль над собой и сделал попытку разрубить туземного идола саблей. Нет ничего удивительного, что такой поступок вызвал у аборигенов приступ ярости и незваному гостю пришлось спасаться бегством. Но обуреваемому, вообще-то, несвойственным ему христианским рвением Крузо и этого показалось мало. Ночью вместе с несколькими товарищами он снова пришел в туземный поселок.

В большой хижине или шатре, где мы раньше видели трех жрецов… виднелся свет; подойдя к самой двери, мы услыхали за дверью говор — пять или шесть голосов. Всех этих мы взяли в плен, связали им руки и заставили стоять и смотреть на гибель их идола, которого мы сожгли с помощью принесенных нами горючих веществ.

Последствия не заставили себя долго ждать. На следующий день толпа разгневанных туземцев пришла к губернатору Нерчинска с требованием выдать им на расправу людей, совершивших гнусное святотатство. Теперь спасаться бегством пришлось уже не одному Крузо, а всему каравану. Мстительные туземцы следовали за ним по пятам и, наконец, возле «большой реки Удда» (Уда, приток Селенги) догнали дерзких чужаков.

«Мы уцелели только благодаря хитрости одного казака из Яравены, который сказал, что направит неприятеля в другую сторону, к Шилке, — повествует Крузо. — Он взял свой лук и стрелы, сел на коня и, описав большой круг, подъехал к татарскому отряду, словно посланный нарочно гонец, сказав им, что люди, сжегшие их идола Чам‑Чи‑Тонгу (скорее всего, Дефо просто выдумал это странное наименование), пошли к Шилке с караваном неверных, т. е. христиан, и что они решили совершить новое злодейство — сжечь тунгусского идола Шал‑Исар. Этот парень был сам из татар и хорошо говорил на их языке, поэтому все ему поверили и помчались в большой спешке в Шилку. Не прошло и трех часов, и они скрылись из виду, и мы никогда больше не слышали о них, независимо от того, действительно ли они поскакали в Шилку или куда-то еще».

Крузо называет туземцев, с которыми у него произошел конфликт, татарами, но в равной степени это могли быть и тунгусы (эвенки), жившие в районе Нерчинска.

«Дефо плохо разбирается в этнографическом разнообразии туземного населения Сибири, называя все живущие здесь народы общим именем татар», — писал академик М. П. Алексеев.

Соотечественник Крузо Джон Белл, близко наблюдавший жизнь тунгусов, тоже говорил об их шаманизме («До сих пор тунгусы не знают никакой письменности и преклоняются солнцу и луне. Среди них много шаманов»), однако в целом англичанин отзывается о них достаточно благожелательно:

Они весьма вежливы и сговорчивы и любят курить табак и пить водку (любопытно, в какой степени сговорчивость и любовь к водке связаны между собой?)… Мужчины высокого роста и крепкие, храбрые и очень честные. Женщины среднего роста и очень добродетель­ны.

Туземцы, будь это татары или тунгусы, исчезли, и без каких-либо происшествий отряд Робинзона добрался до Удинска, где местные власти, во избежание дальнейших неприятностей, предоставили им конвой до ближайшей станции. Удинск (позднее — Верхнеудинск) — это современный Улан-Уде, столица Республики Бурятия.

Следующим населенным пунктом, где встал на стоянку караван, был город Енисейск. Расстояние между Улан-Уде и Енисейском составляет более 1200 км по прямой и не может не вызывать удивления тот факт, что Крузо ничего не рассказывает читателям об этом отрезке путешествия — впрочем, описание природных красот, пейзажей и ландшафтов, равно как и городских достопримечательностей, никогда не было сильной стороной творчества Дефо.

Миновав Енисей, караван:

Прошел обширную, плодородную, но слабо населенную область до реки Оби. Жители все язычники, за исключением ссыльных из России; сюда ссылают преступников из Московии, которым дарована жизнь, ибо бежать отсюда невозможно.

Крузо добавляет:

Со мной не случилось ничего замечательного до самого Тобольска, столицы Сибири, где я прожил довольно долго. (По-видимому, история с идолом отучила его ввязываться в новые авантюры.)

Каким образом герой Дефо собирался попасть на родину, в Англию? Путь через прибалтийские земли он счел слишком рискованным, учитывая, что там шла война, оставался маршрут через Архангельск. Однако к тому времени, когда Крузо планировал добраться туда, сезон судоходства заканчивался, а иностранные купцы, живущие в городе в теплое время года, по его по сведениям, ближе к зиме обычно переселялись в Москву.

Взвесив все «за» и «против», Крузо пришел к выводу, что в зимнем Архангельске его ждали холод, голод и одиночество, и счел за лучшее провести зиму там, где и оказался в настоящий момент — в сибирском Тобольске. Здесь он, по крайней мере, мог быть уверен в трех вещах: наличии провианта, отапливаемого жилья и хорошего общества.

«Всего замечательнее было то, что я нашел хорошее общество в этом городе, расположенном в варварской стране, невдалеке от Ледовитого океана, — пишет бывший отшельник. — Неудивительно: Тобольск служит местом ссылки государственных преступников; он весь полон знати, князей, дворян, военных и придворных. Тут находился знаменитый князь Голицын, старый воевода Робостиский (?) и другие видные лица, а также несколько дам. Через своего спутника, шотландского купца, с которым я здесь расстался, я познакомился с несколькими аристократами и не без приятности проводил с ними долгие зимние вечера».

Чтобы восполнить досадный, но вполне ожидаемый пробел, приведем описание города, которое оставил нам в своей книге «Путешествие из Санкт-Петербурга в различные части Азии» другой англичанин, некто Джон Белл:

Тобольск укреплен прочной каменной стеной, имеющей четырехугольные башни и бастионы на надлежащем расстоянии, и хорошо снабжен военными силами. Внутри города находится дворец губернатора, судебная палата, множество построенных из камня церквей, в частности большой собор и дворец архиепископа. Со стен открывается обширный вид на прекрасную местность, особливо с юга. На западе местность также ровная и покрыта высокими рощами. Обитают там преимущественно русские различных профессий; многие из них купцы, и очень богатые от добычливой торговли, которую ведут они с пограничными областями Китая и многими местами своей страны. Они живут в большинстве случаев на возвышенности. Под холмом в предместье вдоль берегов реки имеется множество широких улиц, названных Татарскими, заселенных потомками древних жителей этих мест. Здесь, как и в других местах, люди имеют счастье свободно выполнять обряды своей религии и одарены привилегиями торговли.

Герой Дефо прожил в Тобольске восемь месяцев.

Морозы были так сильны, что на улицу нельзя было показаться, не закутавшись в шубу и не покрыв лица меховой маской или вернее башлыком с тремя только отверстиями: для глаз и для дыхания.

Впрочем, в комнатах внутри домов было тепло, потому что, по словам Крузо «двери в тамошних домах закрывались плотно, стены были толстыми, а окна маленькими, при этом имели двойные рамы».

Питались Робинзон и его спутники хлебом (как он признает, очень вкусным), вяленым оленьим мясом, рыбой, а иногда и свежей бараниной и мясом буйволов. Пили воду, смешанную с водкой, и мед, в изготовлении которого местные жители изрядно поднаторели. Тобольские охотники, выходившие на промысел в любую погоду, приносили им свежую оленину, а иногда и медвежатину, которая, впрочем, гостям не слишком понравилась; из Китая они привезли большой запас чаю и часто угощали новых друзей. В целом, резюмирует Робинзон, «жили мы хорошо и весело».

Робинзон пишет, что особенно сблизился с князем *** (в оригинале он назван certain prince, т. е. «некий князь), ссыльным царским министром, и, не удержавшись, рассказал ему о своем отшельничестве на необитаемом острове. Приятели проводили время в философских разговорах, главной темой которых были преходящий характер земного величия и достоинства простой жизни на лоне природы.

Князь поведал Крузо о том, что, по его мнению, «верх человеческой мудрости — уменье приспособляться к обстоятельствам и сохранять внутреннее спокойствие, какая бы буря ни свирепствовала кругом», и что, оказавшись в сибирской ссылке, он чувствует себя гораздо счастливее своих недругов, не испытывает ни малейшего желания вернуться ко двору и не променяет этой дикой пустыни, покрытых льдом озер и лесов на дворец в Москве. Его английский визави решил, что в лице опального князя нашел своего единомышленника, своего рода «русского Робинзона».

Приближалась весна, и гости начали собираться в дорогу. Крузо пишет, что он много размышлял над положением сибирских ссыльных; как будто, им предоставлялась свобода передвижения, и он недоумевал, почему они не уезжают отсюда. Задав вопрос князю, он получил следующий ответ:

— Примите во внимание, сударь, — сказал вельможа, — особенности страны, в которой мы находимся, и наше положение ссыльных. Мы окружены здесь барьерами более крепкими, чем решетки и замки; с севера Ледовитый океан, куда не заходит ни один корабль, ни одна лодка, да если бы они и были у нас, мы не знали бы, куда уплыть на них. С остальных трех сторон на тысячи миль тянутся владения царя, где на всех дорогах, по которым можно проехать, выставлен караулы, а в городах стоят воинские гарнизоны, так что нет возможности проехать там, оставшись неузнанными.

Крузо, успевший привязаться к человеку, которого он считал своим другом и единомышленником, сделал ему предложение тайно оставить Тобольск и ехать вместе с ним до Архангельска, где он наверняка сможет под вымышленным именем сесть на любое судно, которое доставит его в Европу.

— Так как я направляюсь не в Москву, но в Архангельск, причем иду в караване, так что могу и не останавливаться в городах, а располагаться лагерем, где мне будет угодно, то мы наверняка беспрепятственно доберемся до Архангельска, — заверил собеседника англичанин.

Князя, истинно русского человека, обуревала настоящая буря чувств. Как всякий узник, он хотел бежать из своего заключения и одновременно в глубинах души надеялся, что у него еще остался шанс вернуться ко двору. Утверждал, что достиг высшей мудрости и чувствует себя более счастливым в уединении, на которое обрекло его изгнание, чем был когда-либо, находясь у власти при царском дворе. И через какое-то время откровенно признавался, что чувствует себя «жалким рабом своих страстей», и надеется, что царь вспомнит он нем и призовет к себе.
Такая нелогичность поведения князя ввела прямодушного Робинзона в ступор.

Похоже, что Дефо с присущим ему гениальным даром «инженера человеческих душ» был, возможно, первым британским литератором, заглянувшим в бездны загадочной «русской души».

Взвесив все за и против, князь поблагодарил Крузо, но отказался от его предложения, однако попросил за своего сына, который находился в том же положении, как и он; Робинзон не видел его раньше, так как молодой человек жил за двести миль отсюда, по другую сторону реки.

Большинство исследователей уверены, что загадочный князь из романа Дефо — это Голицын. В оригинале книги действительно упоминается «знаменитый князь Голицын» (famous Prince Galitzin), но Дефо не утверждает, что вельможа, с которым подружился Крузо, князь и «ссыльный царский министр» — это ранее упомянутый им Голицын (в конце концов, в Тобольске могло одновременно находиться несколько русских князей, некогда близких к престолу, но отправленных в ссылку).

Тем не менее отождествление друга Робинзона с князем Голицыным является доминирующей версией, причем некоторые эксперты склоняются к тому, что прообразом персонажа книги был не безымянный представитель этого знаменитого рода, а князь Василий Васильевич Голицын (1643−1714 гг.) — наверное, самый известный в Европе ссыльный вельможа петровского времени.

Тем не менее между В. В. Голицыным, фаворитом царевны Софьи, и героем романа Дефо есть существенные различия.

После отстранения царевны Софьи от власти Василий был отправлен в изгнание, и, несмотря на все старания двоюродного брата Бориса Голицына, любимца Петра, его положение не удалось сколько-нибудь заметно облегчить. Место его заточения несколько раз менялось, и в конечном итоге князя с семьей поселили на реке Пинега, где ему и предстояло провести остаток своих дней (таким образом, его сослали не в Сибирь, а на Русский Север).

Положение князя также существенно отличалось от описанного в романе. Князь назван бывшим царским министром — однако он был не «царским», а скорее «царевниным» министром, потому что его назначила на этот пост Софья, сестра Петра и его соперница в борьбе за престол. Шансы, что царь вернет человека, которого считал опасным врагом, ко двору и предоставит ему важный пост, были равны нулю, и реальный Василий Голицын не мог этого не понимать.

Конечно, существуют и другие претенденты на место «сибирской железной маски» из романа Дефо, и один из них — князь Матвей Гагарин, какое-то время бывший одним из самых влиятельных вельмож петровской России. В 1708 г. Гагарин был назначен сибирским губернатором, но в столице своей губернии, Тобольске, появился лишь в 1711 году. Судя по оценкам историков, он был инициативным и энергичным менеджером и многое сделал для развития края, хотя, конечно, как и большинство петровских вельмож, не был чужд казнокрадства, вследствие чего впал в немилость у Петра и в 1721 году был казнен.

Конечно, Крузо был в Тобольске в 1704 году, за полтора десятка лет до отставки Гагарина, однако историческая точность не была сильной стороной творчества Дефо, не говоря уже о том, что для художественного произведения перемещение героев и событий во времени не является чем-то необычным.

«Дальнейшие приключения» были написаны в 1719 г., и даже если сведения об окончательном падении Гагарина еще не дошли до Англии, создатель «Робинзона» вполне мог быть в курсе того, что губернатор попал в опалу и находится под следствием.

Продолжение следует…