Феномен Леонида Енгибарова. О чем грустил клоун?

Не обижайте человека, не надо.
Вы такие же, как он.
Берегите друг друга, люди!"

Тот, кто хотя бы раз видел автора этой прекрасной миниатюры на арене цирка или на эстраде, запомнил его на всю жизнь. Речь идет о знаменитом клоуне Леониде Енгибарове (1935−1972). В марте нынешнего года ему исполнилось бы 74 года. А прожил он ровно вдвое меньше.

Светлый талант

Какая-то удивительная магия кроется в самом этом имени — Леонид Енгибаров. Называешь его — и у собеседников светлеют лица, теплеют глаза, расцветают улыбки.

«Впервые я увидел его еще мальчишкой, в Тбилиси, — рассказывает директор и художественный руководитель Ереванского цирка Сос Петросян. — А потом судьба сложилась так, что мне довелось работать вместе с ним, колесить по всему Союзу. Горжусь тем, что был его учеником. Между прочим, первой моей постановкой, когда меня в 1985-м назначили художественным руководителем восстановленного Армянского циркового коллектива, стал спектакль, посвященный 50-летию Енгибарова».

«Леонид Енгибаров настолько одарен и так органичен для цирка, что он уже представляет опасность для других номеров программы», — с присущей ему тонкой иронией констатировал в свое время известный литератор Виктор Ардов. Действительно, в отличие от большинства тогдашних клоунов, которые веселили зрителей с помощью стандартного набора трюков и хохм, Енгибаров пошел совершенно иным путем и, наверное, впервые стал создавать на арене цирка поэтическую клоунаду. Его репризы не ставили своей основной целью выжать из зрителя как можно больше смеха, а заставляли думать, размышлять.

Неблагодарное дело — описывать миниатюры Енгибарова. Их нужно видеть. Например, пользовавшаяся громадным успехом реприза «Катушки», где клоун поочередно взбирается на доску, поставленную на два, три, четыре, пять уложенных перпендикулярно друг другу цилиндров, и удерживает равновесие. Сам по себе трюк сложнейший. Но Енгибаров не был бы Енгибаровым, если бы изобразил просто акробата-смехача. Он одновременно и сыграл некую личность, и мастерски выразил свое отношение к ней. Самоуверенный, кичливый клоун решает сам себя награждать за покорение препятствий — «я самый лучший!» На один цилиндр взберется — одну медальку себе пожалует, на два — еще парочку, и так далее. В итоге у него и грудь вся в медалях, и спина, да еще и из шляпы целый ворох достает. Молва усматривала в этом номере (напомним — речь идет о конце 1960-х) прозрачный намек на тогдашнего генсека Брежнева, питавшего все разраставшуюся слабость к наградам и почестям. И, когда номер вдруг исчез из программы, сюрпризом это не стало.

Подобные выходки, конечно, не приводили в восторг чиновных руководителей советского циркового искусства. И они делали все возможное, чтобы обуздать выскочку. А Енгибаров по-прежнему делал что-то свое, с головой уходил в работу, придумывал новые номера, выступал в пантомиме, писал новеллы и сценарии, снимался в кино. И здесь тоже завоевал признание. Не случайно его как писателя высоко ценил Василий Шукшин. А кинорежиссер Сергей Параджанов говаривал, что Енгибаров был единственным незаменимым актером во время съемок его картины «Тени забытых предков». Затем Леонид снялся еще в нескольких фильмах — «Айболит-66», «Печки-лавочки», «Ожерелье для моей любимой». До того была главная роль в автобиографическом киноповествовании «Путь на арену», а раньше, еще в студенческие годы — эпизодик в фильме Юлия Райзмана «Коммунист». (В поисках фактурных исполнителей на роли врагов Советской власти ассистент Райзмана заглянул и в ГУЦЭИ. Декан порекомендовал: «Снимите Енгибарова, он — настоящий бандит»).

Примечательный факт: и в литературе, и в кино он оставался верен началу, в которое глубоко верил и которое реализовывал в цирке и пантомиме: смех и слезы сопровождают человека всю его жизнь, и одно просто немыслимо без другого. Не случайно благодарные зрители окрестили его «клоуном с осенью в сердце». А ведь осень — это не только «унылая пора», а и «очей очарованье». И, как говорил сам Енгибаров, постоянно весел лишь тот, кто не очень умен.

Ни минуты покоя

«Как правило, коверный своими репризами заполняет паузы между выступлениями других артистов, — говорит С. Петросян. — У Енгибарова было наоборот: мы заполняли промежутки между его миниатюрами. Поистине уникальное явление. Зрители в те годы ходили в цирк специально „на Енгибарова“, и мы этим искренне гордились. Помню, в 1969 году в Московском цирке на Цветном бульваре шло вообще уникальное представление: в программе, кроме Енгибарова, было всего четыре артиста! Представляете, какая это нагрузка?»

Сказать, что в Армении Енгибаров пользовался громадной популярностью, — значит, ничего не сказать. Здесь его все любили, гордились тем, что такой талант работает именно в Армянском цирковом коллективе. Он стал буквально кумиром. Сам Енгибаров внимательно знакомился с исторической родиной, жадно впитывал новые для него впечатления. Очень жалел, что не знает армянского языка: отец, Георгий Енгибаров, шеф-повар московского «Метрополя», говорил «по-своему» лишь с гостями из Армении. И засел за учебники. Кое-что усвоил. Во всяком случае, впоследствии полушутя отмечал, что научился «объясняться в любви, ругаться и с трудом читать рецензии на свои выступления в армянских газетах».

Неповторимое своеобразие армянской национальной культуры оказало большое воздействие на творчество Енгибарова. В манере его героя появились черточки бойкого мальчишки с ереванских улиц. И этот образ органично вписался в программу Армянского цирка. Можно сказать больше: если бы всем своим поведением на манеже Леонид не воспринимался зрителями как их земляк, он вряд ли добился бы столь восторженного приема и всеобщего признания.

Ереван сыграл важную роль и в становлении Енгибарова как мима. Быстро сформировалась творческая группа, и артисты начали работать. Программа с успехом шла и до 1971 года, когда Енгибаров еще работал в «Союзгосцирке», и после, когда ему пришлось оттуда уйти и он полностью переключился на пантомиму. «Он давал по три-четыре концерта в день, — вспоминает один из партнеров артиста по знаменитому авторскому спектаклю „Звездный дождь“ композитор Мартин Вартазарян. — В конце каждого выступления был выжатый как лимон. Какое сердце могло выдержать такой бешеный ритм — не знаю…»

«А на ладони — земной шар»

И в конце концов сердце не выдержало. Случилось это летом 1972 года, которое в Москве и Подмосковье выдалось неимоверно удушливым и жарким — торфяники горели, мостовые плавились от жары…

Говорят, что Енгибаров порой высказывался так: «Если я умру, то как Пушкин — в 37 лет». Потом это назовут предчувствием. В память об артисте Владимир Высоцкий написал пронзительное стихотворение «Енгибарову от зрителей»:

… Этот вор, с коленей срезав путы,
По ночам не угонял коней.
Умер шут. Он воровал минуты —
Грустные минуты у людей.

Сам Высоцкий пережил мима на восемь лет, причем ушел в тот же самый день: 25 июля. Мистика?..

У каждого времени — свои герои. Однако есть величины, по которым равняются все. Так вот, считается, что если армянскую музыку знают в мире по Араму Хачатуряну, армянскую живопись — по Мартиросу Сарьяну, то армянский цирк и пантомиму — по Леониду Енгибарову. Хотя бы именно поэтому он сегодня достоин большего внимания. А пока в столице Армении даже нет улицы, носящей его имя…

«В вашем мире я жить не смог, а в моем я совсем один»

Леонида Енгибарова трудно представить себе пожилым. Так же, как, например, невозможно вообразить Мэрилин Монро пенсионного возраста или старенького Збигнева Цыбульского. Леня навсегда остался мальчиком-непоседой, ниспровергателем заскорузлых традиций, чей образ вошел в историю мирового цирка и пантомимы на правах знакового. Хотя, возможно, узкие штаны с одной лямкой, легкомысленная маечка и цветастый шейный платок не стали такими же архетипами масс-культуры, как котелок и тросточка Чарли Чаплина, потертое пончо Клинта Иствуда или вздымающаяся над вентиляционной шахтой юбка той же Монро. Однако значимость его громадного и разностороннего таланта со временем становится еще более очевидной. И все-таки феномен Леонида Енгибарова до сих пор не разгадан до конца. А ведь, казалось бы, он не делал ничего особенного. Просто «горе наше брал он на себя»…

Уже лет пятнадцать бронзовый Енгибаров встречает гостей у входа в Ереванский цирк. Есть еще только один скульптурный потртет артиста — на его могиле на Ваганьковском кладбище в Москве. Там клоун стоит под зонтиком. А зонтик — не сплошной, а с прорезями. Наверное, чтобы не защищаться от дождя, а пропускать солнце…