«День честности» 2 апреля. Кто его придумал?

Шестиклассник Юра Фонарев 1-го апреля сильно пострадал от дурацкого обычая дурацкого дня дураков — обманывать всех и каждого. Вот он и решил, что если есть день, в который все всех обманывают, то должен же быть день, в который все всем говорят правду. Идею сделать 2-е апреля днем честности, когда ни под каким предлогом врать нельзя, он предложил своим одноклассникам, и шестой класс «Б» эту идею поддержал.

Ни одно доброе дело не остается безнаказанным. За воплощение в жизнь своей прекрасной идеи отважным шестиклассникам пришлось расплачиваться по полной. Не лгать хотя бы один раз в году оказалось очень не просто. Об этом как раз и написан рассказ «Второе апреля». Пересказывать его сюжет я не стану. Не хочу лишать тех, кто его еще не читал, удовольствия личного знакомства с одним из лучших образцов прозы писателя И. Зверева (1926−1966). Тем более, что рассказ небольшой и его легко отыскать в Интернете. Это мне известно абсолютно точно. Несколько лет назад я лично отсканировал, вычитал и выложил в Сеть книжку, в которой кроме знаменитого «Второго апреля» было еще несколько рассказов, повестей и статей этого забытого ныне писателя.

Даты жизни И. Зверева говорят сами за себя. Он — из поколения, по которому не успел проехаться танк войны. Ребята 1925−1926 года рождения на фронт уже не попали. Судьба приготовила им иную участь.

Они стали деятельной частью советского общества ко времени, которое позже назовут «оттепелью». Власть, безжалостно тащившая страну к «светлому будущему», вдруг потеряла ориентиры и ослабила свою мертвую хватку. Стали дозволять и то, и это. Разрешалось даже такое своемыслие, о котором раньше и подумать было страшно.

К тому же после 12 апреля 1961 года впервые за много лет правдой оказались слова, некогда опрометчиво провозглашенные В. Маяковским: «У советских собственная гордость». Тяжелая, а тем более легкая промышленность Страны Советов повода для всемирной гордости никогда не давали. Но советской наукой и искусством, как оказалось, еще вполне можно было гордиться. Весь мир знал Г. Уланову, весь мир узнал Ю. Гагарина. Один из рассказов И. Зверева, кстати, назывался «Всем лететь в космос».

Ю. Визбор, младший из «оттепельного» поколения, позже иронически сформулировал: «Зато мы делаем ракеты, перекрываем Енисей, а также в области балета мы впереди планеты всей». У него уже был повод для иронии. Но, разглядывая кинохронику и фотографии начала 1960-х, видишь: в те годы СССР еще не отстал навсегда от развитых стран. Еще можно было занять подобающее место в мировом сообществе. Вот только еще немного напрячься!..

Заметим из своего прекрасного далека, что напрягаться в этот раз следовало как раз не «простым людям». Они уже отдали все, что могли. То, что Советская страна в те годы стала мировой державой, на 99 процентов было обеспечено их потом, их муками и их жертвами. Теперь дело было за большими начальниками. Рабский труд уже явно стал не эффективен. Следовало менять систему управления, построенную в прежние годы всякого рода «эффективными менеджерами». Дело тяжелое и жестокое, чреватое инфарктами и инсультами.

Тридцати- или сорокалетние «мальчишки», грезящие революциями, пусть даже и мирными, эти болячки еще в расчет не принимают. А вот утомленные жизнью и страхами высшие партийные руководители 1960-х — очень даже. У них уже не было сил, а главное, желания отказываться от «священных принципов», перестать, наконец, лгать самим себе и управляемому им народу. Хотя «правду говорить легко и приятно», как утверждал герой еще не читанного страной романа М. Булгакова.

Нет, пожалуй, нелегко и, пожалуй, неприятно — поняли в конце устроенного ими «дня правды» шестиклассники. Однако необходимо — сделал вывод устами их родителей И. Зверев. Иначе нынешнее поколение советских людей не будет жить, как обещали тогдашние начальники, при коммунизме.

Поколение И. Зверева еще вполне лояльно относилось к этому слову. «Коммунизм» был синонимом прекрасного будущего, которое, может быть, и не наступит через двадцать лет, но наступит обязательно. В котором все будут молоды (по крайней мере, душой), безусловно здоровы, безусловно сыты и по возможности счастливы. Это светлое будущее уже описал в своем романе И. Ефремов. О нем так живо и интересно рассказывали братья Стругацкие. Потому в пришествии этого счастливого времени почти никто не сомневался.

Сейчас оптимистичная проза И. Зверева даже кажется немного наивной. Но корить автора за это не стоит. Он честно писал о том, что видело, во что верило, на что надеялось его поколение. Он не кривил душой до самой своей преждевременной смерти. Оказывается, инфаркты случались и у «мальчишек».

Ранняя смерть на излете «оттепели» освободила писателя от нелегкого пути разочарований, пессимизма и измен. Всего этого с избытком хлебнули его сверстники, которых нынче кличут «шестидесятниками». В том, что такой путь ему был бы гарантирован, сейчас не сомневаешься так же, как первые читатели Стругацких не сомневались в том, что мы с вами будем жить в светлом, коммунистическом, будущем.

Вне всякого сомнения, конфликтов с начальством, решившим оставить все, как было прежде, и даже немного «закрутить гайки», И. Зверев не избежал бы. Хотя бы потому, что по паспорту литератор Илья Зверев был Изольд Юдович Замберг. Чтобы с такой фамилией, именем, а уж тем более отчеством продвигаться по советской писательской стезе, нужно было быть человеком абсолютно беспринципным, очень бессовестным и, по возможности, лишенным какого-либо писательского таланта. Ни одним из этих «достоинств» И. Зверев не обладал. Так что ему предстояло повторить путь Иосифа Бродского, Наума Коржавина или Александра Галича.

Либо, испугавшись «страшной» заграницы, где, как считалось, русскому писателю жизни нет, стушеваться, превратиться в рядового советского литературного работника. Слегка фрондирующего, но в общем, на рожон не лезущего.

И каждый год тщательно вымарывающего в настольном календаре день 2-е апреля…