Как земляки обули Льва Николаевича?

В конце 1950-х годов был объявлен Всесоюзный конкурс на лучший памятник Толстому — естественно, для Москвы. Первое место занял проект скульптора Алексея Портянко, который изобразил Льва Николаевича сидящим, его фигура словно бы вырастала из каменной глыбы. Второе место комиссия отдала работе Вячеслава Буякина. Скульптура шестиметровой высоты изображала писателя в движении, Толстой как бы шагал по родной земле, а невысокий — менее метра — постамент усиливал это впечатление.

Памятник по первому проекту установили на Девичьем поле в Москве, недалеко от хамовнического дома Толстого взамен прежней скульптуры работы Сергея Меркурова, стоявшей там с 1927 года и перенесенной на территорию государственного музея Л. Н. Толстого. Второй проект был реализован в Туле.

«В августе — начале сентября 1973 года, накануне 145-летия со дня рождения Л. Н. Толстого, в самом начале широкого бульвара, ведущего от проспекта Ленина к входу в Белоусовский парк, появился высокий забор, — вспоминал четверть века спустя тульский журналист и краевед Эвальд Коротков. — За ним с раннего утра до глубокой ночи, а в последние дни круглые сутки кипела работа. Когда, наконец, забор убрали, показалась накрытая белым полотнищем могучая статуя. А вокруг беспокойно ходил мало отличающийся от хлопотавших рядом рабочих, требуя что-то доделать, исправить, довести до совершенства покрытый полированным гранитом постамент, автор монумента».

Соавтор Буякина, архитектор Александр Колчин, был в ту пору в заграничной командировке, а вот с Вячеславом Ивановичем Коротков общался неоднократно и записал рассказ о его работе над образом Толстого.

Решение памятника пришло к Буякину не сразу: «К Толстому я шел долгим путем. Каким он должен быть? Хочешь — не хочешь, лезли в голову ленинские оценки: понимал ведь, что когда будут принимать работу, непременно вспомнят о них. А как сопоставить, скажем, «помещика, юродивого во Христе» с «глыбой, матерым человечищем»? Вот и бился, перепробовал множество вариантов. Перечитал уйму книг и статей Толстого, его письма, воспоминания современников о нем. Бывали радостные минуты, когда казалось, что образ схвачен верно, но они сменялись разочарованием, тогда понимал, что главное так-таки и не найдено. Мне хотелось показать Толстого близким к земле, к народу, поставить его на традиционный высокий пьедестал казалось невозможным. Окончательно укрепился в своем замысле, когда прочитал о Толстом у Горького: «Он напоминает тех странников с палочками, которые всю жизнь меряют землю… Он ходит по дорогам и тропинкам скорой, спешной походкой умелого испытателя земли и острым глазом, от которого не скроется ни один камень и ни единая мысль, смотрит, измеряет, щупает, сравнивает и разбрасывает вокруг себя живые зерна неукротимой мысли».

По замыслу скульптора бронзовый Толстой должен был быть босым. Однако при обсуждении проекта на совещании руководящих работников города и представителей творческой интеллигенции, которое проходило перед самой отправкой скульптуры на отливку, возникло сомнение: мог ли Толстой ходить без обуви? Очевидно, вопрос был порожден желанием опровергнуть известную в то время песенку о Льве Николаевиче — в ней говорилось, что «не ел он ни рыбы, ни мяса, ходил по аллеям босой», а вот жена его Софья Андреевна, «напротив, любила поесть, и не ходила босая — хранила дворянскую честь».

О ходе обсуждения проекта свидетельствует протокол, сохранивший разные точки зрения. «Я привык его видеть в сапогах. Он всегда был в собранном виде и этого не позволил бы», — дословно так аргументировал свою позицию один из участников обсуждения. Смутило и место, отведенное для памятника — напротив старинного ликероводочного завода, стоящего через дорогу. Впрочем, этот вопрос снял тогдашний секретарь обкома КПСС по идеологии, заявив: «Пусть будет фигура, идущая в сторону ликероводочного завода. Но можно поставить ее так, что никакой ассоциации здесь не будет. Я поддерживаю, чтобы Толстой до ликероводочного завода босой не дотопал».

В итоге решили Льва Николаевича обуть, и у огромной шестиметровой фигуры появились ботинки 135-го размера. В остальном, судя по официальной реакции, бронзовый Толстой настолько удался, что московское руководство даже хотело отобрать его для столицы, но туляки своего Льва Николаевича отстояли, рассказывал Буякин.

Солнечным сентябрьским днем памятник был торжественно открыт. «Вот он, великий русский писатель, художник и мыслитель! Наверное, таким представляется его образ миллионам почитателей», — писала областная партийная газета «Коммунар» об этом событии.

Иного мнения была дочь Льва Николаевича, Александра Львовна: «Это что-то неописуемое по отсутствию всякого сходства и по бездарности. Все неверно: выражение лица, нос, волосы, одежда. Почему-то что-то нагорожено на рукаве. Фасон блузы в каких-то складках ниже пояса, башмаки — и это не первое бездарное изображение. Почему не берут хороших портретов, где Лев Николаевич похож на себя, а не на какого-то странника?»

Неоднозначно отнеслись к памятнику и горожане. По словам Короткова, один его знакомый тут же откликнулся довольно корявым двустишием: «Великий гений русского народа/ Встал перед зданьем винзавода». Тут же появился и анекдот. «Куда так спешит Лев Николаевич? — Да за водкой. Который уж год никак не дойдет — тяжело обутым ходить». А еще говорили, что с каждым повышением цен на спиртное Лев Николаевич все больше чернеет от горя, потому что денег на «пузырь» не хватает.

Ну, а если серьезно — за прошедшие десятилетия памятник стал своеобразной визитной карточкой, неотъемлемой частью облика Тулы, и как-то трудно уже представить без него эту часть центрального проспекта города.