В боях мы, молодёжь, участвовали сначала мало, но пришлось по расширению Варковского плацдарма, за Варшаву и в Берлинскую операцию.
Какие и за что имею награды: орден Боевого Красного Знамени, медали «За освобождение Варшавы», «За взятие Берлина».
После Победы меня в составе группы со Скориком направили в Забайкальский военный округ. Из 1-ой авиаэскадрильи с нами еще поехал лётчик Михоль. Оттуда мы вернулись после победы над Японией с медалями «За победу над Японией».
В Октемберяне наш 567 ШАБП был расформирован. Я попал в Московский военный округ. В 1947 г. демобилизовался. Женился в Москве. Работал в аэросъёмке, но уже не лётчиком, а штурманом. Поступил в энергетический техникум. С 1950 года работаю на электростанции начальником смены. Сейчас — пенсионер, но работаю там же, на ТЭЦ-20. Сын мой окончил энергетический институт, работает в Институте экспериментальной и теоретической физики. Зовут его Евгений.
После демобилизации жизнь у меня не сразу сложилась. Страна в разрухе, а специальности нет. Лётчиков было много, и в гражданскую авиацию я устроиться не смог, пришлось поступать электромонтёром на вновь строящуюся ТЭЦ в Москве, одновременно учился в вечернем энергетическом техникуме. После окончания техникума жить стало легче. Сейчас на пенсии, живу хорошо. Всем доволен, лишь бы не было войны.
После встречи в г. Курске мне посчастливилось получить весточку от своего друга стрелка Юры Воронова, с которым более сорока лет назад летал спина к спине, громя ненавистных врагов, и прикрывая друг друга сердцем от вражеских пуль и снарядов. С родным братом не всегда столько пережито, сколько с фронтовым другом. И чем дальше уходит лихое время от нас, тем острее желание повидать друзей. С огромной радостью я узнал, что друг мой воздушный стрелок Юра Воронов жив, здоров и так же желает повидать меня. Ведь фашисты палили по нас не только что из винтовки или автомата, а из пушек. И мы невредимы. Кто из нас счастливее, он или я? Наверное, оба. Как же нам не быть такими друзьями, как не спешить друг к другу на встречу? И мы уже встретились 9 мая в Москве. Он ко мне приехал с дочерью Любой. Сколько было радости, сколько воспоминаний, сколько военных переживаний.
Найти Юру помог стрелок лётчика Петрова, Володя Захаров, когда мне при встрече с ним рассказал, что Воронов вроде с Урала и дал адрес корреспондента из газеты «Южный Урал». Через газету мы и нашли друг друга. Лермонтов погиб в последние годы войны в 1945 г., а где Серёгин не знаю.
Из всех военных переживаний нам с Юрой особенно остался в памяти такой, на первый взгляд рядовой случай:
Было это в Стшегоцине, либо Симонсдорфе, не помню. Нас, группу необлётанных новичков,
Наш ведущий Каплий спикировал на цель, но вышел из атаки не с левым, а правым разворотом, заходя на запасную цель, которая была правее основной. Этим он, наверное, отбомбился и отстрелялся сразу по двум целям — основной и запасной. Часть боезапаса он оставил сразу для запасной цели потому, наверное, что основная цель уже была поражена соседней группой Ил-2. Я же его команду по радио просто не расслышал, а маневр не заметил. Это всё я узнал потом. Тогда же я увидел, что меня опасно подрезает какой-то Ил-2 сбоку, и мы можем столкнуться. Я подумал, что это Павлов и уступил ему место в строю. Тут мы оказались над целью и пошли пикировать, сделали девять заходов в азарте, вместо трёх по заданию и поэтому израсходовали весь боезапас и перерасходовали бензин. Выйдя из боя, я стал догонять своего ведущего, но догнав, с изумлением обнаружил, что это чужой Ил-2 из параллельной с нами группы соседей. Тогда я резко отвернул от него в сторону линии фронта и вижу, что за мной идут Серёгин, Лермонтов и ещё 2 чужих Ил-2 соседей. Смотрю, один Ил-2 соседей догоняет меня и, подойдя крыло к крылу, жестами на кулаках передает мне любезности, а затем забирает свои два самолёта и они уходят.
И вот мы, три малоопытных лётчика с сидящими тремя воздушными стрелками за спиной остались в сложной обстановке: ориентировка потеряна, где свой аэродром неизвестно, бензин скоро кончится. Я спросил Серёгина, он — Лермонтова. Лермонтов вышел вперед и так же покачал крыльями. Стало ясно, что никто не хочет быть ведущим и надо искать для посадки место, пока не поздно. К счастью, к этому времени мы пересекли линию фронта и стали подыскивать место посадки. И вдруг чудо — видим металлическую полосу. Перед нами аэродром! Садятся самолёты — штурмовики. С ходу пошли на посадку. Все трое сели на отлично у «Т», но заруливать стали подальше от стоянки самолётов. По 16 ВА был приказ, если молодые лётчики заблудились и сели на чужой аэродром, то их не выпускать, а сообщить в их часть, чтобы прислали провожатого, а это же позор. Это было вроде домашнего ареста, а позорный случай становился известным всем и позорил не только заблудившихся лётчиков, но командование и весь полк.
Пока мы приходили в себя, увидели проходящего солдата. От него узнали название аэродрома, нашли его на своих полётных картах, быстренько начертили маршруты от цели на этот аэродром, а с него — на свой. И тут решили схитрить, выкрутиться. Пошёл я к руководителю полётов на старт, которому сообщил, кто мы и откуда, что в бою, перерасходовав бензин, подумали, что не дотянем до своего аэродрома и сели дозаправиться. При этом я спросил, не садились ли до нас заблудившиеся лётчики. Нам поверили не сразу, но увидев на полётных картах нанесённые маршруты, заправили бензином и разрешили вылет. Домой на свой аэродром мы прилетели на закате солнца. Нас встречали встревоженные командир полка Свирс и командир эскадрильи Каплий. Других свидетелей на старте не было. Интересно, о чём они без нас говорили? Думаю, что теперь Борис Карпович не будет держать в секрете этот разговор и этот случай, а мне этот случай запомнился на всю жизнь, теперь не стыдно в нём признаться.
И ещё помню полковой вылет на Берлин по уничтожению полевой и зенитной артиллерии, препятствовавшей продвижению наших войск.
Для сокращения времени действия над полем боя нам необходимо было выйти на цель с севера и выйти с атаки на юг — на свою территорию. Погода была неустойчивая, и при выходе к линии фронта вся наша группа вошла в сплошную облачность. По времени надо делать правый разворот и заход на цель, а видимости никакой! Я был в середине строя. При сложившейся ситуации мы, лётчики, имели полное право, не выполняя боевого задания, возвратиться на свой аэродром. Но этого ни один лётчик из полка не сделал. Чтобы не произошло столкновения в воздухе, я решил с превышением заданной высоты выйти на цель по прямой. При пересечении линии фронта облачность прямо-таки как стеной оборвалась. Подо мной Берлин. С правой стороны моего курса вышла группа штурмовиков, и ведущий повёл их в атаку. Я отчётливо вижу, откуда бьют зенитки по ведущему группы. Подвернул свою машину и всю мощь штурмового огня направил на подавление зениток. При выходе с атаки мой стрелок Юрий Воронов сообщил, что с правой стороны к нам приближается самолёт противника. Я — в облака и взял курс на свой аэродром, где благополучно приземлился. Но успокоился только тогда, когда воочию убедился, что все самолёты нашего полка возвратились без потерь!
Александр Котов, подозреваю, что информации о заболеваниях, которыми страдали в Средневековье крайне мало еще и потому, что к медикам...