Как подростки 1950-х колхозниками становились?

А как они выглядели — эти самые палочки в разрезе? Каждый день бригадир, послюнявив химический карандаш, ставил в своей тетрадчонке этот знак — то вертикально, то горизонтально, то есть заработал человек трудодень или нет. Прогулы были очень редки, хотя и получали на трудодни тоже крайне мало.

Класса с 6−7-го на колхозную работу выходили летом школьники. Так как трудовые книжки заводились на подростков с 14 лет, то до того их палочки ставили в графу к родителям. Иногда правление колхоза оценивало какой-то объем работы в целом на определенное количество трудодней: выкопать траншею, почистить пруд. Отец мог вывести в подмогу себе несовершеннолетнее семейство, а палочки зачислялись ему. Тут уж вступал в силу внутрисемейный учет.

Из колхоза в школу обычно сообщали итоги летней работы, и на линейке 1 сентября директор жал руку юным труженикам. Гордости у начинающих колхозников было — хоть отбавляй!

К какой работе допускались советские дети в деревне? Мальчишки прежде всего — стадо пасти в качестве подпасков. И к моменту самостоятельной работы надо было авторитет у коров завоевать: на луг, к водопою — вовремя, домой они должны идти с полным выменем.

Злые языки называли эту должность «коровам хвосты крутить». Попробовали бы сами с раннего утра до позднего вечера — на ногах, от солнца укрыться негде, а дождь в любую щелочку в одежде заберется. Это вам не собакам хвосты крутить, т. е балбесничать!

Ответственная ли работа подпаска? Еще какая! Бывало, что коровы дурили: то ли пугались чего, то ли белены одна из них наелась и бодать других начинала. Животные разбегались и могли затеряться, если рядом лесок или посевы высоких растений — кукурузы, подсолнухов.

Коровы — не лошади, путы им на ноги не наденешь. Проворный подпасок успевал беглянкам пути перекрыть. А старший пастух отплачивал ему тем, что ранним утром выгонял табун один, давая мальчишке часик-другой доспать. С утра животные спокойно себя вели.

Пастушков на деревню требовалось немного. Другие парнишки все больше «рулили» — на лошадях возили зерно, траву или солому, навоз.

Где могли девчонки «палочек» заработать? Просо пололи. Была такая женская «забава» — целый день пятой точкой в небо: сорняки в подол, т. е. в фартук, рядом класть запрещено. А поле не видно, где кончается…

Когда наступала пора сенокоса, женских рук много требовалось: через несколько дней после косцов сено в валках надо было разбивать, переворачивать, в кучи сгребать. Это девчонкам доверяли.

Допускали нас и вику косить. По сравнению с луговыми травами, у нее был нежный стебелек. Хорошая коса легко перерезала растения. Здесь главным было умение заносить и отводить косу параллельно земле, а не тыкать носом — изломать недолго. Косы специально маленькие, легкие нам покупали, насаживали на ровный, гладкий черен.

Но самой тяжелой работой была жатва. Комбайнов еще несколько лет в колхозе не будет, серпов давно уже нет. Косят зерновые ручными косами. А еще — лобогрейками. Марка этой техники в переводе не нуждается: мужчина, управляющий лошадью с косилкой, просто жарился на солнышке, никакой тебе «кабины».

Снопы вязали женщины и девушки. Голыми руками целый день колючие растения, а под ними еще и режущая руки стерня. Жара, летучие-ползучие насекомые жалят, пить хочется. Девчонок-подростков приучали к вязанию снопов через практикум сгребальщиц. Каждый колосок старались сохранить колхозницы: и бригадир присматривал, и просто привычка от военных лет осталась.

Вязальщицы так быстро двигались, что мы с граблями едва успевали за ними. Да еще надо было следить, чтобы сгрёбки подкладывать женщинам по очереди — их было неудобно в сноп завязывать. Я была моложе других сгребальщиц: сказано, что после 7 класса в поле, а что я с 6 лет в школу пошла — во внимание не брали. А маме помочь хотелось.

Года через два нас допускали к вязанию снопов. Сноровка нужна: сноп толстый не сделаешь — жгута не хватит, а тонкий — он стоять не будет. Что значит — сноп связать? Берется две горстки колосьев, их скручивают жгутом-поясом, расправляют на земле в обе стороны. Захватывают определенную порцию колосьев, выравнивают их и укладывают на пояс. Теперь скручивают обе половинки жгута и концы заправляют за поясок.

Снопы по десятку ставили в одну поставушку (так проще учет вести было), заводили новую — и так от начала постати и до вечера. (Постать — ширина, которую захватывала бригада при какой-либо работе.)

Справедливости ради: вязание снопов оплачивалось несколько выше, поэтому их сосчитывали по поставушкам. Обмануть бригадира не получилось бы: снопы еще раз пересчитывались при погрузке их на телеги, чтобы к молотилке свезти.

Такие вот палочки, такие вот заработки на них: с горем пополам хватало до нового урожая. Кстати, одна палочка еще не означала один трудодень. Кроме зерна, ничего и не выдавали колхозникам, а ведь еще одежку-обувку купить надо. И если бы не собственные усады по 25 соток (кроме огородов) — голодала бы деревня.

Не удержались колхозы на палочках. Не вынесли люди. А кто всё здоровье отдал, того вынесли, как в деревне говорили, «вперед ногами, не жимши веку». Часто думаю: остались бы мы в деревне, наши родители и не пожили бы у детей хоть последние годы по-человечески…