Трудный жилец. За что мы платим ЖКХ?

Он снова достал бумажку и, взволнованно и уже чуть более внимательно пройдясь по нужной части, обнаружил то, что его удивило: в новой графе значилось новое — «земельный налог — ххх руб.».

«Что за ерунда?! Я собственником земли не являюсь, да и впервые вижу у себя такой налог, никогда такой не платил?!» — пролетело сквозь снова начинавший беспокоиться мозг. Но Егор Олегович решил лишний раз не волноваться раньше срока и все выяснить уже завтра, когда будет время.

На следующий день, ближе к обеду, он набрал свой расчетно-справочный центр. Точнее сказать, стал набирать, так как дозвониться туда было непросто. Раз, два, три… Ему ответил «жующий» голос только с четвертой попытки:

— Здравствуйте! У меня вопрос по расчету моих «коммунальных», адрес ХХХ, ххх. Подскажите, пожалуйста, что это за новый земельный налог, которого я раньше у себя не видел?

«Жующий» голос прошамкал что-то вроде «мы здесь только начисляем — обращайтесь к своему бухгалтеру» и повесил трубку.

Егор Олегович набрал «своего» бухгалтера, бухгалтера товарищества, к которому относился его дом. Он уже имел «удовольствие» выяснять некоторые вопросы в «своем» товариществе и предчувствовал, что и в этот раз разговор будет, как у немого с глухим.

— Здравствуйте. Меня зовут ххх, я проживаю по адресу ххх, у меня вопрос относительно начисления земельного налога. Что это за налог, откуда он появился в моей платежке — я его вижу впервые, и как он начисляется? — выпалил Егор Олегович.

— Ну, ваш дом и вы, как его жилец, являетесь собственниками придомовой территории и обязаны за нее производить уплату налога. А как он начисляется и сколько, я не могу вам сказать, мне надо посмотреть… в общем, поискать, — сонный женский голос на том конце провода был совсем не многообещающим.

— То есть я — собственник земли? Помещик? Землевладелец? Замечательно! И раз я за землю плачу, я могу этой землей как-то пользоваться? И где «моя» земля, я могу узнать?

— Ну, это придомовая территория, где-то возле дома, точно я вам не скажу. И пользоваться ей вы… не можете. Она — общая.

— Не понял? Земля у меня есть, налог я плачу, а пользоваться землей не могу?

— Ну, там дом стоит и трава растет. Этот налог платят все…

— То, что платят все, меня очень успокаивает. А почему примерно за прошедший год я его впервые вижу в своей платежке?

— Наверное, потому, что он начисляется поквартально… или раз в год… я вам точно не скажу, вам лучше узнать в вашем расчётно-справочном центре.

— Я уже был там. И меня отправили к вам.

— Ну, давайте я тоже посмотрю. И вы мне позже позвоните, — женский голос на том конце, казалось, зевнул, совершенно потеряв интерес к беседе.

— Нет, уважаемая моя! — Егор Олегович начал терять терпение. — Не я вам перезвоню, а вы мне, пожалуйста, перезвоните. И сегодня же, не позже 18 ч. Вам посмотреть, как бухгалтеру — десять минут! Это ваша обязанность! А не моя ходить от инстанции к инстанции, прося об одолжении, объяснить мне, за что и почему я плачу!

Женский голос на том конце, казалось, на мгновение проснулся, сжался от приказного, резкого тона, но, снова привычно уснув, лишь почти жалостливо выдал:

— До 18 ч я не могу… завтра Крещение, и мне надо сегодня пораньше в церковь…

Егор Олегович потерял дар речи.

Мало того что эти бюрократы не могли ему объяснить, за что он должен платить и почему, по их же расчетам, так у них не было времени на свои прямые обязанности — он в рабочее время отвлекал их от бога своими неумными речами.

— Послушайте… у вас рабочие часы со скольки и до скольки?

— Когда как.

— Что значит, «когда как»?!

— Ну, зависит от объема работы…

— Хорошо. Я понимаю. Но время работы у вас примерно хотя бы какое? Вы же не можете работать совсем без рабочего времени?

— Ну, когда как…

— Смотрите, сейчас 12 ч, до 18 ч есть еще 6 часов…

— Но я уже ухожу… поймите меня по-человечески, — голос на том конце был почти готов растрогать.

Но не Егора Олеговича, который окончательно потерял терпение и, казалось, способность не только понимать «по-человечески», но и терпеть этих «человеков».

— То есть вы в рабочее время — не знаю, когда оно там у вас начинается и когда заканчивается, — не можете мне предоставить информацию по вашим же расчётам, предлагаете мне перезвонить вам, не способны дать вразумительного ответа ни на один мой вопрос! Вы, потому что завтра Крещение и вам надо пораньше уйти в церковь! Изумительно! Просто изумительно!

В такие моменты Егор Олегович был не «человек». И в такие моменты он ненавидел «человеков».

«Ведь эта, пардон, дура, ладно налоги, цифры там какие-то начисляет, рисует. Что ей приказали — то она и рисует! Ведь сверху виднее! А ведь такие и в других областях есть. Да везде! За штурвалами и рулями, или в медицине, например. Такой „человек“, которому в рабочее время в церковь надо или, там, в поликлинику сына отвести, или в магазин за колбасой, такой „человек“ халатно отнесется к своим же обязанностям, своему долгу, и потом исправлять будешь ты — не исправишь, его „человеческие“ ошибки!» — в таких случаях примерно думал Егор Олегович.

Егор Олегович понял, что беседа зашла в тупик и добиться от голоса на том конце провода какого-то понимания и внятности не представляется возможным — барьер был непреодолим, выдохнул и почти сдавшись, прохрипел в трубку:

— Хорошо. Я понял. Дайте мне, пожалуйста, номер вашего руководителя…

Через минуту он набрал Алексея Ивановича, руководителя бухгалтера его товарищества жильцов, и вкратце объяснил ему ситуацию:

— Да, я все понимаю. Но мне тоже нужно время, чтобы собрать эту информацию для вас.

— То есть вы тоже не в курсе, что это за налог, как он начисляется, его размер, даже приблизительно… Ну, хорошо. Тогда я и вас попрошу, если не затруднит, мне перезвонить сегодня и дать ответы на поставленные вопросы, желательно не позже 18 ч. Я думаю, вы не станете спорить, что я, как жилец, имею на это право.

И еще, может, поинтересуетесь у вашего — нашего — бухгалтера, почему вместо того, чтобы заниматься своими обязанностями (за которые она, между прочим, получает зарплату, и не от государства, а от нас, налогоплательщиков, граждан и жильцов того самого дома), она уходит по своим личным делам, говорит об этом и даже не понимает, почему это «ай-яй-яй».

— Да, да, конечно. Я все узнаю и вам обязательно перезвоню.

Весь вечер, внутренне не в состоянии забыть, что ему должны позвонить, Егор Олегович прождал звонка от председателя, словно от своей возлюбленной. Но тот в тот вечер так и не позвонил.

Позвонил после обеда следующего дня, совсем не вовремя, когда Егор Олегович уже внутренне перегорел и отпустил ситуацию, и долго и путанно рассказывал что-то о земельных кадастрах, конфликте с расчетно-справочным центром, который заставляет их делать напрасную работу, про путаницу в расчётах, в которой они «не виноваты»…

Егор Олегович хотел, было, сначала вскипеть и спросить, почему председатель не позвонил ему, как обещал, но мысленно махнул рукой, поняв, что и тот будет лишь подбирать предлоги в свое оправдание.

На ум пришло унылое и всеоправдательное, для всех и вовсе времена: все платят, так делают все.