Как дружат мужики из шестого «В»?

Вовка сидел на Серёжиной кровати и говорил утешительным тоном:

— Да ладно тебе, Серый, будь мужчиной, в конце концов! Мне вон тоже операцию аппендицита, когда я совсем маленьким был, делали, так я вообще ничего не помню. Один только шрам остался. Хочешь, покажу?

Он встал, задрал рубаху и уже хотел начать расстёгивать ремень, чтобы показать оставшийся от операции небольшой светло-коричневый рубец с правой стороны, как Серёжа опять скривил губы и начал всхлипывать.

Вовка оставил ремень в покое, махнул рукой и уселся опять на самый край больничной кровати.

— Ну, Серый, — опять начал уговаривать он, — ну, хорош нюни пускать! Говорю же тебе, это совсем не больно. Всё же под наркозом делают…

— Так я это, наркоза… тоже боюсь, — всхлипнул Серёжа, вытирая ладонью глаза, из которых текли слёзы.

Вовка, который своей операции даже не помнил, потому что было ему на тот момент всего два с половиной года, на какое-то мгновение замешкался. А потом вновь принялся подыскивать слова для своего совсем упавшего духом друга.

— А главное, знаешь, — дрожащим голосом внезапно перебил его Серёжа, — в хоккей теперь уже точно не разрешат играть.

— С чего ты это взял? — Вовка ещё не потерял надежды уговорить Сергея не бояться предстоящей операции. — Может, через год уже всё можно будет.

— Не-е-е-е… — отчаянно затряс тот головой. — Мне уже врач сказал, что придётся чем-то другим заниматься.

И он заплакал уже в полный голос.

— Так это же хорошо! — Вовка так и подскочил на кровати. — Будешь со мной вместе на баскетбол ходить! Там, знаешь, как здорово? И тренер у нас нормальный, и со взрослыми мы тренируемся. И вообще, знаешь, этот спорт, как его… — Вовка на мгновение задумался, а потом по слогам попытался произнести: — «м-ма-ло-т-трам… нет, ма-ло-трав…»

— Малотравматичный, — подсказал ему Серёжа.

— Во! Малотрамватичный, — кое-как проговорил Вовка. — Так что давай заканчивай слёзы лить, а то мне идти надо, математики навалом задали.

— Вовчик, — Серёжка уже устал плакать и попытался принять сидячее положение, — а ты после операции придёшь?

— Конечно, приду, — заверил друга Вовка, — только ты давай прекращай ныть, как девчонка. Что ты не мужик, что ли? — снова пустил он в ход свою излюбленную фразу.

— Мужик, — вздохнул Серёжа, у которого слёзы ещё не высохли окончательно.

— Ну, вот и не реви, — поднимаясь с койки, опять произнёс Вовка. — Пошёл я, пока.

— Пока, — вяло отозвался Серёжа. — Ты только приходи ещё завтра тоже! — словно вспомнив что-то, крикнул он вслед другу.

Но дверь в палату уже закрылась.

Хоккей, с которым после операции, судя по всему, суждено было расстаться, в общем-то, Серёжу и подвёл. Получив сильный удар шайбой по колену во время тренировки, он едва удержался на ногах и тут же, почувствовав сильную боль, широко открыл рот, словно старался заглотить побольше воздуха и этим облегчить своё состояние.

Взрослые парни, присутствовавшие на тренировке юниоров, перескочив через борт стадиона, схватили Серёжу под мышки и волоком утащили со льда.

Потом его осматривал врач, нажимая попеременно на разные места на коленке, а Серёжка то морщился от боли, то начинал вскрикивать. Тренировка в тот день для него закончилась, тренер позвонил родителям, и приехавший отец забрал Серёжу домой.

Тогда мальчик ещё не знал, что и лёд, и всю свою хоккейную команду в сборе он видит в последний раз. Нет, потом он, конечно, будет ходить на игры, переживать за ребят, но всё это будет только с трибун. Потому что из игрока он превратится в болельщика.

Боль в коленке не прекратилась ни на следующий день, ни через два, ни даже через три дня. Серёжа уже боялся наступать на ногу, потому что это вызывало нестерпимую боль. Отёк не увеличивался, но и не спадал. А тут ещё приехавшая из деревни бабушка решила «полечить» любимого внука, приложив к ушибленной коленке грелку.

Серёжа, у которого от заботы бабушки и тепла грелки боль стала уменьшаться, поначалу очень обрадовался. Задремав, он даже не услышал, как в комнату вошёл врач, сопровождаемый мамой, и тихо подошёл к его кровати.

Откинув одеяло, он тотчас же нахмурился.

— Кто догадался? — спросил он, кивнув в сторону Серёжиной коленки, на которой лежала резиновая грелка.

— Так, это я, милый, и положила, — поторопилась сказать бабушка. — Парень-то ведь совсем замаялся с этим своим коленом.

— Тепло ни в коем случае нельзя прикладывать! — нахмурившись ещё сильнее, проговорил доктор. — Ведь Вы только оказали мальчику медвежью услугу.

— Так… — снова начала бабушка, — в старину-то всегда…

— Нельзя! — строго повторил доктор, перебивая старушку.

Потом он принялся осматривать больную коленку, но Серёжка буквально от первых же прикосновений задёргался так, как будто его смотрел не врач, а било электрическим током.

— Рентген нужен, причём срочно, — сказал доктор, — где же вы раньше были?

— Так, — стоявшая рядом мама развела руками, — никто не говорил нам про рентген-то. Мы думали, что всё само со временем пройдёт.

— Само это не пройдёт, — покачал головой доктор, выписывая направление в рентгеновский кабинет.

Потом он повторил своё требование — ни в коем случае не прикладывать к больному месту тепло — и ушёл.

Вечером нужные снимки были сделаны, благодаря папе, который на свой страх и риск отлучился с работы, оставив автоматизированное производство на молодого напарника.

После рентгена Серёжу осматривали врачи уже в больнице, где он услышал незнакомые для себя слова «остеосинтез надколенника по Веберу», которых, конечно же, не понял.

В этой же больнице его и оставили, и Серёжа думал, что утром его отпустят домой. Но после завтрака к нему снова пришёл отец. Был он почему-то один, без мамы, и сказал, что без операции дело, судя по всему, не обойдётся.

— Не реветь тут! — тотчас пробасил он, увидев, что у сына губы расползаются в привычной слезливой гримасе. — Ты без ноги захотел остаться? Ну-ка, выше нос!

— С наркозом сделают, — продолжил он, — ты ничего и не почувствуешь.

Но слово «наркоз» почему-то не утешило, а наоборот, напугало Серёжку ещё сильнее. Правда, при отце он больше плакать не решился, зато когда тот ушёл, слёзы хлынули из него с такой силой, что пришедшая с ужином санитарка сбегала за медсестрой. После успокаивающего укола поток слёз стал потихоньку останавливаться, а потом и вовсе прекратился. Но ужинать Серёжа в этот вечер так и не стал.

Потом к нему явился Вовка, увещевательные слова которого тоже не оказали должного воздействия. А через день Серёже сделали операцию, которая, кстати, оказалась не такой страшной, как он себе представлял, и через пару недель выписали домой.

Какое-то время Серёжка ходил только на костылях и только по дому. Русский язык и математику он потихонечку проходил с незнакомой ему учительницей, за которой в школе были «закреплены» те ученики, которые по той или иной причине не могли посещать школу. По остальным предметам ему, понимая ситуацию, выставили «четвёрки» авансом.

О том, чтобы заниматься хоккеем, действительно пришлось забыть, потому что из-за «спортивной травмы» Серёжу даже от физкультуры на целый год освободили. Некоторые одноклассники, узнав об этом, в открытую говорили: «Везёт тебе, Серёга!».

Но в чём заключалось это «везение», Серёжа не понимал. Ему так хотелось побегать, попрыгать, повисеть на шведской стенке и турнике. А вместо этого приходилось каждые три недели ходить к врачам, выполнять их предписания и делать бесконечные рентгены. А это Серёжке так надоело, кто бы только знал!

Продолжение следует…