Как жизнь копирует искусство, а искусство копирует жизнь?

Есть у нас грузин, студент, по фамилии Горидзе, а зовут его Авас, и доцент Петяев, страшно тупой. Вызывает доцент этого грузина к доске и спрашивает:
— Как ваша фамилия?
— Горидзе.
— А зовут вас как?
— Авас.
— Меня Николай Степанович, а вас?
— Авас. — 
Меня Николай Степанович, а вас?
— Авас…
Так продолжалось два часа. Он никак не мог выяснить, как зовут этого грузина.

Доцент, вне всяких сомнений, был тупым (может, поэтому и не стал профессором?), однако как насчет студента? Судя по всему, он был ненамного менее тупым, чем преподаватель, поскольку не догадался вовремя подсказать ему, что Авас — это имя, а не встречный вопрос.

Или, что более вероятно, студент Горидзе, в отличие от доцента Николая Степановича, был умным и хитрым человеком, и воспользовался ситуацией, чтобы потянуть время и не отвечать на другие вопросы, которые могли прозвучать вслед за первым, точнее первыми двумя. А вся группа (действие происходило, судя по всему, на занятии) подыгрывала ему и потешалась над незадачливым доцентом.

Впрочем, очевидно, что все происходящее является обычной художественной условностью, вымыслом или даже гротеском, без чего этой юморески просто не было бы. А заговорил я об этой миниатюре потому, что вспомнил похожую историю из жизни, из собственного опыта.

Фирма, в которой я проработал несколько лет, какое-то время сохраняла, как Римская империя, видимость строгого порядка, но в конце концов, как это нередко происходит в условиях рынка, пришла в упадок и развалилась. Оставшись без места, я принял предложение некоего своего приятеля Алексея пойти работать к нему. Главным он не был, однако занимал ответственный в масштабах некрупной фирмы, поэтому к его рекомендациям, в том числе кадровым, прислушивалась. Как оказалось, работа была предельно скучная, платили мало, но особого выбора на тот момент не было.

Прошла неделя, и на одной из планерок начальник объявил, что в нашу контору направлена очередная бюрократическая проверка, которую возглавил чиновник по фамилии Девятов, с которым, во избежание возможных проблем, было бы неплохо наладить тесный рабочий и, если получится, человеческий контакт (сразу же вспоминается незабвенная пьеса Гоголя: «К нам едет ревизор»!).

Судя по выражению лица начальник (назовем его, как героя пьесы Гоголя, Антоном Антоновичем) долго решал, кому бы поручить это «маленькое, но ответственное поручение». Он бросил взгляд на меня, но вспомнив, что я работаю в организации без году неделю, продолжил поиски жертвы, пока, наконец, не остановил свой выбор на моем друге Алексее и не заявил, что самым подходящим человеком для налаживания коммуникации с ревизором будет, вне всяких сомнений, именно он.

— Нам очень важно, чтобы у проверяющих не было ни малейшего повода для придирок. Вам, Алексей, необходимо первым делом самому позвонить Девятову!

Алексей был, в принципе, неглупым мужиком, хотя, как и большинство интровертов, слишком флегматичным, углубленным в себя и поэтому слегка заторможенным.

— Извините, Антон Антонович, но хотел бы вам напомнить, что девятого мы не работаем! — важно ответил он (девятого числа действительно был то ли праздник то ли выходной).

Присутствующие господа и дамы сначала ничего не поняли, но потом, уяснив ситуацию, начали ухмыляться про себя. В принципе диалог мог бы продолжиться в духе миниатюры Жванецкого:

— Позвоните Девятову!
— Девятого мы не работаем.
— Я все-таки настоятельно прошу вас позвонить, Алексей.
— А можно, я позвоню десятого?
— Нет, позвоните Девятову, как я просил!
— Девятого нерабочий день!

Но доцентов в фирме не было, Антон Антонович, пусть и позже других, тоже все понял и с улыбкой сказал:

— Девятов — это фамилия.

Замечу, что проверка прошла нормально, и никаких особых нарушений, за исключением нескольких дежурных замечаний, которых никакая уважающая себя комиссия не может не сделать, не рискуя продемонстрировать полнейшую собственную бесполезность, обнаружено не было.

Какое-то время остряки напоминали Алексею этот эпизод, а он в ответ улыбался, как ему казалось, добродушно и непринужденно. Я знал, что он человек самолюбивый и впечатлительный, и пошутив пару раз (удержаться все-таки не смог), больше этого не делал.

Каков же вывод? Жизнь копирует искусство, но если кто-то с этим не согласен, можно сформулировать мысль иначе: искусство берет за образец саму жизнь. И не столь важно, перепутано ли имя с вопросом, фамилия с числом, мальчик с девочкой или произошла какая-либо иная неразбериха.

Любопытно, что этот эпизод имел продолжение (как было сказано в одном популярном фильме, Ленинград — город маленький). Устроившись на очередную работу, на этот раз в более крупную фирму, я по каким-то своим делам зашел в кадровую службу, где и застал приятную молодую даму в поисках трудоустройства. Фамилия ее была… Ну вы уже, наверное, догадались — Девятова! Я не смог удержаться и поинтересовался, в какой сфере трудился ее отец, добавив, что фамилия кажется мне знакомой.

И что бы вы думали? Оказалось, что именно в той, что я и предполагал, а стало быть, ревизором был именно он. Говорить лишнее, да и вообще говорить что-либо за исключением ответов на вопросы, которые тебе задают в отделе кадров, всегда рискованно. Заметив мой интерес, инспекторша тут же сделала попытку переадресовать докучливую соискательницу, и мне пришлось долго, тоскливо и многословно объяснять, что свободных мест у нас в отделе нет и в помине (что называется, самих бы не сократили!).

Так что Девятова у нас не работает (вспомнил с улыбкой — «девятого мы не работаем»). А жаль… Девушка была очень милой, к тому же показалась мне грамотным и толковым специалистом, и будь у нас в департаменте свободная вакансия, я бы с удовольствием ее взял.