Болдин, например, идёт за пивом — берёт с собой презервативы. «Зачем?» — мрачно спрашивает Руслан. «Вдруг повезёт!» — хохочет в ответ Болдин. А Руслан, когда его очередь идти, вазелин берёт. «Зачем?» — веселится Болдин. «Вдруг не повезёт…» — бормочет Руслан. Правда, нижнее бельё оба носят дорогое и красивое. Болдин — чтоб перед девушкой, если всё-таки повезёт, не опозориться, Руслан — чтоб в морге стыдно не было, если уж совсем не повезёт.
Руслан утром просыпается, сразу садится завещание писать. Триста шестьдесят пять завещаний в год пишет, а если год високосный, то и побольше. Начинаются все одинаково: «В связи с боязнью проснуться в заколоченном гробу, прошу меня кремировать…». «А в крематории, в печке, не боишься проснуться?» — смеётся Болдин и за пивом уходит. Возвращается радостный, рассказывает: «У нас весь подъезд в цветах, все лестницы, даже на улице на асфальте розы лежат — свадьба, наверное. Счастливые…»
«Какая свадьба, — хмурится Руслан. — Похороны…» И от пива отказывается, сок себе депрессивный наливает, из подавленных ягод. Стакан выпьет и снова бормочет: «Да и свадьба — тоже похороны. Любовь хоронят…». Он-то знает, он пять лет женат был. Пять лет его жена оргазмы имитировала, а он — удовольствие от её супа. Болдин тоже как-то женился и на своей свадьбе, в ресторане, речь толкнул — мол, моя следующая жена будет ещё красивее. Свадьба на этом и закончилась. Оптимист, что поделаешь…
Так и сидят сутками, когда Болдин не на работе. Руслан-то на работу не ходит, смысла нет, всё равно обманут и не заплатят, а Болдин где-то менеджером, как все. С работы приходит, костюм менеджерский снимает и насчёт девчонок намекать начинает. Руслан, конечно, отнекивается, боится вирусов нахватать. «Какие вирусы, старик! — громыхает Болдин. — Излечимся! А сексом надо заниматься, ты, между прочим, сексу жизнью обязан!» Руслан ещё больше мрачнеет: «Я представляю, какой там был секс, если такая жизнь… И вообще — я дезертировал с сексуального фронта, ещё в прошлом веке».
Болдин улыбается и в публичный дом уходит. Он если туда поздно придёт, на него публичные женщины ругаются сильно. Где ты шлялся, кричат, мы уже все больницы обзвонили, ужин остыл, почему от тебя вином несёт, у тебя что, кто-то появился…
Руслан тоже на улицу выходит и вокруг дома бродит. Дом же старый, ещё пленные немцы строили, в любой момент обрушиться может, особенно вечером. Жильцы с работы вернутся, а это какая нагрузка на фундамент. Или газ рванёт, алкоголиков-то полно, кто-нибудь точно утечку допустит. Так и бродит, пока свет в окнах гаснуть не начнёт.
Руслан на это всегда с тревогой смотрит, думает, что опять электричество отключают, значит, наводнение началось или ураган, надо идти квартиру от мародёров охранять. И к подъезду потихонечку подходит. Тишина, чёрные кошки дорогу ему уступают, неприятностей боятся. Примета у них, у кошек, такая: если Руслан дорогу перешёл, жди беды. А у подъезда уже Болдин стоит, вырвался от публичных женщин наконец. «Жизнь надо прожить так, — говорит, — чтобы как пример для воспитания она не годилась». И смеётся, пока Руслан в поисках бандитов и воров озирается.
Так и живут в одной коммунальной квартире два разных человека. А ведь ещё недавно всё наоборот было. Руслан слыл оптимистом, в НИИ работал, самолётами Аэрофлота в Сочи летал, деньги в сберегательной кассе хранил, макулатуру на книги обменивал и ждал, когда ему отдельную квартиру выделят, коак обещали, чтоб из этой коммуналки съехать. А Болдин был пессимистом, «Голос Америки» слушал, анекдоты политические рассказывал, работать не очень любил, Солженицына читал и про отдельную квартиру даже не думал. Знал, что так и помрёт в своей комнатушке, несмотря на обещания.
Это и есть главное завоевание российской демократии, что такие люди, как Болдин, стали оптимистами, что у них глаза загорелись, что им жить стало лучше, пусть и в коммунальной квартире. Государство, кстати, и не обязано своим гражданам отдельные квартиры предоставлять, оно не для этого было создано, а для чего-то другого, нам неведомого. Зато в телевизоре сорок программ, а не три, как при коммунистах. И в магазинах изобилие. И на работу Болдин при новой власти с удовольствием устроился, и большую пользу родине приносит, торгуя там чем-то. И заработанных денег ему до конца жизни хватит, если, конечно, он умрёт в течение часа.
И таких людей — половина населения, если не больше. А таких, как Руслан, не верящих в модернизацию и во всё остальное, тоже половина, ну, может, чуть меньше. Но почему-то, к удивлению и радости правительства, обе эти половины стремительно сокращаются. То ли от оптимизма, то ли от пессимизма. Но скорее всего — от изобилия модернизаций…
Автор - действительно писатель. Интересно читать его. Интересно и наблюдать за его ошибками. На мой взгляд, излишне привязан автор к политике. Ведь смешное внутри людей без политики и без лозунга текущего момента. Просто потому что люди.
Оценка статьи: 5
0 Ответить
Несколько повышенная сексуальная озабоченность у вашего оптимиста-)
(В Москве открылись публичные дома?)
И пессимистичных оптимистов в России гораздо больше: нельзя в этоq стране жить? и не быть одновременно оптимистом (иначе, каюк) и пессимистом (так, на самом деле, там все беспросветно).
0 Ответить
Игорь Ткачев, ну, вот что значит мужчина, я вот на публичных домах не акцентировали свой взгляд, а вот Игорь заметил А, вообще то, Игорь, вы правы нет в чистом виде ни оптимистов ни пессимистов, по крайней мере, если и есть то единицы, но суть статьи не в этом, суть в последних 3-х абзацах, вы не заметили В начале просто юмор, причем очень качественный, в последнее время, которого всё меньше и меньше стало
Оценка статьи: 5
0 Ответить
Веселенькая статья даже настроение поднялось, да, помимо юмора еще и со смыслом, вот пример некоторым, как про оптимизм надо писать.
Оценка статьи: 5
0 Ответить
"Совсем недавно" - это 25 лет назад. Вот и жизнь прошла, как прошли Азорские острова!
0 Ответить
Великолепная статья. Посмеялась от души, зарядилась с утра позитивчиком. Так легко написана, с юмором и по-доброму. Спасибо.
2 Ответить