Как курсанты из Москвы уезжали? В вагоне

 — Привет, рязанцы. Ну что, сели?

 — Как видишь. Через два вагона, в третий от вас запрыгнули. Мы, хоть и не такие счастливчики, как вы, но тоже… Не лыком шиты и не рязанским лаптем щи хлебаем. Видели, сколько нынче нашего брата, курсачей, в Москве?

 — А то! Но ничего, едем. Едем, мужики! Далеко вам?

 — До Смелы. Это за Черкассами.

 — Знаем, плавали. И что, оба — в одно место? Как мы с Костяном? Кстати, может, познакомимся? Саня. А это — корешок мой, Константин. Можно просто, без отчества, Костян.

 — Ха, да мы с тобою тезками будем. А друга у меня — Сергей. Мы с ним оба из Смелы. Даже больше. Одну школу заканчивали. Одноклассники. И в одном доме живем. Только в разных подъездах.

 — Ну, ничего себе! И в одно училище попали?

 — Вот-вот. Все удивляются — как это? Мы такие разные, а дружим. Я — видишь? — темный и широкий в кости, а Серега светлый и худой. Из него слова клещами не вытащить, а из меня они, наверное, понял уже, — как горох из дырявого мешка. Иногда и понимаю — помолчать бы надо, а… Никак!

 — Действительно, разные.

 — Зато — одного роста. Поэтому с самого садика — рядом. Один возле другого. И в школе на физкультуре, и сейчас в шеренге — плечо к плечу стоим. Мне-то после школы перламутрово было — куда. Это Серега в десантники хотел. Ну, а я с ним — за компанию. И военкоматовскую, и областную медкомиссию нормально прошли. Уже в училище его лор завернул. Мне — пожалуйста, поступай. А ему — нет. Только куда я без него? Мы же с самого садика — вместе. Вот оба и перекинули документы в училище связи. Теперь снова — вместе. В одной роте. Вы-то сами куда?

 — До Черкасс. И — дальше.

 — «Дальше» — это?..

 — В Тальное нам надо.

 — В Тальное? Так это — за Смелой! В сторону Змиегородки. Зачем вам в Черкассах выходить? Давайте с нами, до Смелы. Уж договоритесь утром с проводницей. Станцией дальше, станцией ближе. Какая ей разница? А у Сереги мать — кассиром на автостанции. Так что завтра проблем с билетами на Тальное не будет. В лучшем виде всё сообразим. И посадим вас, и проводим. А потом уже пойдем в военкомат. Отмечаться, что прибыли.

 — Какой там военкомат завтра? Да тебя в первый день из дома не отпустят. Представляешь, как мать с отцом обрадуются? Мы с Сашком телеграмму не давали. А вы?..

 — Да мы тоже. Но надеюсь, завтра нас будут ждать мамины вареники. Отрывной календарь — на стенке, каждый день перед глазами. А то, что с первого каникулы — дома знают.

 — Вареники, спору нет, здорово. Но лично я бы — борща тарелочку. А к нему — кусочек сала. И про зубчик чеснока не забыть. Окунул его в солонку, откусил и — за сало. А потом — давай борщ наворачивать!

 — Сашка, прекращай! Целый день в этой Москве по вокзалам проболтались, а хоть на зубок куснуть чего так и не получилось. А тут ты со своим борщом. В животе аж забурчало. Слышишь? Между прочим, мы, мужики, поэтому и пришли. Может, в ресторанчик? Поедим. Заодно и отметим. Конец курса, начало каникул, едем, наконец-то… Завтра будем дома. Поводов-то сколько, чтобы каждый из них отметить! А?..

 — А что? Дельное предложение. Мы тут, правда, с Костяном хотели по девчонкам. Видели, в начале вагона целых три купе студенток?

 — Тёзка… Не смеши меня. Куда девчонки с этой подводной лодки денутся? До Черкасс… Или до Смелы? Всё, решено, выходите с нами! До Смелы времени ещё… Вагон! Успеются твои девчонки. А сейчас пошли. Перекусим. Ну, и вздрогнем немного. За доблестных курсантов всех военных училищ Союза.

 — Заметано. Пошли.

***
На выходе из вагона их неожиданно тормознула проводница, выглянувшая на голоса из служебного купе:

 — Куда собрались, воины? Уж не в ресторан ли?

 — Так точно, золотая ты наша. Тебе бы в разведке служить!

 — Да я и без разведки знаю вас, как облупленных. Каждый раз — одно и то же. Нажрутся как свиньи, потом прибирай их блевотину в тамбуре или туалете.

Но уже никто и ничего не могли испортить всем им настроения:

 — Да ладно. Не кипятись зря. Всё в норме будет. Ну, а если что, сами приберем.

 — Ага. Эт ты сейчас говоришь — «сами». А каким ты из ресторана придешь? Посмотрю я на тебя, тепленького. Так что запоминай, пока ещё трезвый. Вот тряпка. Ведро, вон оно. Швабра в туалете. Запоминай, запоминай. Помяни моё слово — они ещё тебе пригодятся. Я за вами убирать не буду!

***
На соседней третьей полке, уже минут сорок посапывал красноярец, на которого наткнулись ещё вечером в одном из тамбуров, пробираясь в вагон-ресторан:

 — О, ещё один связист! Откуда, зёма? Из какого училища?

 — Из красноярского.

 — Красноярского?.. Так это же — Сибирь! Оттуда — ехать и ехать. А ты уже здесь. У вас что, каникулы раньше начинаются? С поправкой на расстояния?

 — Нет. У нас, как у всех. С первого августа. Сегодня первый день. Просто, до Москвы — Аэрофлотом. Ну, а там уже — мимо воинских касс прямо на перрон.

 — А проездные документы?

 — Да у меня тётка на железке. А дома, в холодильнике… Во-от такой кусок сала. Подкопченного. С прожилками. Будет начфину всё шо надо.

 — И что тогда такой грустный? Первый день каникул! Мы тут, понимаешь, это дело решили отметить. Давай с нами! Давай, давай, что менжуешься? Наше дело правое, враг будет разбит. Пошли.

Значительно позже, после ресторана, когда ранимая душа красноярца вступила в неразрешимое противоречие с его бренным телом, пришлось всё-таки искать швабру и ведро с тряпкой. Но сначала — общими усилиями загружать временно обездвиженное тело на третью полку. А уже потом, брать в руки ведро и швабру.

Пока возился с уборкой, мужики общими усилиями нашли-таки гитару. Сейчас их голоса и не очень умелый аккомпанемент им слышались из какого-то купе в самом начале вагона. Время от времени это нестройное, но старательное и прочувственное трио заглушали громкие взрывы девичьего смеха. Им было хорошо. И потерю бойца отряд вряд ли заметил.

Так что можно было взгромоздиться на соседнюю с красноярцем третью полку и последовать его примеру.

В голове мягко шумела выпитая водка, а мысли в упрямом самовольстве разбредались в разные стороны, и их никак не удавалось собрать в одну кучу. Глаза закрывались, и уже было не важно, что под головой, кроме аккуратно сложенного кителя парадки, ничего не было.

Вагон мягко покачивался из стороны в сторону и, ведомый локомотивом, бежал куда-то вперед через спящие чутким сном поля, луга и перелески. Туда, где раскинули свои улицы новые, пока незнакомые города и села, и жили люди, с которыми, если повезет, рано или поздно, но можно было ещё встретиться.

Где-то там, после этой поездки на поезде, лежала и с нетерпением ждала их целая жизнь. И почему-то верилось, что она обязательно будет счастливой. У всех у них…