Где и с кем ночевал Ленин в 1905 году? Записки бывшего МИДовца

Шёл 1986 год. Начиналось всё сумбурно и противоречиво. С одной стороны, Шеварднадзе, как и любой другой администратор, став министром иностранных дел Союза, захотел расширить свои владения если не в сфере влияния на мировую политику, то хотя бы — в квадратных метрах служебной площади.

С другой стороны, Ельцин, на волне популизма занявший кресло Первого секретаря Московского городского комитета КПСС, продолжил, хотя бы и на словах, свою борьбу с привилегиями и раздуванием бюрократических аппаратов, что и вылилось в одно из первых инициированных им Постановлений о запрете в Москве в пределах Садового кольца строительства новых административных зданий.

А Горбачёв, по своей извечной привычке, оставался в стороне: Шеварднадзе был ему близок по духу, а с Ельциным он уже тогда предпочитал не связываться…

И что прикажете делать в этой ситуации, будучи МИДовцем? В различных историях из жизни приходилось включать мозги и хитрить, где только возможно, действуя крайне изобретательно и осторожно.

Так нам впервые удалось обойти Постановление, объясняя во всех кабинетах и инстанциях, что предполагается строительство не нового административного здания, а всего лишь пристройки к уже существующему зданию — памятнику архитектуры, для чего потребуется соединить оба здания надземным переходом на уровне третьего этажа.

Бумажные вопросы были благополучно разрешены, оставалось только расселить и снести строения, попадающие под снос: два жилых дома, шахматный клуб, мастерскую известного художника, посольство Аргентины, техникум, да огороженные дощатым забором развалины двухэтажного нежилого здания.

C шахматным клубом вообще никаких проблем не возникло — любители «спорта в тапочках» грустно разбрелись по дворам и скверам, унося с собой свои доски, грамоты и воспоминания.

Художник оказался хитрее и изобретательнее, потребовав себе взамен мастерскую в непосредственной близости от Кремля, чему власти сопротивляться не стали.

Как и ожидалось, самым сложным оказалось расселение жилых домов — «муравейников». «Ничьи бабушки» перед сносом обрели вдруг многочисленную родню, не всегда даже говорящую по-русски, что наводило на мысль — родственные связи тут явно тянулись ещё со времён татаро-монгольского нашествия, не иначе.

Больше всего местные власти обрадовались факту предстоящего исчезновения развалюхи, стоящей на углу Смоленской и улицы Луначарского 12/28 — пристанища бомжей и наркоманов, пережившего по их вине уже бесчисленное множество пожаров.

Попутно аппетиты Министерства пришлось унять: первоначально приговорённые к сносу здания Рукавишниковского приюта для обездоленных детей и Первого жандармского управления города решено было помиловать.

Действовать надо было срочно, пока никто и ничего не передумал, тем более что времена наступали, прямо скажем, неспокойные: по каждому поводу и без повода собирались стихийные митинги, шествия, писались коллективные письма и петиции, принимались резолюции.

Если сейчас принято считать, что Россия встаёт с колен, то тогда она явно уже опохмелилась, почесала кудлатую голову, протёрла глаза и залюбовалась мощью своего голоса — голоса толпы. Ни у кого, особенно у руководства, не было желания нарываться в этой ситуации на конфликты.

Срочный вызов в секретариат замминистра не предвещал особых неприятностей, но всё же настораживал. Помощник под роспись передал письмо, с приколотой резолюцией министра на бланке с красной полосой: «Срочно разобраться и доложить!!!» Красная полоса означала, что выполнить поручение необходимо не позднее трёх суток, т. е. 72-х часов, а прошло-то уже двое суток, прежде чем бумага попала ко мне!

Но не это было самое обескураживающее, самое странное было в содержании самого письма.

В нём некая гражданка Нина М. писала примерно следующее: что она является активным борцом за сохранение исторических и архитектурных памятников. Она, мол подвергалась постоянно гонениям за свою активную гражданскую позицию, но теперь-то абсолютно уверена, что когда у руля страны находится Михаил Сергеевич Горбачёв, а МИДом руководит Эдуард Амвросиевич Шеварднадзе — теперь всё будет по-другому. Поэтому она крайне поражена, что «почитаемого и уважаемого демократа Э. А. Шеварднадзе» злокозненные враги и явные недоброжелатели ввели в заблуждение, что является не иначе как попыткой «подставить и опозорить» его.

«Ваши подчинённые (к счастью, ни моей, ни других фамилий там не указывалось), прикрываясь Вашим светлым и незапятнанным именем планируют снести исторически ценное здание, в котором… Ленин ночевал у Гиппиус несколько ночей в 1905 году, скрываясь от жандармов царской охранки…»

Далее указывался адрес этого никчёмного углового полуразрушенного здания и просьба-приписка тщательно разобраться и покарать посягнувших на светлую память вождя революции и культурно-исторические идеалы в целом.

Надо сказать, что демократия тогда была в зачаточном состоянии, руководство в массовом порядке еще не крестилось прилюдно в храмах, тогда модно было обращаться к «истокам», к чистому марксизму-ленинизму, незамутнённому никаким ревизионизмом.

С одной стороны, противно заныло под ложечкой, поскольку пахнуло стылым запахом доносов в стиле тридцатых годов. С другой стороны, хотелось рассмеяться в голос — уж что-что, а учили в советской школе хорошо, и каждому дураку было известно, что Ленина в России в 1905 году НЕ БЫЛО, он в это время мирно беседовал за кружкой пива с приятелями и Надеждой Константиновной где-нибудь в Лозанне или Брюсселе.

Всё это я и изложил помощнику замминистра, но делать нечего — нужны были письменные доказательства, для того чтобы можно было закрыть дело с «обращением трудящихся». Договорился и срочно встретился с директором института марксизма-ленинизма, который располагался тогда в Столешниковом переулке, с академиком М.

Показываю письмо, смеясь, прошу дать мне письменное подтверждение, что Ленина в стране в 1905 году не было — это же абсолютно известный факт! Куда там… Академик поддержал на словах, посетовал на дремучесть и безграмотность, но… сделал предположение — а вдруг такой факт имел место быть? Он же учёный — как он пройдёт мимо такой возможности ещё раз заглянуть в историю, присмотреться к косвенным свидетельствам, более тщательно изучить документы и свидетельства очевидцев!

Вызвал замов, начальников отделов, поручения даёт… Заодно выяснили по архивам, что в этом доме действительно жила некто Гиппиус, но не известная поэтесса левых взглядов, Зинаида, а какая-то родственница, жена генерала.

Всё делает академик, а письменный ответ дать отказывается — хитрым и осторожным оказался, а может, просто появилась возможность занять чем-нибудь коллектив, народу там шлялось немерено.

«Мы, — говорит, — организуем научно-практическую конференцию на эту тему, месяца через два или три. Очень много документов необходимо будет изучить, привлечь к работе многих экспертов. Вероятно, придётся и в Швейцарию съездить… и не раз, возможно», — добавил он, ласково взглянув на стоящую рядом привлекательную молодую сотрудницу.

«Да, — думаю, — дела»… А у меня времени — только вечер, да вся ночь до рассвета.

Оставалась последняя надежда — на Центральный музей Ленина, у Красной площади. Там тоже поначалу посмеялись над ситуацией и над академиком М., но… интересующую бумагу тоже выдать отказались. А вдруг какие новые факты вскрылись, ленинское наследие, мол, неисчерпаемо!

«Вот, — думаю, — гады какие, хорошо тут пристроились. Эти тоже в Швейцарию захотят съездить за казенный счет явно, а мне что делать?» «Так был Ленин в России в 1905 году или нет?» «В архивах нашего музея таких данных нет, но… мы будем изучать, исследовать…» «Так и дайте мне такую бумагу, что у вас данных нет, и исследуйте себе на здоровье!»

Музей давно закрылся, и звёзды на небосводе горели ярче кремлевских, рубиновых, когда я всё же уговорил их дать промежуточный письменный ответ, а утром в секретариате мы это дело закрыли, приложив ответ музея.

Происшедшее породило тогда у меня ряд важных выводов и следствий…

Из положительного. Этот случай надоумил меня отойти от подобной скандальной тематики и помог убедить через пару лет замминистра Б. Н. Чаплина создать Дирекцию по строительству нового здания. От предложения войти в её руководство мне хватило ума отказаться.

Из отрицательного. С тех пор я с большим подозрением и неприязнью смотрю на любых общественников и инициативных борцов за «всяко-разно».

Из общеизвестного и абсолютно для меня безразличного. Поскольку угловое здание стало обладать неопределённым статусом, его не стали ни сносить, ни реконструировать, и оно ещё много лет оставалось прибежищем бродяг и наркоманов, пугая прохожих зияющими глазницами выбитых оконных проёмов и привлекая любителей игр с огнём. Позже, когда демократы перестали себя идентифицировать с идеалами «чистого ленинизма», здание реконструировали, надстроили и там теперь центральный офис «Раффайзенбанка».

Всё по марксизму-ленинизму: капиталисты-банкиры из любой ситуации извлекут свою выгоду и максимальную прибавочную стоимость.

Всё — по науке.