Неуслышанные разговоры. О чем говорят новогодние игрушки?

Если бы оно было живым, то, как бывает в новогодних историях, непременно потянулось бы всеми своими лапами и подумало:

— Что за глупость — сбрызгивать меня дешевым освежителем воздуха с запахом хвои? Я и так чудесно благоухаю пластмассой и полиэтиленом. И что за старье на меня повесили? Какой хлам! Можно подумать, что нет новых современных игрушек! О том ли я мечтала, когда красовалась на ярмарке?

— Вполне разделяю Вашу точку зрения, почтеннейшая! — поддержал бы елку один из новых блестящих шаров ее убранства. — Это просто безобразие — выставлять нас в один ряд с какими-то кривыми и облезлыми игрушками. Вы только взгляните на этот, с позволения сказать, шарик! Почерневший с боку, потертый — срам, да и только!

Да, именно так бы и сказал один из ярких и нарядных шаров и, кажется, даже еще бы раздулся от чванства. Надо признаться, ему было чем гордиться: красно-фиолетовый, с тонкой золотой росписью — загляденье, а не игрушка!

— Ваши слова мне настолько по сердцу, что я даже прощаю Вам «почтеннейшую», хотя мне это и обидно, — кокетливо протянула бы ель. — Да разве только этот уродец?! А как Вам тот стеклянный солдат в каске?! Или этот пожарник? Ужас! С отломанной рукой, непонятно какого цвета, того и гляди разлетится на осколки. Нет, я решительно не понимаю наших хозяев! Как можно в соседстве с такими нарядными игрушками вывесить это старье?! Это позор всем нам!

— Верно, верно! — зашумели бы другие новые елочные игрушки.

А почерневший с одного боку шарик и солдат в каске сиротливо ежились бы в уголке. И, уверяю вас, если бы мы подошли ближе, то услышали бы такой разговор шепотом:

— Конечно, они правы, дорогой сосед. Как мне неловко быть рядом с ними. Посмотрите, какие они все нарядные, а мы… Честно говоря, я со стыда сгораю…

— И я тоже. Но мы же не виноваты, что нам больше 70 лет и красоту нашу унесли годы.

— Это верно, но ведь и они правы. Каждому приятно полюбоваться на новое и красивое. Зачем только нас достали? Лежали и лежали бы себе тихонько в коробке. Вы какого года, сосед?

— 1938-го. Был отлит в Германии в форме кайзеровского солдата. На первой своей елке красовался на верхней ветке и весь лучился золотом. Потом мой хозяин ушел на войну и взял меня с собой на память как любимую игрушку своего сына. Я помню этого мальчика. Он был маленьким и бледным, часто болел, но очень любил играть в солдатиков. Больше мы с ним не встречались. Вы не поверите, сосед, но я прошел с хозяином всю войну и умудрился даже ни разу не поцарапаться. Хозяин берег меня. Только один раз я выпал у него из рук, когда он прочитал какую-то бумагу. У него задрожали руки, он уронил меня и моя левая рука откололась.

— О, как неприятно! Но это не изуродовало Вас, а даже придало мужественности.

— Бросьте! Какая там мужественность… Увечье никого не красит, а старых никто не жалует — будь то люди или игрушки. Да, так вот. Затем война кончилась и мой хозяин строил дома в одном южном городе. Выглядел он совсем иначе, чем когда уходил на войну. Тогда он был бравый, веселый и сиял не хуже меня. А потом он уже стал седым, худым и растерянным, и во рту у него не было ни одного зуба.

— Что Вы говорите?! Боже, какой ужас!

— Да, так оно и было. На стройку часто прибегали местные мальчишки, и у каждого в руках был кусок черного хлеба с чесноком. Сам видел! А вот игрушек у них не было, и они отдавали свой хлеб и чеснок хозяину и его товарищам, а они за это вырезали им из дерева игрушечные самолеты. А потом хозяин подарил меня самому смышленому мальчишке, и я так и остался у него.

— Какая печальная история, сосед. Вы так и не увидели больше родины?

— Как и мой бывший хозяин. Но мы — солдаты, а если солдат идет с войны домой — ему, пожалуй, просто повезло.

— Да Вы философ, дорогой!

— Это не я. Какая-то песня. В новой семье часто слушали музыку. У меня было много времени. Я лежал в коробке на антресолях и слушал. И был так счастлив этому. Я многого не замечал, пока был на войне. Как много чудесного таилось в простых вещах! В запахе горячего абрикосового джема, в песнях из радиоприемника, в подсиненных крахмальных простынях, которые развешивала во дворе мать этого мальчика. Вот так и дожил до сих пор. Сейчас этот мальчик — сам дед, а я так и перехожу в их семье из поколения в поколение. А что Вы расскажете о себе, сосед?

— Моя история очень проста, — начал бы раздумчиво шарик. — Мы с Вами земляки. Правда, я много старше Вас. Появился на свет в 1913 году и оказался долгожителем. Никого из моих сверстников уже нет. Мы ведь были из очень тяжелого стекла, не каждая ветка нас выдерживала. Многие слетали, разбивались. Некоторые теряли свою красоту, а кому мы нужны некрасивые?.. Я чудом выжил. Видно, из заговоренного стекла был сделан, сколько пожаров пережил — и все ничего. Правда, побит, обожжен с одного боку, ну, да что там… Как я в этой семье оказался, и сам не помню. Но тоже перехожу из поколения в поколение. Вроде бы и почет, и уважение, только мы с Вами, сосед, как простые солдаты на генеральском балу. Ничего постыдного не сделали, а неуютно с такими нарядными игрушками в одном ряду быть. Если бы я мог, то заплакал бы. Старости всегда неловко рядом с молодостью.

— И не говорите, сосед. Мое стеклянное сердце обливается слезами. Все надеюсь, что на следующий год нас запрячут куда-нибудь поглубже и не достанут.

Да, именно такой разговор мы бы услышали, подойдя поближе к новогодней елке. Мы стали бы свидетелями и возмущенного ропота нарядных игрушек, и робкой беседы двух старичков, тонущей в этом ропоте.

Но мы, конечно, ничего не услышим. Люди вообще слышат немного, да и то только то, что сами хотят услышать. И, может быть, они правы. В жизни так много настоящей борьбы и боли, где уж тут думать о невидимых миру слезах… Да и нужно ли?

Мы в молодости все себе прощаем,
Судя других безжалостным судом,
Свои ошибки вспомнив, обещаем,
Что все исправим как-нибудь потом.

А жизнь идет. Пути ее суровы,
А старость взыщет весь наш долг судьбе.
Мы будем все другим простить готовы
И ничего уж не простим себе!
Николай Рыленков

Что еще почитать по теме?

Без чего не бывает Нового года? Монолог новогодней елки
Как избавиться от интернет-зависимости? Чудо в новогоднюю ночь
Новогодний праздник: есть ли у него философский смысл? Небольшой этюд