Что такое хорошо и что такое плохо? Дополнение к архитектуре советской Москвы

А я вот помню, как во времена СССР именно здесь, прямо на берегу, напротив набережной Тараса Шевченко в середине 80-х годов находился наш хоздвор 15-го строительного треста.

У любого производственника в те далёкие времена «социалистической системы хозяйствования и планирования» были схожие проблемы, и я, как главный энергетик, тоже не был исключением. Оборудование не всегда хорошего качества довольно часто и быстро выходило из строя. Мы его ремонтировали своими силами, но не всё поддаётся восстановлению.

Новую технику тебе никто не даст, пока бухгалтерия на самых верхах не спишет в установленном порядке старую. А этого не произойдёт, пока амортизационные отчисления не составят хотя бы половины первоначальной стоимости. Ничего не поделаешь, всё, что стоило дороже ста рублей подпадало под определение «основные средства». Вот и приходилось собирать на подобных хоздворах безжизненных ветеранов, хранящих на своих израненных железных боках инвентарные номера, посечённые отметинами пройденных ими строек.

Сделал всё правильно, дождался — вот тогда только можешь писать заявки и вставать в очередь на новую технику, хоть самую передовую. Хоть на немецкую штукатурную станцию, ГДР-овскую, конечно. Это была не машина, а фантастика по тем временам: оператор внутри станции во всем чистом мог в любой момент контролировать качество и изменять состав приготовляемой смеси. Это было время, когда о мешках с «Ротбандом» и прочих смесях и премудростях никто и не слыхивал.

В те времена никаким гранитным парапетом набережной здесь и не пахло, был самый обычный земляной берег, украшенный зеленой травкой.

Но какой замечательный это был берёг! Где ещё в самом центре Москвы можно было половить рыбу, пожарить шашлыки, да и просто в своё удовольствие искупаться и позагорать голышом…

Чужих здесь отродясь не было, да и быть не могло. Остановка «Кирпичный завод» была конечным пунктом автобусного маршрута от метро «Краснопресненская». А дальше — минут пять по единственной дороге через заброшенные сады и овраги, и вот он, за забором с собакой и сторожем — наш островок свободы посреди зыбкого и зачастую хмурого болотца повседневной реальности.

Так что места здесь всегда были выдающиеся. Это не только я утверждаю, это ещё раньше «питерские» заметили, а у них на всё прекрасное особый нюх.

Вот почему, спрашивается, эпизод фильма «Старик Хоттабыч», где Волька достаёт со дна реки амфору с Джинном, «Ленфильм» снимал именно в этом месте? Что у них — Нева Москвы-реки похуже или на дне ничего не валяется, поэтому никто в амфору не поверит?

Понятно, в 1956 году хотелось показать сразу на заднем плане и новую высотку гостиницы «Украина», и то, как советские школьники уже с самого детства любят нырять за амфорами. Да мало ли ещё чего идеологически правильного придумать и, как оказалось, не подвластного времени.

Ничего не могу говорить утвердительно. Не знаю.

Но хочется верить, что их тогда больше привлекла нетронутая цивилизацией девственная красота этого места. Вокруг столица, высотки, рукой подать — Кутузовский проспект… А на этом берегу — настоящий оазис свободы!

Теперь здесь, конечно, дикарём не искупаешься. Народу много, да и вообще — до воды далековато. Высотки и серый железобетон наступление на природу выиграл.

Это плохо. Не хотелось о грустном, но…

Немецкую штукатурную чудо-станцию мы всё же получили тогда как раз ко времени окончания строительства на пересечении Ленинского проспекта и улицы Яр-Кравченко здания посольства ГДР. Где-то за пару месяцев.

Неожиданно, буквально меньше чем за сутки до сдачи, стало известно, что на приёмке объекта будет присутствовать тогдашний первый секретарь МГК КПСС Гришин. Начался аврал и всё такое. Вспомнили, что асфальт ещё не положили, да и цветы на несуществующих газонах не высажены.

За ночь генподрядчик, 44-й трест нашего же объединения «Инпредстрой», все недоделки устранил. Правда, предварительно срочно выкопали котлован и сбросили туда всё, что мешалось, а потом быстренько заровняли.

Как мне потом рассказали, мою «немочку-умницу» спихнули в яму под самый конец, и она, бедолага, до последнего выдавала и выдавливала из себя в этой своей смертной яме высококачественный раствор, даже отключенная от всех коммуникаций. У немцев же во всём порядок, включая качественные резервные аккумуляторы…

Сейчас такого варварства уже, вроде, нет. Хотя бы это уже — «хорошо»…