Корсар. Что нужно собаке для счастья?

Почти все, кто приезжал и заселялся в расположенную около трамвайных путей жёлтую трёхэтажку, больше были похожи не на постоянных жильцов, а на случайных гостей, которые дальнейшую свою судьбу с этим кирпичным домом никак не связывали. Кто-то, прожив недолгое время, самостоятельно покупал жильё дороже и солиднее и затем уезжал в неизвестном направлении. Кому-то родители делали подарок на свадьбу в виде элитной квартиры…

Люди женились, разводились — в общем, жили своей жизнью. А дом жил своей, словно был отделён от постоянно меняющихся жильцов какой-то невидимой стеной. Вот и Никита с Ромкой сняли здесь однокомнатную квартиру на полгода, надеясь в перспективе на то, что место в общежитии к Новому году всё же освободится и они переедут жить к своим институтским товарищам.

Впрочем, был в этом доме небольшой контингент, состоящий в основном из стариков, про которых говорят, что «они много перевидали на своём веку». В это слово «много», по всей вероятности, входило и количество жильцов дома, меняющихся с завидной регулярностью.

Вот и парни, не успев заехать в квартиру, которая сдавалась по доступной для их студенческих карманов цене, через несколько дней уже знали, что тётя Глаша, проживающая на первом этаже, живёт здесь чуть ли не с тех пор, как дом был построен. А на третьем этаже, как стало известно от разговорчивой почтальонши Танечки, доживала свой век какая-то древняя старушка, у которой поблизости жила внучатая племянница. Правда, по какой-то неизвестной причине молодая женщина не слишком часто баловала посещениями свою престарелую родственницу, которая, опять же со слов почтового работника, ещё и сильно болела, отчего на улицу не выходила.

В том, что соседка с третьего этажа ограничивается «прогулками», выходя только на балкон, ребята убедились немного позже. Мало того, что октябрь в этом году был расцвечен всеми красками, на какие только была способна волшебница-осень, так он ещё выдался на редкость тёплым и безветренным.

И вот в одно прекрасное воскресенье во двор высыпали детишки всех возрастов. Всё было хорошо, от подъездов и лавочек то и дело доносился смех, как вдруг у малыша, гуляющего со своей мамой, вырвался из рук большой воздушный шар. Будучи накачанным гелием и почувствовав свободу, ярко-зелёный красавец стал незамедлительно подниматься наверх. Удивлённый карапуз широко раскрыл и глаза, и рот, когда увидел, что его шар был на самом деле «живым»!

Никита с Ромкой, которые как раз возвращались домой с занятий, тоже подняли глаза наверх и совершенно неожиданно для себя увидели, что на балконе третьего этажа кто-то стоит. Это «кто-то» оказалось плохо расчёсанной худощавой седой женщиной, которая оперлась на перила балкона и тоже смотрела на зелёный шар, поднимающийся всё выше и выше.

То, что эта седая женщина была болезненно худа, не испорченные жизнью и временем молодые глаза студентов определили безошибочно, несмотря на то что их разделяло внушительное расстояние. Но ещё больше удивились ребята, когда разглядели у ног старушки чёрно-белого спаниеля, который периодически принимался лаять на всё, что вызывало интерес в его собачьей жизни. Не преминул залаять он и на невесть откуда взявшийся шар, который хоть и был величественно хорош, но всё же по его, собачьим меркам, не должен был очутиться на уровне их балкона ни под каким видом.

Никита, который никогда не прогуливал ни лекций, ни семинарских занятий, а стало быть, частенько выходил из дома раньше своего друга, уже видел несколько раз этого симпатичного спаниеля. Правда, он никак не мог подумать, что пёсик мог жить у женщины, которая не могла его даже выгуливать должным образом. Несмотря на то что Никита никогда не держал собак, он где-то внутри догадывался, что «должный образ» состоял из прогулок два, а то и три раза в день.

— Прикинь, Никитос, — говорил на следующий вечер Ромка, жуя на кухне бутерброд и запивая его горячим чаем, — оказывается, бабулька-то не одна живёт. Собаку видел у неё? Симпатичная, между прочим, собачка!

— Видел, — отозвался Никита, погруженный в свои мысли и казавшийся от этого рассеянным. — Я эту собаку частенько по утрам вижу, пока ты дрыхнешь, вместо того чтобы вместе со всеми на занятиях сидеть.

— Ой, ой, ой, — насмешливо парировал Ромка, — тоже мне, чтец-моралист нашёлся! Можно подумать, я один эти лекции пропускаю.

— Не один, — продолжал Никита, находящийся в мыслях далеко от своего приятеля, — но вот останешься без стипендии, и как мы за квартиру платить будем?

— Ну, во-первых… — поёрзал на табуретке Ромка, — мне родители немного помогают.

— А во-вторых? — Никита, наконец-то, поднял на Ромку свои серые глаза.

— А во-вторых, — совершенно легкомысленно ответил тот, — если меня и оставят без стипендии, это будет уже в следующем семестре.

— Ну, и что? — не понял Никита Ромку, на которого непонятно откуда свалилось весёлое настроение.

— А то, — и тут Ромка совсем разулыбался, — жить-то мы после Нового года здесь не будем. В общагу переедем!

 — Ну, это ещё бабушка надвое сказала, — с долей сомнения в голосе произнёс Никита. — Общагу-то ведь тоже исходя из успеваемости дают. А тебе…

Он не договорил. В раскрытую форточку донеслись звуки сирены «Скорой помощи». Потом на лестнице кто-то затопал, раздались какие-то непонятные то ли щелчки, то ли несильные удары, затем послышались чьи-то голоса, всё это перемешалось с собачьим лаем и визгом.

Через какое-то время всё стихло.

Потом молодые люди услышали, как около подъезда завёлся мотор, и, судя по тому, что сирена включилась снова, поняли, что «Скорая помощь» отъезжает от их дома.

 — Наверное, ту старушку в больницу забрали, — вздохнув, произнёс Ромка, который хоть и был смешливым малым, но иногда проявлял чуткость по отношению к совершенно чужим людям.

 — Наверно, — отозвался Никита, остывший чай которого так и продолжал стоять на кухонном столе.

На этом разговор закончился. Ромка ушёл в комнату и, как всегда, завалился спать, а Никита ещё долго сидел на кухне, обхватив голову руками и обдумывая план курсовой работы, которую ему, как отличнику, разрешили писать не на третьем курсе, а уже на втором.

* * *

 — Пошла, пошла! Кыш, тебе говорят! — с этими словами ярко накрашенная молодая женщина в светло-серой мутоновой шубе пыталась отогнать от себя чёрно-белого спаниеля и даже затопала на него ногами. Однако тот упорно не хотел уходить, а когда женщина открыла дверь в подъезд, пёс попытался прошмыгнуть в «предбанник», с двух сторон которого находились две двери — одна деревянная, другая — железная, что вела на улицу.

Но не тут-то было! Женщина быстро проскользнула через деревянную дверь, оставив собаку скулить и царапать дверь когтями.

 — А ну, пшёл вон! — и с другой стороны в «предбанник» ввалился долговязый парень с девушкой. При этом молодой человек довольно бесцеремонно оттолкнул собаку ногой.

Спутнице его жест явно не понравился, но спорить с претендентом на своё сердце она не стала. Только спросила коротко:

 — Зачем ты его гонишь?

 — Да ну его, этого пса! — замахал парень руками. — Хозяйка умерла, он теперь в подъезде ошивается. Ладно бы жил спокойно — так нет! Поднимается на третий этаж, где раньше его хозяйка жила, и выть принимается! Да так, что ни музыку послушать, ни уснуть.

 — Бедненький, — и девушка наклонилась к чёрно-белому спаниелю, — значит, у тебя даже хозяев теперь нет…

 — Бедненький… — насмешливо передразнил её кавалер и, взяв за рукав пальто, оттащил от спаниеля. — Да его, по-моему, весь двор кормит. С чего ему бедным-то быть?

Однако правды в этих словах было не так уж и много. Ставшего бесхозным чёрно-белого пёсика действительно пытались накормить. Но он ничего не ел, поднимая морду по направлению к балкону на третьем этаже, который сравнительно недавно был его собственностью, и при этом жалобно скулил.

Отощал он неимоверно, а спешащие на работу или по своим делам жители подъезда словно не замечали его. В лучшем случае псу удавалось миновать пинков и отшвыривания в сторону. В худшем — он оставался один на улице, где при минусовой температуре мог провести целую ночь, надеясь на то, что его пустят ночевать обратно в подъезд. Как он ещё не умер от голода и холода — оставалось большим вопросом…

Продолжение следует…