Хорошо там, где нас нет? История из жизни. Часть 2

Перейти к первой части статьи

Илюша был единственным сыном, и Вика с Борей, конечно, очень скучали. С невесткой они разговаривали на уровне скайпа и yes-no, любовью к этой Кэтлин не прониклись.

Их мирно-военная жизнь в Израиле удалась. Борис стал настоящим батальонным врачом в ЦАХАЛе, израильской армии. Он натаскивал военных фельдшеров, а в батальонной поликлинике принимал солдат и отсеивал симулянтов.

Боря с удивлением рассказывал жене, как тепло и по-дружески старшие чины относятся к солдатам. Для израильских военных солдаты не представляют некую среднюю массу, которую можно держать в узде только штрафами и выговорами. Всех «салаг» называют по имени, знают, что делается у них дома и в душе.

Кстати, его коллеге, армейскому психологу, они открыто рассказывают о своих проблемах. И поэтому симулянта не линчуют, а доверительно расспрашивают, почему он решил провести армию за нос. Часто это связано либо с любимой девушкой, либо с семейными проблемами. Борю-Баруха рядовые называли «доктор», офицеры обращались просто по имени.

Вика иногда звонит мне на скайп и рассказывает, что у них новенького. Так вот, пожилое поколение, родители Бори, вдруг заскучали по родине, по друзьям и знакомым и решили вернуться в Украину. Я даже помогала им с поиском жилья, они хотели собственный дом в Симферополе и недалеко от центра города.

Когда родители уехали, на Бориса вдруг опять напал депрессняк. И родители, и сын — далеко, то есть самые близкие люди живут в разных странах, и у них с Викой где-то там за океаном уже появился внук, которого они с женой видели только на фото и по скайпу. Илья их в гости не звал, говорил, что должность ему в своем бизнесе дал тесть, и сам он полностью от этого тестя зависит.

И вот Галкины попросили меня присмотреть квартирку с хорошим ремонтом в центре города, а лучший оставшийся в Симферополе друг Бори обещал ему место ведущего врача-лечебника в хорошей городской больнице и богатую частную практику во второй половине дня раза два в неделю. Борис подумал-подумал и, несмотря на Викины мольбы, решил сняться с места.

Они продали все, что имели в Израиле, Вика с трудом рассталась со своим салоном, уже новым, находящимся практически в центре Иерусалима. И вот они вернулись на историческую родину. Ту, в которой родились они, их родители, дедушки, бабушки и все пра-пра.

Сказать, что в течение первых двух недель они испытали настоящий культурный шок — это ничего не сказать. Родина не раскрыла им свои объятия, а погрузила в тоску хмурым видом вечно озабоченных жителей, растущими тарифами, политическими ток-шоу на центральных каналах, больше похожих на бесконечную «Санта-Барбару». Новый президент был никакой, точнее, еще хуже, чем предыдущий, а тот, в свою очередь, был намного хуже того, при котором Галкины решили покинуть страну.

А еще возникли вопросы быта, сервиса и медпомощи. Ни страховой медицины, ни социальной службы, на что особенно жаловались пожилые родители Бориса. Оставалось разве что общение с друзьями, на первых порах скрашивающее жизнь.

А еще через неделю они поняли, что с обещанной Борису работой случился облом, друг где-то что-то недопонял. Кто прав, кто виноват, Галкин выяснять не стал, за время жизни в Израиле у него изменился менталитет, и он не мог понять, как друг мог его так кинуть. В иврите и слова такого не существовало, разве что можно было кидать землю или камни. Он пожелал другу леэхэл, всего самого лучшего, и сказал остальным, что все это зэ лё мэшанэ, то есть не имеет значения, все равно они с женой себя здесь чувствуют чужестранцами.

В это время сын Илья-Эдди сообщил родителям радостную новость — в семье прибавление, еще один мальчик. И когда он услышал от отца, что мама уже пять дней не покидает крымскую квартиру и ничего не ест, то пообещал поговорить с тестем. Через день по скайпу он сообщил: тесть дал добро на их приезд, причем они бесплатно могут остановиться в выкупленных родителями жены меблированных комнатах. У тестя-риелтора их много, он скупал помещения специально для сдачи в аренду.

Вика подскочила от радости и съела первые блинчики, заботливо приготовленные мужем. Они наскоро продали квартиру в центре негостеприимного Симферополя и полетели на другое полушарие. Борис мечтал, что и в Америке он сможет, пусть не сразу, подтвердить свою квалификацию, тем более что до этого несколько лет прослужил доктором в израильской армии, а это не шутка.

Американские сваты встретили их как неродные, сразу установив дистанцию. Тесть объявил, что они могут проживать в одной из двухкомнатных меблированных квартир, но при одном условии, что возьмутся ухаживать за его старым и больным отцом, жившим отдельно. Желательно и ночевать с ним. Тогда они в расчете, за квартиру могут не платить.

Галкины чувствовали себя обескураженными. По словам сына, они летели помогать с внуками, но теща сразу заявила, что детей баловать нельзя, можно время от времени поиграть с ними, это лучшее воспитание. Такое они дали и своей дочери, несравненной Кэтлин. Кэтлин, судя по хмурому виду, тоже не стремилась обниматься с родителями мужа.

Познакомившись с внуками, Галкины посидели вместе со сватами за ужином, хрустя, как кролики, традиционным американским салатом — порванными на крупные куски капустными листьями. Вика тихонько роняла слезы в салат, а когда невестка поинтересовалась, почему она плачет: «Any problem?» — ответила, что подавилась куском капусты.

Через день, отоспавшись после перелета, Галкины взялись за дела. От ночевок с дедом сразу отказались, что Илюшиному тестю не очень понравилось. Галкины решили, что ухаживать за дедом будет Борис, он все-таки медик и может измерить давление и сделать укол, внутривенный тоже, а в случае чего даже предпримет попытку реанимации, пока амбуланс не приедет. А Вика будет помогать с малышами: что бы мать Кэтлин ни говорила, молодым совершенно необходима baby-sitter, а кто будет лучшей этой самой ситтер, чем родная бабушка?

Через три дня ухода за дедом Борис сразу забыл о реанимации. «Старый перец» Ник оказался совсем не душкой. Вредный, капризный, делающий под себя, хотя мог подниматься, он ныл, что этот его новый социальный работник из России или, как его там, Израиля, один черт, ни х… не понимает, ему, деду, дает отравленную пищу, читает фа… лирику и лезет в рот с лекарствами. А он, умный Ник, их незаметно вынимает изо рта и прячет в дырке в матрасе, потому что в эти лекарства тоже подмешали фа… яд. Его на мякине не проведешь, он прошел всю Корейскую войну, еще в 1950 в Инчхоне высадился, до «Смуты 25 июня», когда эти… русские соратники не захотели помочь войсками.

Тут дед закашлялся, его пришлось мыть, потом кормить, потом он на полчаса уснул, а Боря свалился на тахту в соседней комнате напротив телеящика. На экране кипели страсти популярного ток-шоу «Кандидат», благодаря которому продюсер и ведущий в одном лице, белобрысый будущий президент Америки Трамп приобрел львиную часть своего богатства, а также популярность у массы телезрителей. Участники шоу в борьбе за перспективную вакансию подсиживали друг друга, интриговали и вылетали за борт. А тот, кто устоял, получал в качестве суперприза должность в хорошо известной компании.

Сам Дональд Трамп находился над схваткой. Как Ворошилов над игроками передачи «Что? Где? Когда?», которую Боря так любил. В «Кандидате» он понимал через одно слово из трех, пытался ловить этот их американский английский, но тут просыпался неутомимый Ник и начинал орать: «Эти гав… из ООН, да я бы этих… трусов к стенке поставил, когда мы в Пусанском периметре сотни потеряли. А теперь эти узкоглазые с севера и юга сюда бегут, им в Америке медом намазано. И вам тоже».

Через три дня Борис пришел домой, в полной апатии лег на диван лицом к стенке, как когда-то давно в Израиле. Вика предложила поменяться ролями — он с детьми, она с Ником.

На следующий день в квартиру, где жил Илья, которого родители не научились называть Эдди, ввалились двое полицейских и сказали, что лишат семью Халкин родительских прав. Сын был на работе, Кэтлин где-то слонялась с подружками, Борис, игравший со старшим внуком, чуть с ума не сошел от ужаса.

Оказывается, его грех заключался в том, что он уложил младшего ребенка, закутанного в комбинезон и укрытого одеялом, спать на лоджии. Стоял ноябрь, температура была градусов 9 (по Цельсию), что равнялось 48,2 по Фаренгейту, с точки зрения полиции это считалось «сознательно заморозить ребенка» и каралось статьей такой-то и лишением родительских прав.

Откуда они об этом узнали? Так мир не без добрых людей, и самаритяне из дома напротив подсуетились: у них был бинокль. В этот раз обошлось, но родителям Халкин сообщили. Кэтлин орала на Бориса, когда в дом ввалилась очумевшая от деда Вика, узнавшая в этот день много нового о себе, о муже, о России и Корейской войне.

Так продолжалось где-то с месяц, пока однажды Вику не нашли лежащей на тротуаре. Сумочка была при ней, причем с деньгами. Полицейские вызвали скорую, врачам которой Вика не могла объяснить, что с ней и где она живет. Сын обзвонил больницы и нашел ее, безучастно лежащую на койке и глядящую в потолок неподвижным взглядом.

Лечащий врач спросил о страховке, Илья покачал головой. Врач сказал, что с женщиной ничего страшного и дома среди родных стен ей будет лучше. Услышав слово «хоум» Вика дернулась и сказала, что хочет домой, в Израиль. Они с Борисом собрались быстрее молнии и вылетели в Тель-Авив. Но и это еще не конец этой истории из жизни.

Вика в очередной раз позвонила мне по скайпу и сказала, что в Израиле у них все замечательно. Бориса зачислили в то же подразделение врачом, а Вика нашла новую клиентуру. Все было хорошо, но через полгода после их счастливого прибытия на новую старую родину, позвонил сын Илья и сказал, что у него дела — хуже некуда. Его супруга и мать двоих детей Кэтлин, занимаясь фитнесом, влюбилась в своего тренера. Тренер, между прочим, афро-американского происхождения. Кэтлин уже ждет от него ребенка, и они вместе ходят на зарядку для беременных. Учатся правильно дышать.

А он, Илья, тоже встретил женщину, можно сказать, свою соотечественницу, из Питера. Да, она намного старше, но и намного умнее Кэтлин. С ней есть о чем поговорить на родном русском. И понимает она Илью, ясное дело, намного лучше, чем ирландка. У этой Иры есть ребенок, тинейджер, трудный возраст, но Илюшу он принял хорошо и Илья уже живет с ними в небольшой квартирке в Чеверли. Это недалеко от его бывшего дома.

Я было решила, что Илюша детей хочет отсудить или алименты не желает платить. Нет, детей не отсуживает и платить алименты, конечно, собирается. Но дело в том, что его экс, не работающая Кэтлин, требует, чтобы он платил алименты не только на общих детей, но и ей — за то, что она не имеет другого источника дохода, так как посвятила свои лучшие годы воспитанию сыновей. И теперь Илюша должен будет кормить и ее будущего мулатика, и его папочку.

По американским законам, если стороны, точнее, их адвокаты, не придут к соглашению, эта волокита может тянуться годами. Вообще-то, два заседания уже было, судья была на стороне Ильи, но беременная Кэтлин заявила, что к связи с тренером ее подтолкнула неверность мужа, о которой она давно знала, но, как хранительница домашнего очага, помалкивала. Она, видите ли, была против развода, пока не залетела. А ее папочка, ирландец, дал Илье работу, а теперь увольняет. И отказывается написать зятю хороший отзыв для CV, резюме. Хотя это не логично: если Илья не будет иметь работы, кто будет кормить черн… извините, смуглолицую семейку?

— Да, проблема, — сказала я. — Представляю, Вика, как ты переживаешь.

— А вот и не угадала, — сказала она и сообщила, что они с Борей абстрагировались и от Ильи, и от внуков с ирландскими корнями, и у них с мужем опять медовый месяц.