Не было зимой в Гулбене той суеты, с которой сталкивался летом в латвийской столице. Особенно в старой её части, которую латыши именуют Вец-Ригой. К Министерству, что на Смилшу, пройти спокойно нельзя, чтобы где у Пороховой башни, Домского Собора, Трёх Братьев или Дома Черноголовых на вездесущих туристов с их неизменными фотоаппаратами не наткнуться:
— Посмотрите налево… Посмотрите направо… Перед вами памятник архитектуры!
Про Юрмалу просто молчу.
Отдыхающие, отдыхающие, отдыхающие… Что?.. Опять — отдыхающие? Да сколько?!
* * *
Тогда, в восьмидесятых, о-очень много их было. А вот после распада Союза…
Непривычно и больно. Да, вот не моё, чужое уже… Умом всё понимаешь, а всё равно — больно было смотреть на полупустые улочки Кемери, скелеты недостроенных здравниц и слепые глазницы выбитых окон — брошенных.
Оказывается, основная масса отдыхающих наш, совковый, брат был. А как отрезали границей то, что вместо Союза получилось, и… Всё. Старых отдыхающих не стало, а новые — не ломанулись чинной европейской толпой. Зачем им?
У них, наверное, и лучше есть.
* * *
В общем, было с чем тогда, в 80-х, сравнить.
И понравился мне Гулбене. Хороший город в латгальской глубинке.
А глубинка, она всегда от столицы отличается. Ну, хотя бы отсутствием мишуры блистючей да лоска наносного, искусственного, к делу никакого отношения не имеющего. Маленький город, он — как большой коллектив, в котором почти все друг друга знают.
И на человеческих отношениях это как-то сказывается. В том числе и к приезжим, «латышско-неговорящим» гражданам.
— Извешана, извешана… Ой, ну, как же это по-русски? Сорок пять, кома восемь. А тракторов ТБ-виенс у нас диви*. Ой, Ко-остя…
С тем же Юрмальским леспромхозом, где полдня будешь искать, чтоб кто тебе слово другое перевёл, ну, ни-ка-кого сравнения. «Извешана, извешана»… Да вывозка это. Лес, что в лесу заготовили, куда доставить надо. И всё! Секундное дело.
И проблем никаких.
* * *
В обеденный перерыв, прямо в фойе конторы…
А конторы леспромхозов в Латвии, не чета нашим, российским баракам, что строились на какое время. Пока лес не вырубим. Да так и остались — навсегда.
Нет, латыши к своему лесу совсем по-другому относились. И рубили не сплошняком, оставляя после себя лунные ландшафты, а выборочными и проходными рубками так, чтобы и детям, и внукам не меньше, а может, и побольше осталось, чем у них было.
Ну, а раз работа — всерьёз и надолго, то чего во времянке ютиться, а в туалет, с дыркой до самого центра земли, проверяя коллектив на прочность, за сто метров бегать?
Потому и светлое фойе с окнами на полстены в гулбенской конторе было на втором этаже добротного кирпичного здания. В тёплом, просторном помещении, как в хорошем лесном озере, спокойно утопал стол для настольного тенниса.
Конечно, в обеденный перерыв он не простаивал. Всегда очередь из желающих сыграть «на вылет» у него толпилась. Ну, и, само собой, — болельщики.
Но большая часть народа предпочитала порезаться в дартс. Мы ещё такой игры не знали, потому почти всегда и всем я необидно, со смехом и подначками проигрывал. А в субботу приезжали ребята из соседних леспромхозов, приходили местные, с других городских предприятий, и проводился открытый чемпионат по дартсу. Главный приз — ящик пива, который по окончанию турнира распивался совместно и победителями, и побеждёнными, и благодарными зрителями.
* * *
Баня в Гулбене была замечательная. Не хуже, чем в наших… Ленинградских, новгородских, калининских леспромхозах, на многих из которых за четыре года учёбы пришлось побывать и отметиться. Где — по-хорошему, ну, а где и не очень. Последнее, правда, значительно реже…
Вот только пиво в гулбенской бане было… С нашим не сравнить.
И к пиву у них можно было не рыбку какую вяленую взять, а пропаренный, после чего чуть подсушенный, солоноватый горох. Та-ак хорошо после знатной парилочки, да по пивку холодненькому, не стеклянный — керамический, но привычно запотевший бокал которого — в три глотка…
И похрустеть солёненьким.
* * *
Очень мне Гулбене понравился. Почти как дома. В России. А что? Вот, она, Латвия. Только руку протяни.
Вечером сел на Рижском вокзале в поезд, а утром, только глаза открыл — Даугава. Так же, как и Нева, катит свои хмурые, свинцом отливающие воды к Балтике.
«Меж берёз дожди косые»…
И природа схожая, и ничем почти они, латыши то есть, не отличаются от нас. Ни в работе, ни на отдыхе. Только…
Вот именно, что «почти».
«Только — это не Россия»…
Значительно меньше в Латвии чисто нашей, российской, расхлябанности и раздолбайства. Да и к корням своим — праздникам национальным, народным песням, истории страны, не в пример нам, значительно бережней относятся.
Но в то же время Латвия — не чопорная и гордая своей особой статью Европа, где ты ни-ког-да не будешь своим. А здесь, в Видземе, Курземе, Земгале или Латгалии, — почти что свой. Во всяком случае, ни в одном из коллективов, в котором волей судьбы мне приходилось работать… Даже в самой дальней латвийской, вот типа Гулбене, глубинке, не чувствовал какого-то там отторжения.
— Хороший ты парень, Костя, хоть и русский, — как мне сказали однажды под Тукумсом.
Вот только язык подучить малость… Так в чём дело? Надо будет — выучим!
* * *
А может, потому мне Гулбене так плотно на сердце лёг, что gulbis, если с латышского, то — лебедь. Птица такая. Большой дикий белый гусь.
Gulbi, так это — множественное число. Лебеди. Ну, а Гулбене, наверное, то место такое, где лебедей эти-их… Ну прудом просто пруди!
Лебеди… Именно так называлось село, от которого до тех мест, откуда родом и отец, и мать, — всего ничего. Было. Нет теперь Лебедей.
За них сейчас город Губкин, что в честь академика, открывшего железорудные месторождения Курской Магнитной Аномалии (КМА). От села нынче осталось только название предприятия — Лебединскй горно-обогатительный комбинат.
Та-акая драка за тот ГОК после приватизации была. Ну, как и положено, москвичи всех победили. И — главный приз себе взяли. Но на названии драка не отразилась.
Правда, то уже утешение слабое. Нет Лебедей…
А Гулбене — ого-го! Стоит ещё, чертушка.
И ресторанчик «Гулбис», наверное, жив…
____________________________________
* Виенс, диви (латышск., viens, divi) — один, два. ТБ-1 — трактор для бесчокерной трелёвки древесины, модель первая.
Константин, удалось найти статью?
Оценка статьи: 5
0 Ответить
0 Ответить
Константин Кучер, прочли уже?!
Оценка статьи: 5
0 Ответить
Да, Ляман. Сразу же, как нашел.
0 Ответить
Константин Кучер, просто вы не отозвались.
Оценка статьи: 5
0 Ответить
Спасибо, Константин! Вы действительно оправдываете свое имя- "верный, постоянный". Вы верны милому, живущему в сердце.
Спасибо вам за воспоминание о Латвии, Булдури, Майори, Сигулде, в которых я была - страшно сказать 38 лет назад!
Посмотрите, если будет у вас время когда-нибудь мое эссе "Вот такое черно-белое кино". Там частично о Латвии.
Оценка статьи: 5
0 Ответить
Спасибо, Ляман. Обязательно посмотрю.
P.S. Вообще-то по Булдури и Сигулде у меня отдельные статейки...
0 Ответить
Константин Кучер, вы дайте на них ссылки, пожалуйста!
Оценка статьи: 5
0 Ответить
Ляман, я внимательно пролистал ВСЕ Ваши "Школьные" статьи. Посмотрел материалы на Вашей личной страничке. Но эссе с названием "Вот такое черно-белое кино" так и не нашел. Наверное, при публикации в журнале Вы дали ему какое-то иное название?
0 Ответить
Константин Кучер, простите.
Это не я. Здесь ему дали название "Все проходит в этом мире? Памяти Левитанского"
Оценка статьи: 5
0 Ответить
Константин Кучер, у меня руки никак не доберутся до фотографии экспроприированного дома - занята я тут малехо. Ты меня толкни после выборов в марте, я тебе найду, может опознаем вместе. Там, кстати, есть у меня еще один экспроприированный дом в Сигулде - мы там не жили, там отец просто перед полетами иногда с охраной отсыпался.
Оценка статьи: 5
0 Ответить
Думаю, навряд ли эта фотография даст Вам, Лаура, много, но... Но это единственный снимок Сигулды, который у меня есть. Памятник Кришьяну Барону. Если ничего не путаю, на Видземском шоссе.
Санно-бобслейная трасса в тот день была закрыта, ну, мы и решили, что от неё до Турайды - всего ничего. А раз трасса закрыта, то что терять время в Сигулде?!
Март 2005 года. Если Сигулда, благодаря памятнику, на снимке только угадывается, то латвийский март, как мне кажется, очень хорошо виден...
0 Ответить
Действительно душевно...
Оценка статьи: 5
0 Ответить
Ксения... Это Вы о статье? Или о стихотворении Александра Чака "Женщины"?!
Если по мою душу - СПАСИБО. Хотя, не скрою, и за Чака мне тоже очень приятно...
0 Ответить
Константин Кучер, о вас!
Стих позже прочитала, после коммента
Оценка статьи: 5
0 Ответить
Cпасибо, Ксения.
0 Ответить
Это стихи, Костя. Дай обниму тебя за мой Даугавпилс, за улицу Суворова ( а как ее вправду звали, а не по совковому?), где комендант прошелся перед нашим вселением, выбрал самый секьюр дом, гда папу могли охранять нормально, где выкинули в сарай хозяев с двумя девочками с температурой (Вия и Рута их звали), где первый этаж занимали ординарцы и охрана, а на втором стояла моя коляска и жили наши собаки. Латвия, Костя, это такая боль. Когда мы валили Союз, я отправила в хельсинский комитет наши фамильные фотографии (случайно остались в папы-миминых архивах) - папа мой веселился:- с моста через Даугаву хулиганил на Домский в 46-ом на бреющем. Очень любил пошуметь в пустующей уже в 46-ом Юрмале по эспланаде вдоль пляжа. Разгонит латышей бреющим, и тогда моя мама с коляской могла выходить и чинно гулять с коляской одна! Одна радость и катарсис, что Вию и Руту папан в медсанчасть устроил и спас, ну и летный паек им же отдавали. А остальные латыши стали сибиряками...
Ты во мне сегодня опять колыхнул стыдобу мою фамильную. Спасибо.
Оценка статьи: 5
0 Ответить
Лаура, по Суворову в Риге очень интересно.
С 1858 и до 1923 года Суворовской называлась нынешняя улица Кришьяна Барона - собирателя латышского фольклора (латышских песен - дайн), жившего на этой улице в доме № 3 в 1919 - 23 гг .
Суворовской улица называлась в честь Александра Аркадьевича Суворова, внука великого полководца, который в 1848—1861 гг. был генерал-губернатором Прибалтийского края и военным губернатором Риги. Ему Рига обязана своей железной дорогой. По его инициативе был создан парк Стрелниеку и снесены старые валы и бастионы, мешавшие развитию города.
В советское время в честь его деда (А. В. Суворова) была названа улица, параллельная ул. К. Барона (бывшей Суворовской). Сейчас эта улица носит имя известного латышского поэта - Александра Чака, о котором Имант Зиедонис как-то сказал - "Чак был тем поэтом, который ходил вокруг оград своей окраины, целуя слезинки смолы на свежих ее заборах".
Очень интересный и оригинальный поэт, который, наверное, заслуживает того, чтобы о нём рассказать на "Школе"...
Вот, одно из его стихотворений в переводе Владимира Невского:
ЖЕНЩИНЫ
На вокзале, как письмо без марки,
Я застрял — глазею битый час:
Женщины, огромные, как барки,
Проплывают будто напоказ.
После хрупких, высосанных джазом
С лаковыми коготками дев
Я от радости теряю разум,
Настоящих женщин углядев.
Едут по своим углам медвежьим,
Где со скуки удавился б черт,
Чтоб уже наутро с маслом свежим
Их обратно в Ригу поезд пер.
Эти ноги толстые, слоновьи
Беспощадно топчут все подряд.
Камни крякают от их здоровья,
Лестницы беспомощно скрипят.
Жаль, Верхарн великий жил так мало,
Посидеть со мной прийти не смог.
Вот бы слух и глаз ему ласкала
Тяжкая походка этих ног!
Колыхаются большие бедра,
Опьяняя, как старинный ром:
Женщины, таща мешки и ведра,
В дверь, толкаясь, лезут вчетвером.
Трубным звукам голоса подобны,
Рухнет в обморок от них эстет.
Даже в стариках они способны
Пробудить былой любовный бред.
После хрупких, высосанных джазом
С лаковыми коготками дев
Я от радости теряю разум,
Настоящих женщин углядев.
0 Ответить
Cпасибо, Лаура, за такой душевный коммент. Большое спасибо.
Читал Ваше и думал - какие мы разные, но сколько у нас общего...
Про улицу Суворова уже спросил своих латвийских друзей, как что прояснится по её прежнему (а, наверное, и нынешнему) названию - сразу же отпишусь.
0 Ответить
Константин Кучер, замечательно и грустно. Я предпочитаю помнить, что границы создали люди.
Оценка статьи: 5
0 Ответить
Спасибо, Элина.
0 Ответить
Душевно. читать дальше →
Оценка статьи: 5
0 Ответить
0 Ответить