Борт к борту рядом с нами сухогруз Черноморского пароходства стоит. Видно, только что подошел. Ещё и швартовые концы не закрепил, а уже какая-то суматоха бестолковая у южан на палубе. Вся их команда, включая и вахтенных… Вахтенных! Вся команда бегает, руками размахивает и мелом какие-то квадратики прямо по палубе рисует. Потом — стоп, машина, остановятся и громче штормовой сирены начинают орать друг на друга.
Поорут, поорут, охрипнут малость, быстренько только что разрисованное мокрой шваброй смоют и опять — бегают, руками размахивают, чертят мелом. Всю палубу, как тот лист тетрадочный, разграфят на неровные квадратики и снова — остановятся, и давай в голос перебирать всех святых и апостолов.
У нас уже толпа солидная у фальшборта собралась… Стоим, курим, на цирк этот бесплатный посматриваем, да репу молчком чешем — чего это у южан? И тут Михалыч, боцманюга наш, не выдержал, спрашивает одесситов:
— Ребята, а чем это вы так увлечённо заняты? Может, помощь какая нужна?!
А те — так, совершенно невежливо и беспардонно, заявляют ему: «Нет, не нужна. Сами разберёмся! А заняты мы тем, что делим свободные места верхней палубы под личные автомобили, которые каждый из нас… Каждый! Купит тут, в Гамбурге, где шикарнейшая на весь Бундес автомобильная свалка, и в родную Жмеринку в принайтованом состоянии повезёт. А если вы, лохи северные, того президентского Указа про ежегодный беспошлинный ввоз одного автомобиля не знаете, либо исполнять его, в злобе своей великоимперской, не намерены, то стойте там, на своей лохани задрипанной, ровненько и дышите спокойно через тряпочку!»
Вот такая шантрапа. Разговор вежливый в порту недружественной нам державы поддержать и то не могут. Да и обвинения какие-то… Ну, совершенно беспочвенные. Как не знаем? Знаем! Просто кто-то уже ввёз этот самый автомобиль, а второй там или третий ему зачем? Чтобы на одном на работу ездить, другой под полезные и познавательные экскурсии по магазинам приспособить, ну, а третий — для дачи заточить? А оно надо, если со всем этим и одна машина прекрасно справится?
А южане… Нет, не такие, как мы. Совсем другие! У них и вопроса нет: «Везти — не везти?» «Везти. И никаких гвоздей! Вот лозунг мой и… И всей остальной команды!» Не себе, так свату. Не свату, так шурину. Не шурину, так продам!
И вот этот торгашеский дух… Ну до чего заразный! Только что стоял Михалыч — человек человеком, и в мыслях ничего плохого не было. А как понял, зачем это соседи палубу разрисовывают, глазки у самого заблестели, голос задрожал:
— Муж-жики… А где тут самая шикарная?
— Михалыч… Да не трусись ты, как тот тополь на Плющихе. Созрел до состояния счастливого автовладельца? Надо — найдём!
И часа через три… Мы уже всей дружной компанией переместились от фальшборта к самой шикарной. Язык же, он не только до Киева, но и в Гамбурге — до любой свалки…
А уж на ней-то… Михалыч мухой определился:
— Вот эта, синенькая! «Копейка». Их ещё под итальянским контролем собирали. Надёжность проверенная!
И тут самое интересное началось. Пошел у Михалыча торг с немцем, что к той свалке за главного приставлен… Уж они и по рукам били раз десять. Столько же — не меньше! — плевали себе под ноги и расходились. И шапки на асфальт бросали, и ногами их беспощадно топтали. И в грудь себя били, и за мир, дружбу и фройндшафт вспоминали.
Но немец как ещё на пятом разе упал до двух сотен дойчмарок, так и остановился. Намертво. И никак… Никак дело у них не сладится. А лесовоз-то наш… Уже топливом бункероваться заканчивает и вот-вот лоцмана на борт вызывать будет. Тут — или-или… Или бросаем всё и уходим, или по рукам бьём и магарыч выкатываем заинтересованным зрителям.
Немец этот нюанс нашей морской жизни, видно, своим верхним торгашеским нюхом учуял и говорит:
— Не, брат, двести. Меньше не могу. Инфляция! Зато плюсом такую штуку дам…
И выкатывает из ангарчика… Действительно интересная, штуковина. Что-то типа гидравлического подъемника. Станина, на которой — вертикальная стойка. А уже в ней закреплены две параллельные направляющие, которые можно регулировать по высоте подъема. Засовываешь направляющие под днище, поднимаешь на какую тебе надо высоту, а потом р-р-разз! Одна сторона днища — на какое расстояние её подняли, на том и осталась. А другая — поднялась вверх градусов на 60−70. И всё днище перед тобой. Хочешь — глушитель меняй, хочешь — антикоррозийную обработку делай. Штука, и правда, неплохая!
Народ сразу:
— Михалыч, яма-то у тебя в гараже есть? Нет? Чего тогда думаешь? Башляй, хватаем машину, штуку эту и — на причал!
Боцман рукой и махнул.
В общем, на причал успели, машину погрузили, принайтовали, Гамбургу отсалютовали флагом и пошли на выход. А как отходная суета схлынула и стала жизнь в привычную колею входить, Михалыч, смотрим, загрустил у нас. Оно и понятно. До самого Архангельска, что ли, ждать, чтобы подъёмник испытать?
Ну, как мужика не уважить? Тем более, на море — штиль полный, на палубе — места достаточно. Палубным и свистеть не надо! Быстренько машинку отнайтовали, выкатили, направляющие под днище, приподняли… Р-раз! И «копеечка» уже под углом к палубе висит, покачивается.
Покачивается, покачивается… И вдруг. Р-ра-аз! Весь кузов — у-уухх… И падает. Если б не леера, лежать бы ему, родимому, на самом дне серо-свинцового Северного моря. А так — зацепился, висит на леерах.
Висит, покачивается. Туда — сюда. От палубы — к морю. И обратно. Аккуратненько так покачивается. Даже стекла не вылетели.
На палубе — как в том «Ревизоре». Все стоят, молчат, дохнуть боятся. Как бы от какого дуновения не ухнул кузов вниз, за борт.
Правда, молчаливая пауза недолго продолжалась! Закричали, засуетились, забегали бестолково… Кто леера держит, кто кузов взад тащит. Спасли, общими усилиями, Михалычево добро!
Снова принайтовали машину к палубе. А вместе с ней — отвалившийся кузов. И до самой Двины больше их и не трогали. Мало ли, может, там ещё что-нибудь так проржавело, что плюнь, оно и отвалится.
* * *
Ну, а потом… Сгрузили машину в Архангельске. Михалыч с мужиками договорился, они ему всё по отдельности в гараж и перевезли. Отдельно — кузов. Отдельно — всё то, что под ним в сборе должно быть. Двигатель там, днище, колёса, кресла…
Так и стояли они у него в гараже. Кузовные работы — не из дешевых. Может, и до сих пор стоят, если не сгнили.
Сейчас Гегель считается одним из величайших умов человечества. А что его не понимают - так гениев всегда не понимают. А выходит, при...