Кто из поэтов родился в один день с Ленинским комсомолом?

Судьба с самого начала не очень-то благоволила мальчишке. Когда ему было 2,5 года, внезапно заболел тифом и скончался отец. Мама с детьми (Михаил был младший) могла прокормиться только у своих родителей в селе Быковы Хутора возле Царицына (позже — Сталинграда). Так и выжили…

В 1930 году молодая женщина с детьми перебирается в Сталинград, где Миша практически сразу поступил в фабрично-заводскую школу, учиться на слесаря, чтобы в дальнейшем связать свою судьбу со Сталинградским тракторным заводом. Но в седьмом классе он вдруг открывает для себя литературный кружок, который охотно посещает. Тогда же у Миши рождаются первые поэтические строки.
Первый литературный сборник, в котором поучаствовал Луконин, вышел в тот год, когда ему исполнилось 16 (!). Он назывался «Голоса молодых», но Мишин голос оказался «громче всех», его стихи были отмечены и читателями, и критиками. Но не надо думать, что будущий профессиональный поэт увлекался исключительно написанием стихов в газету «Даешь трак­тор!» — многотиражку Сталинградского тракторного завода. Помимо всего прочего он еще играл за футбольную команду завода, а это дорогого стоит, ведь на заводе трудились тысячи молодых парней.

Но, конечно же, не за футбол его пригласили сотрудничать сразу две Сталинградские газеты — «Молодой ленинец» и «Сталинградская правда». В начале 1936 года 17-летний поэт возглавил литературную часть «Молодого ленинца», что по тем временам расценивалось как феномен. А в 1938 году у Михаила выходит первый самостоятельный сборник — «Разбег». По мнению маститых литераторов это был прекрасный разбег!

Эта книжка не осталась незамеченной и в Москве. Именно оттуда студенту Сталинградского педагогического института поступило приглашение поступить в Литературный институт им. Горького. В столицу Михаил отправился вместе со своим закадычным другом Николаем Отрадой, который тоже обещал вырасти в хорошего поэта. Не получилось… И не Колина в том вина. Когда начались боевые действия на севере, с Финляндией, оба друга добровольцами ушли на войну, на которой Николай 4 марта 1940 года погиб. А Михаил вернулся, и первые пять стихотворений, опубликованных в журнале «Знамя» сразу после возвращения с войны, он с тех пор считал настоящим началом своей поэзии.

Я бы всем запретил охать,
Губы сжав — живи!
Плакать нельзя!
Не позволю в своем
присутствии плохо
Отзываться о жизни,
За которую гибли друзья.

Война заставила пересмотреть Луконина свой взгляд на жизнь. Многие из его стихов, уже написанные, показались поэту по-юношески наивными, мелкими, что ли? С финской войны он вернулся закаленным, а главное — лучше узнавшим жизнь…

Но мирная передышка длилась очень недолго. Пришла другая война, куда более страшная — с гитлеровским фашизмом. Мало кто знает, но почти все студенты Литературного института им. Горького в июне 1941 года написали заявление: «Прошу считать меня добровольцем!». Хотя, наверное, Михаил мог и остаться в Москве, его супруга в июне 1941 года уже была беременна их сыном, который родится 8 января 1942 года.

Михаил сделал другой выбор. Вместе со своим новым другом Сергеем Наровчатовым он оказался на фронте. «Я помню страшные дороги отступления — мы прошли их с Михаилом Лукониным, выходя из окружения брянскими лесами и орловскими нивами в 1941 году», — вспоминал позже Наровчатов.

Суровая правда войны. Ее можно выразить не только в прозе, как делали Василий Гроссман или другие писатели-фронтовики, но и в поэзии. Вот, например, одно из самых ярких стихотворений Михаила Луконина:

Госпиталь. Все в белом.
Стены пахнут сыроватым мелом.
Запеленав нас туго в одеяла
И подтрунив над тем, как мы малы,
Нагнувшись, воду по полу гоняла
Сестра… А мы глядели на полы,
И нам в глаза влетала синева,
Звенящая, с размытыми краями.
Вода, полы… Кружилась голова.
Слова кружились:
«Друг, какое нынче?
Суббота? Вот не вижу двадцать дней».
Пол голубой в воде, а воздух дымчат.
- Послушай, друг…
И все о ней, о ней.
Несли обед. Из ложек нас кормили.
Завидует танкист ослепший мне
И говорит про то, как двадцать дней
Не видит. И — о ней, о ней, о ней.
- А вот сестра.
Ты письма продиктуй ей!
- Она не сможет, друг,
тут сложность есть.
- Какая сложность!
Ты о ней не думай…
- Вот ты бы взялся?
- Я?
- Ведь руки есть?!
- Я не могу!
- Ты сможешь!
- Слов не знаю!
- Я дам слова…
- Я не любил…
- Люби!
Я взял перо.
А он сказал: — Родная!
Я записал.
Он: — Думай, что убит.
«Живу!» — я записал.
Он: — «Ждать не надо!».
А я, у правды всей на поводу,
Водил пером: «Дождись, моя награда…».
Он: «Не вернусь…».
А я: «Приду! Приду!».
Шли письма от нее. Он пел и плакал,
Письмо держал у просветленных глаз.
Теперь меня просила вся палата:
- Пиши! — их мог обидеть мой отказ.
- Пиши!
- Но ты же сам сумеешь, левой!
- Пиши!
- Но ты же видишь сам!
— Пиши!
Госпиталь. Все в белом.
Стены пахнут сыроватым мелом.
Где это все? Ни звука, ни души…
А я? А я молчать уже не вправе.
Порученные мне, горят слова.
- Пиши! — диктуют мне они.
Сквозная
Летит строка.
- Пиши о нас! Труби!
- Я не могу…
- Ты сможешь…
- Слов не знаю…
- Я дам слова! Ты только жизнь люби!

Это стихотворение написано уже после войны, в 1947 году. Но мало кто знает, что Луконин, как говорится, лез в самое пекло, он хотел отомстить фашистам за маму, которая погибла в 1942-м, когда фашисты бомбили Сталинград. Но узнал об этом он не сразу. И более того, долгие годы Луконин так и не мог найти могилы близких ему людей — отца и матери.

Изо дня в день я думаю о тебе —
Моей колыбели, моей судьбе —
Женщине, вырастившей меня…
Мама, если меня простишь
Сердцем маминым, решено:
Я расцелую тебя одну,
Сердце послушаю, обниму,
Слезы вытру, в лицо взгляну…
Перед тем как уйти на войну.

Эти стихи написаны маме…

А подвел итог войне Михаил Луконин такими строчками:

Четыре года жизни — год за годом,
Четыре года смерти — день за днем
Во имя мира всем земным народам
Бежали, опоясаны огнем.
Все, что свершили, — памятно и свято.
Навеки будут рядом, без конца, —
Могила Неизвестного солдата
И счастье победившего бойца.

Восемь строк, а какие емкие…

Первый послевоенный сборник «Сердцебиение», затем поэма «Рабочий день», за которую ему присваивается Государственная премия, другие поэтические сборники. Но я у каждого поэта стараюсь найти «лакмусовую бумажку» поэзии — его отношение к женщине, к любимой.

Власть ее
не изучена,
значительно преуменьшена,
пока что во всяком случае —
всесильна над нами
женщина.
Водительство пресловутое,
нам данное от рождения,
наше главенство дутое —
чистое заблуждение.
Укоренилось ложное
представленье привычное.
Женщина —
дело сложное,
явление необычное.
Эта простая истина
не каждому открывается.
Застенчиво
и таинственно
женщина улыбается.

Приходим, бедой отмечены,
подвигами небывалыми,
мы все равно для женщины
детьми остаемся малыми.

На взлеты и на крушения,
на все наши игры шумные
смотрят, даря прошение,
Женщины —
люди умные.
Спорится или ссорится,
любится или трудится,
забудется или вспомнится —
женщину надо слушаться.
Она одарит надеждами,
осмеивает сомнения.
Врачует руками нежными
тягостные ранения.
Учит она. Воспитывает…
Потом —
на разрыв
испытывает.

Женщину надо слушаться! Ради того, чтобы написать такие строки, нужно родиться поэтом?!

Не могу не привести и лирические стихи Михаила Луконина. Его чувства на войне не загрубели. Он умел подмечать тонкие черточки бытия.

Падает снег, плещется,
вьется у самой форточки,
В белой крупе мерещатся —
точки,
кружочки,
черточки.
Падают вниз на деревца,
на травы, еще шумящие,
снежинки!
Сперва не верится,
как будто не настоящие.
Теряется лето — где ж оно?
Наново все побелено.
Солнечно и заснежено —
сразу —
бело
и зелено.
А там, за Тбилиси,
вьюжится
над эвкалиптами зяблыми.
Ловят белесые кружевца,
развеселившись, яблони.
Лежит белизна рассветная.
Под снегом теплеют озими.
Дышит земля,
согретая
виноградными лозами.

Михаил Луконин был очень авторитетным поэтом. Недаром же его избрали секретарем Правления Союза писателей СССР в 1971 году. Он еще успел встретить 30-летие Великой Победы. А через несколько месяцев после следующего майского победного салюта Михаила Кузьмича не стало — инфаркт. Но остались его стихи, музей, а также улица в современном Волгограде, которая носит его имя…