Изумруд. Как Валерий Агафонов стал звездой русского романса?

— Вот это, — оглаживал он овальные матовые бусины, — настоящий опал. Не какая-то пластмасса, которую вам всучат в переходе метро, а настоящий, благородный камень. Возьмите бусы в руки! Чувствуете его тяжесть и прохладу? А прожилки? Посмотрите на свет, они словно выступают из молочного тумана. И заметьте, ни одной одинаковой бусины! Вот в этой — молочно-голубоватый туман, в той — розоватый, а эта с персиковым оттенком. И прожилки в каждой тоже определенного цвета. В голубом тумане, например, бронзовые, даже чуть ржавого оттенка. Цвета грузинских фресок — бирюза и бронза. А в розовом — прожилки серые, почти черные. Ну, разве это не японская гравюра? А Вы какого знака Зодиака?

— Лев.

— Тогда положите на место. Немедленно! Опалы подходят только людям, рожденным под знаком Весов. Другим они не принесут счастья. Вам нужны хризолиты. Камень зелени и солнца. Только у меня их сейчас нет, заходите на следующей неделе, подберем серьги. Не спорьте! Только серьги с хризолитом, они оттенят Ваши глаза и принесут удачу.

Я и не спорила, трудно было даже вставить слово в этот вдохновенный монолог. Старичок явно ждал от меня одобрения.

— Спасибо. Да, я очень люблю солнечно-зеленый цвет. Хризолиты и… изумруды тоже.

Зря я сказала про изумруды! На меня обрушилась новая вдохновенная лекция минут на 15!

Из нее я узнала, что изумруд был любимым камнем царя Соломона, что о нем писал Куприн, что от изумрудов слепнут змеи, что он врачует сердце и мозг, что от одного созерцания его душа наполняется радостью, чистотой и весельем, что больше всего подходит людям, рожденным в мае.

— Только работать с ним очень трудно, — добавил продавец. — Очень хрупкий. Одно неверное движение, и все — камень испорчен. Очень хрупкий. Оттого и украшения с ним самые дорогие. Не камень, а словно человек. Очень ранимый.

Он замолк и задумчиво поглядел в окно, в которое билась, неистовствовала весна. Изумрудно-зеленый май — последняя пристань свежести перед испепеляющим бакинским летом…

Этот давнишний разговор я вспомнила, когда собралась писать о другом самородке. Изумруде русского романса — Валерии Агафонове.

Валерия Агафонова не зря называют рыцарем русского романса. Именно рыцарственность, предельно бережное, благоговейное отношение были присущи его исполнению. По сути, он возродил искусство романса, вернув ему исконные задушевность, кротость и самое главное — исповедальность. Романс — искусство прежде всего исповедальное, от сердца к сердцу.

Он прожил всего 43 года. В доме на любимой Моховой улице в Ленинграде. Там он родился, там и умер. Сейчас на этом доме памятная доска. Даже когда ему предлагали сменить коммуналку на более комфортную квартиру в другом районе, он не соглашался. Не мог представить себе, как сможет обходиться без дома и двора, где ему были знакомы каждый уголок, каждая щербинка.

Он родился 10 марта 1941 года. Пережил блокаду. От недостатка питания был очень слаб, ходить начал только в 3 года. Тогда же появилась сердечная недостаточность. Отец его погиб на фронте. С мамой и сестрой Валерий остался в огромной коммунальной квартире.

Из-за болезни он много пропускал уроков и вынужден был бросить школу. Начал петь. Но без аттестата зрелости не мог поступить ни в какое учебное заведение. Зато мог сесть в сквере на скамейку и петь под гитару. Вокруг сразу же собиралась огромная толпа слушателей. А пел он чудесно, очень проникновенно.

Капризная, упрямая, вы сотканы из роз.
Я старше вас, дитя мое, стыжусь своих я слез.
Капризная, упрямая, о, как я вас люблю!
Последняя весна моя, я об одном молю:
Уйдите, уйдите, уйдите!
* * *
Вы светлая, с лучистою улыбкой на устах.
И если правда чистая хранится в тех словах,
Отброшу все сомнения, прощу каприз я вам
И жизнь мою осеннюю как ладанку отдам, —
Возьмите, возьмите, возьмите!

Валерий Агафонов окончил ремесленное училище, работал фрезеровщиком, но врачи запретили ему заниматься физическим трудом. В поисках заработка он был подсобным рабочим в цирке, электромонтером в Академии художеств им. И. Е. Репина. И сам, кстати, тоже отлично рисовал. Постоянно посещал художественные выставки, концерты.

Писал стихи, сочинял музыку, был прекрасным чтецом и рассказчиком. Именно тогда в годы своеобразного ученичества стала вырабатываться его неповторимая исповедальная манера исполнения. Как заметил один из друзей Агафонова уже после его смерти:

Романс, пожалуй, единственный жанр музыкального искусства, где голос вторичен. Важна только предельная искренность, душевность. Только навстречу ей откроется сердце.

Валерий дружил со многими бардами, в том числе и Владимиром Высоцким. Пению и игре на гитаре его никто не учил. Он самостоятельно достиг профессионального мастерства. И неслучайно фирма «Мелодия» выпустила целых шесть его пластинок. Достаточно только послушать, как он исполняет знаменитый романс «Москва златоглавая», чтобы почувствовать невероятную интеллигентность и глубину исполнения, совершенно отличную от исполнения ансамбля «Русская песня».

Пластинки Агафонова выходили и в Швеции, и в Финляндии, но сам он не получал с этого ни копейки. У него не было никаких конфликтов с властью, но в их отношениях соблюдался некий нейтралитет, власть его будто не замечала. За всю жизнь он один раз выступил по телевидению, и один раз ему уделили 20 минут радиоэфира. А в основном его выступления проходили в красных уголках ЖЭУ, на предприятиях. А он мечтал о большой сцене.

Мечта сбылась, но до того, как он стал вокалистом Ленконцерта, ему пришлось поработать в ночном баре гостиницы «Астория». Известно, что он пел самому Шарлю де Голлю, президенту Франции. В гостинице ему запихивали в гитару валюту, а он потом ее всю отдавал сотрудникам соответствующих органов.

Потом он стал вокалистом концертной бригады «Интуриста», актером драмтеатра в Вильнюсе, солистом ленинградского цыганского ансамбля. Во время работы в этом ансамбле произошел забавный случай. Валерию сказали, что фамилия Агафонов не годится! «Будешь венгерским цыганом по фамилии Ковач», — решил руководитель ансамбля.

Валерию покрасили волосы в черный цвет, а когда он спал, ювелир Андрей Абрамичев впаял ему в ухо золотую серьгу.

Выступления молодого солиста проходили с большим успехом. Но вскоре ансамбль распался и цыгане перешли работать в ресторан «Восток», а Валерий расстался с ними.

Так хочется хоть раз, в последний раз поверить,
Не все ли мне равно, что сбудется потом;
Любви нельзя понять, любовь нельзя измерить,
Ведь там, на дне души, как в омуте речном.

Пусть эта глубь бездонная,
Пусть эта даль туманная
Сегодня нитью тонкою
Связала нас сама,
Твои глаза зеленые,
Твои слова обманные
И эта песня звонкая
Свели меня с ума.

Вместе со своей первой женой Еленой Бахметьевой Агафонов уехал работать в Вильнюсский драматический театр. Играл в спектаклях, выступал с лекциями и концертами, рассказывал об истории создания романсов и об их авторах.

С бригадами Ленконцерта Валерий объездил всю страну, от Ленинграда до Камчатки. Если отбросить всю романтику путешествий, то гастрольно-колесная жизнь далеко не сахар. Это подчас тяжелейшие условия, ночёвки в неотапливаемых клубах, на стульях и скамейках, питание кое-как, не обустроенные дороги, душные, пропахшие бензином автобусы, нищенские ставки (6.50 за концерт). А у Валерия был врожденный порок сердца, ему требовался особый щадящий режим и сбалансированное питание. Он мучился больше других, и спасала его только неистребимая жажда пения.

Его часто приглашали в любую компанию, он легко соглашался, мчался иногда на другой конец города и своим пением нередко вытаскивал людей из жесточайшей хандры, исцелял души.

Выглядел он… Ох, «пока не требует поэта к священной жертве Аполлон»… В стареньком, побелевшим по швам пальто, в ботинках, «требующих каши», в кургузом пиджачишке, в заляпанной рубашке. Только его гитара всегда была в идеальном состоянии.

Но на сцену он выходил благородным рыцарем — во фраке, в белоснежной рубашке, в зеркально начищенной обуви. Сцена была его жизнью, остальное было не то что вторично, третично. И стоило ему только начать петь, как слушатели понимали: на их глазах рождается чудо. Певец ткал волшебство и накрывал им зал.

Певец Евгений Дятлов сказал как-то об Агафонове:

Я считал романс анахронизмом, не понимал, как на этом языке попросить хлеба. И вдруг услышал, как человек на этом языке и молится, и просит хлеба и вина. Рухнули стены какой-то плотины, и со мной происходило что-то странное, словно всю душу вынули, разобрали на молекулы и потом вновь собрали чистой, искренней, омытой любовью.

В репертуаре Валерия Агафонова насчитывалось около тысяч песен и романсов. В основном, это старинный, бытовой, городской романс. Этот жанр за два века своей истории знал и взлеты, и падения, им восхищались и его отвергали, презирали, иронизировали. Любовь к романсам считалась даже признаком невысокого вкуса. Но романсом заслушивались Пушкин и Фет, Толстой и Тургенев, Блок и Есенин. Его исполняли Шаляпин и Собинов, Иван Козловский и Сергей Лемешев.

Несмотря на кажущуюся простоту, романс — как шкатулка с секретом. Он не так уж доступен для исполнения, не звучит под оркестр, а в эстрадном исполнении нередко звучит искаженно.

Но в исполнении Валерия Агафонова, романс — это всегда чудо, сотворенное Господом Богом и талантом человека. Это настоящий бриллиант, а вернее — изумруд. Ни один из певцов этого прекрасного романса не достиг в его исполнении такой глубины и искренности, как Валерий Агафонов.

Нет, ни пурпурный рубин, ни аметист лиловый,
Ни наглой белизной сверкающий алмаз
Не подошли бы так к лучистости суровой
Холодных ваших глаз,
Как этот тонко ограненный,
Хранящий тайну черных руд,
Ничьим огнем не опаленный,
Ни в что на свете не влюбленный
Темно-зеленый изумруд.

Мне не под силу боль мучительных страданий;
Пускай разлукою ослабят их года, —
Чтоб в ярком золоте моих воспоминаний
Сверкали б вы всегда,
Как этот тонко ограненный,
Хранящий тайну черных руд,
Ничьим огнем не опаленный,
Ни в что на свете не влюбленный
Темно-зеленый изумруд.

Валерий Агафонов — одна ярчайших, но очень скромных звезд на небе русского романса. Он почти не был известен при жизни, ушел очень рано. Скончался от сердечного приступа 5 сентября 1984 года на улице около Московского вокзала в Ленинграде, по дороге на выступление.

После него остались вдова Татьяна Винникова, две дочери — Владислава (Лада) и Дарья, любимый дом на Моховой улице, 32, роли в двух фильмах («Личной безопасности не гарантирую» и «Путина») и песни. Его романсы — его бессмертие. И может быть, в мире чуть прибавится счастья от того, что жил в нем такой певец — Валерий Борисович Агафонов.

• При написании статьи использовались материалы из Википедии, фильма Александра Таненкова «Валерий Агафонов. Автопортрет с комментариями» и фильма «Валерий Агафонов. Вильнюсский период».