Кто придумал анекдоты о Штирлице?

Писали, что во время показа ленты улицы крупных городов пустели, а уличная преступность резко падала. И если в этом и есть доля преувеличения, то наверняка не слишком большая. Одним из проявлений популярности Штирлица-Исаева стал тот факт, что со временем он превратился в любимого персонажа русского фольклора, героя бесчисленных анекдотов.

Но кто на самом деле придумал анекдоты о Штирлице, если предположить, что такой человек (или, быть может, творческий коллектив) действительно существовал? Переводя вопрос в экзистенциальную плоскость, можно сформулировать его и так: кто на самом деле придумывает анекдоты или, может, они рождаются сами собой?

Навстречу Штирлицу шли три ярко накрашенные женщины.
«Проститутки», — подумал Штирлиц.
«Полковник Исаев», — подумали проститутки.

Наиболее распространенным ответом на вопрос является утверждение о том, что их придумывает коллективный автор — народ. Точнее, не сам народ, а некое креативное меньшинство, плоть от плоти самого народа, в роли которого, если речь идет о фольклоре, могут выступать в принципе далекие от творчества люди, ощутившие внезапный прилив вдохновения. В конце концов, анекдот — не роман, и каких-либо особых писательских навыков он, как будто, не требует. Другие креативные люди, в большинстве своем такие же дилетанты, модифицируют тексты старых анекдотов и придумывают новые, развивая открытую кем-то тему.

Что же сам народ? Ну, его роль по большей части заключается в том, что он выступает в качестве своего рода «приемной комиссии», которая, выслушав или прочитав те или иные шутки и анекдоты, как и положено всякой уважающей себя комиссии, дает им свое «добро» или, наоборот «от ворот поворот».

Штирлиц шел по лесу. Из дупла на него смотрели горящие глаза.
«Дятел», — подумал Штирлиц.
«Сам ты дятел» , — обиделся Мюллер.

Штирлиц зашел в кабинет Мюллера. Тот увидел его и сразу упал в обморок. «Нервишки», — подумал Штирлиц, поправляя буденовку.

На самом деле подобного рода точка зрения близка к идеям философов-постмодернистов, с пафосом провозгласивших полвека назад «смерть автора» (хотя следует признать, событие это мало кто заметил кроме экспертов). Писатель «рождается одновременно с текстом, ни в коей мере не обладает бытием во время до или после написания», — писал философ Ролан Барт в своем программном эссе «Смерть автора». Автор как таковой умер, на смену ему появляется некий безымянный скриптор.

Почему? Да хотя бы потому, что:

«Высказывание как таковое — пустой процесс и превосходно совершается само собой, так что нет нужды наполнять его личностным содержанием говорящих», — утверждает Ролан Барт.

(Впрочем, «говорящие», среди которых были такие выдающиеся литераторы, как Оноре де Бальзак, Федор Достоевский и Лев Толстой, едва ли согласились бы с этим смелым утверждением.)

Что касается «анекдотического жанра», то его, следует признать, проще всего объявить творением безликих скрипторов.

Но существует и другая точка зрения, гласящая, что с анекдотами, несмотря на всю специфику этого жанра, дело обстоит в сущности так же, как и с другими, более объемными и весомыми, литературными произведениями и текстами.

Некоторые, по преимуществу короткие, простые и незамысловатые шутки («онлайнеры»), строящиеся по шаблону, действительно часто рождает жизнь. Однако чем необычнее фабула анекдота и совершеннее его форма, тем выше вероятность того, что он относится к разряду так называемых «авторских».

Отметим, что в советское время понятие «авторского анекдота» не получило широкого распространения скорее всего потому, что в ту эпоху сам этот жанр был де-факто под запретом, и признание кем-то своего авторства (особенно если речь шла о политическом юморе) наряду с популярностью могло повлечь за собой определенного рода последствия. (Можно вспомнить, что в качестве автора первых советских политических анекдотов часто называли видного политика Карла Радека, впоследствии репрессированного.)

Беседуют Радек и Сталин.
Радек:
— Очень странный у нас с вами логический спор: я вам посылку, вы мне следствие, я вам довод, вы мне заключение, я вам цитату, вы мне ссылку.

Сталин спрашивает Радека:
— Это вы сочиняете анекдоты?
— Да, я.
— Расскажите какой-нибудь коротенький.
— Сталин — генсек.

Что же с анекдотами про Штирлица? Существовал ли конкретный человек (или коллектив), который мог бы претендовать на лавры создателя анекдотов про советского разведчика или, по меньшей мере, своим творчеством давший мощный импульс процессу их появления?

(Сразу же оговорюсь: Юлиана Семенова, автора романов о Штирлице, мы в расчет не берем — он создал самого героя, но не его фольклорный образ.)

Такой человек, как будто, есть, и, как говорится в одном популярном анекдоте, я даже назову вам имя этого человека. Идею этого поста мне подсказала опубликованная несколько лет назад в Сети переписка двух экспертов: одним из которых был человек, который претендует на то, что именно он является автором большей и наиболее значимой части историй о Штирлице и, во всяком случае, тех из них, которые стали мэйнстримом цикла — некоего Игоря Судака.

Процитируем слова И. Судака о том, как он создавал анекдоты о Штирлице.

В 1989 году для курсовой работы я выписал из словаря Ожегова все омонимы (Омо́нимы — одинаковые по написанию и звучанию, но разные по значению слова и другие единицы языка) …а затем в шутку решил составить из них анекдоты. Около сотни получились вполне забавными. Я издал брошюру тиражом 1000 штук и продал их оптовикам-распространителям в Москву. После чего уже через неделю встречал эти анекдоты в разных газетах и журналах. Так появилось большинство анекдотов о Штирлице, построенных на игре слов… Я об этом много раз рассказывал. Но ученые оказались не в курсе.

Вы скажете, что это достаточно странный, скорее даже рутинно-механистический процесс, имеющий мало общего с наитием и вдохновением? Но, как известно, творчество — это, помимо прочего, еще и тяжелый труд.

Признаться, я решил сам попробовать сочинить пару-тройку анекдотов о Штирлице по схеме «эпизод из „17 мгновений“ + каламбур = новый анекдот». «Шерстить» словарь Ожегова либо какой-то иной толковый (во всех смыслах) словарь русского языка у меня не были ни возможности, ни желания. Да и создавалось впечатление, что там, где прошел Судак, другим сочинителям делать уже было нечего.

И все-таки, «пораскинув мозгами», я сочинил несколько шуток, из которых приведу одну, основанную на разговоре Штирлица и его начальника бригаденфюрера С С Вальтера Шелленберга о поэзии.

Штирлиц признался Шелленбергу, что у него идиосинкразия к рифме. Шелленберг не знал, что такое идиосинкразия, но все равно сразу начал ревновать к нему фройлен фон Рифми, свою молоденькую секретаршу.

Слыхали и посмешнее, скажете вы. Что же, полностью согласен. Но уверен, что если проявить упорство и настойчивость, то рано или поздно, используя такого рода подход, можно в конце концов придумать и что-то более смешное.

— Какую долю изучаемых анекдотов составляют ваши? Все? Бо́льшая часть? — задает вопрос один из участников дискуссии.

И. Судак дает следующий ответ:

— Из тех, которые построены на омонимах — больше половины. А так, в целом, где-то треть.

Но всем очевидно, что претензии на авторство и реальный приоритет — две разные вещи. Во-первых, даже если предположить, что мэйнстрим серии о Штирлице — это каламбуры, тем не менее значительная часть анекдотов об этом персонаже основана не на них, а на каких-то иных приемах юмора.

Что-то выдавало в Штирлице советского разведчика. Не то мужественный профиль, не то решительная походка, не то волочащийся за ним парашют.

Штирлиц вел двойную жизнь и очень надеялся, что хоть одна из них сложится удачно.

Мюллер знал, что русские, размешав сахар в кофе или чае, оставляют ложечку в чашке, и решил проследить за Штирлицем в кафе. Штирлиц размешал сахар, вытащил ложку, положил ее на блюдце и показал язык Мюллеру.

Окончание следует…