Драма «Дитя человеческое». Как выглядит будущее без детей?

Астероид или инопланетное вторжение — это уже махровая банальщина, годящаяся только для попкорновых комиксов. Эпидемия чумы, нашествие зомби, наводнения, землетрясения и глобальное потепление — в ту же корзину. Человечество должно умереть изощренно, в муках, захлебываясь слюнями от собственного эго. И если англичанин Дэвид МакКензи начисто лишил людскую расу самых сокровенных чувств («Последняя любовь на Земле»), то мексиканец Альфонсо Куарон пятилеткой раньше отучил землян размножаться. И так как теперь апофигей неизбежен, то формально его картину «Дитя человеческое» будем считать не просто трагедией, но фантастической антиутопией.

…Мужчина помятой внешности и неопределенной занятости по имени Тео влачит свое жалкое существование на краю пропасти, охватившей мир. Власти его любимой Британии вещают из зомбиящика, что жизнь продолжается и мировое безумие не коснется берегов Туманного Альбиона. Но Тео явно не дурак и знает, что благополучие нации — всего лишь хрупкая видимость, готовая любую секунду пасть ниц перед полчищами сепаратистов, беженцев, бандитов, бюрократов и прочего отребья, тянущего одеяло на себя. А так как Тео — даже не винтик, а мизерный шпунтик в этой атмосфере общего отчаяния, то он предпочитает ни во что не вмешиваться и свои принципы держать при себе.

Человечество разучилось рожать детей. Бесплодие, словно пандемия, охватило весь земной шар. Люди стареют, хиреют, умирают, оставляя после ничто. Последний ребенок родился в 2003 году, да и того буквально недавно в уличной драке посадили на нож, в связи с чем мир заливается слезами и пересматривает на YouTube первые шаги «звездного мальчика». Тео пускать слюни не намерен, ибо уже прошел этот этап, когда потерял единственного сына, а затем и жену Джулиан. Последняя, не найдя иного выхода, утопила печаль в повстанческо-террористической деятельности. И теперь, спустя многие годы отчуждения, вдруг обратилась к бывшему супругу за помощью.

Задача поначалу видится простой: получить разрешительные бумажки для вывоза некой девушки из наглухо заколоченной страны. Учитывая, что родной брат Тео — министр, не такая уж и невыполнимая миссия. Тео, правда, не в курсе, что положение у беженки незавидное. Точнее, интересное. Проще говоря, она беременна. В других обстоятельствах негритянка, залетевшая от одного из своих безымянных дружков, вряд ли стала бы центром всеобщего внимания. Но Джулиан понимает, что в нынешней ситуации каждая из сторон, будь то повстанцы иль государство, захочет воспользоваться ребенком в качестве знамени.

Но есть и альтернатива. В виде тайной организации «Человечество», способной не только приютить дитя, но и попробовать найти лекарство от бесплодия. Проблема в том, что Джулиан, в отличие от своих друзей по оружию, идеалистка. А Тео — всего лишь офисный работник, а не боец невидимого фронта, способный прорваться сквозь кордоны. Но в его руках жизнь. Новая жизнь, ради которой не жалко пожертвовать и своей, совсем уже уставшей и потрепанной…

Помнится, в конце 80-х, когда на экраны советских кинотеатров хлынул поток «чернухи», поровшей правду-матку, кинозалы быстро опустели. Наркоманы, проститутки, бомжи и «воры в законе», резко потеснившие в кадре затюканных новосельцевых, пиратов ХХ века и скромных горбунковых, столь же уверенно разогнали очереди к кинокассам. No more entertainment. Жизнь внезапно приобрела одинаковые очертания по обе стороны киноэкрана и смысла переплачивать за сомнительное «развлечение» уже не было.

Лента Куарона произвела на аудиторию схожий эффект. Совместив на афише имя Клайва Оуэна и жанр фантастики, многие ожидали от мексиканца очередной «Матрицы» или, на худой конец, «Эквилибриума». Оуэн же, вместо того, чтобы мановением пальца останавливать пули и решетить негодяев со всех рук, полфильма мечется в одних носках и сглатывает слезы. И это спаситель человечества? В результате — полнейшее разочарование, полупустые сеансы и уничижительно скромные сборы, так и не сумевшие покрыть затраты на создание фильма.

Будем честны, от фантастики у Куарона наблюдается лишь голый кукиш. Весь этот цирк с бесплодием никоим образом не объясняет тотальную разруху, нищету, голод, процветающий терроризм, погромы и усиление диктатуры власти. Все происходит не благодаря, но вопреки здравому смыслу. Нет, и ежу понятно, что, потеряв надежду на продление рода, человечество в позу лотоса не усядется. Но и неистово перегрызать друг другу глотки естественных причин нет. Сама по себе безысходность существования под лозунгом «Мы все умрем» по идее не должна вызывать желания убить ближнего. Но Куарону думалось иначе.

Реалистичность повествования, достигнутая в том числе бесспорным талантом оператора Эммануэля Любецки, топит фильм еще сильнее. В грязи, в крови и в отчаянии, которое лезет из всех щелей, щемит нос и травит душу. Грязные, беспомощные лица голодающих стариков; затравленные взгляды жителей мегаполиса; улицы, усыпанные мусором и отголосками прежнего, такого перспективного, прошлого. За всем этим главная мысль — о безусловной ценности человеческой жизни — теряется в растерянности от собственной ненужности. И так ли нужна вся эта кутерьма, когда потенциальный «защитник» одной рукой прикрывает тщедушное тельце новорожденного, а другой — палит из автомата по противнику.

Но некоторых все-таки жалко. Жалко забавного старика Джаспера и его коматозную жену. Майкл Кейн в очередной раз доказал, что ему нет равных в образах хиппующих клюшек. Этот неунывающий оптимизм на фоне растерянных рож остальных персонажей — единственное светлое пятно работы Куарона.

Жалко глупенькую девочку, которой, по сути, абсолютно начхать на все эти политические махинации вокруг ее плода. Вызывает улыбку ее непосредственность и умение подбирать имена своему отпрыску. Сколько таких мамаш в нашей повседневности. Им-то не надо лезть на амбразуру и спасать род людской от вымирания. И, соответственно, их прозрение в вопросах материнства и ценности самой жизни находится под большим вопросом.

Главного героя тоже по-человечески жалко. Его тихая, мирная жизнь неожиданно сменилась бесконечной погоней, где за каждым углом — подонок и доверять можно только себе. На его глазах умирает ребенок, потом жена, затем лучший и единственный друг.

Вся эта жалость к финалу подается в жестко концентрированном виде. Устав надеяться на просветление, зритель находится на пике эмоционального напряжения. С точки зрения режиссера — это творческий прорыв, с точки зрения зрителя — нервный срыв. И выплывающий из тумана корабль с издевательски благополучной надписью «Завтра» на борту, уже не воспринимается хэппи-эндом. Только под медленно ползущие по экрану титры ты начинаешь понимать, что будущее уже на дворе и никакими позитивными аллегориями его не исправишь.