Какие плоды принесло «сказочное» соревнование Пушкина и Жуковского?

Тогда же в Царском селе оба поэта вступают в некое шуточное соревнование на тему «Пишем сказки в народном стиле». Результатом стали две сказки Жуковского — «О Царе Берендее» (на основе конспекта Пушкина) и «О спящей царевне» (на основе сказки братьев Гримм, которую Жуковский ещё в 1826 г. перевёл на русский как «Царевна-шиповник»). Пушкин ответил ему всего одной сказкой «О царе Салтане». Свидетелем этого состязания стал ещё один будущий гений русской литературы — Николай Гоголь.

Н. В. Гоголь, из письма к А. С. Данилевскому, 2 ноября 1831 г.:
«Все лето я прожил в Павловске и Царском Селе… Почти каждый вечер собирались мы — Жуковский, Пушкин и я. О, если бы ты знал, сколько прелестей вышло из-под пера сих мужей. …Жуковского узнать нельзя. Кажется, появился новый обширный поэт, и уже чисто русский. Ничего германского и прежнего…».

Пиетет перед своими кумирами не позволил Гоголю решить исход поединка. Но суд вынесло время. Многие ли из вас знают упомянутые сказки Жуковского? А вот «Царя Салтана» знает и стар, и млад. Как и знаменитый полёт Гвидона в образе шмеля — нашедший музыкальное воплощение в опере Римского-Корсакова.

Хотя Жуковский, действительно, далеко ушёл в этих сказках от своего отвлечённо-мистического стиля, русский колорит здесь всё равно носит больше орнаментальный характер. А его «Спящая царевна» во многом сохраняет черты западного первоисточника.

Пушкин же пронизал «русским духом» весь строй, тон и образность поэмы.

«Ой вы, гости-господа,
Долго ль ездили? куда?
Ладно ль за морем иль худо?
И какое в свете чудо?»

Сказка Пушкина более бойкая, насыщенная и динамичная, нежели у Жуковского. В ней мы можем видеть характерные для народной поэзии повторы, простоту языка, обилие глаголов, «зеркальные» описания.

«В синем небе звезды блещут,
В синем море волны хлещут;
Туча по небу идет,
Бочка по морю плывет».

Да и полное название сказки — «Сказка о царе Салтане, о сыне его славном и могучем богатыре князе Гвидоне Салтановиче и о прекрасной Царевне Лебеди» — как бы отсылало нас к длинным названием лубочных книг.

Замысел этой сказки вызревал у Пушкина уже давно. Уже в 1822 г. в т.н. «кишинёвской» тетради поэта мы можем увидеть запись о бездетном царе, подслушивающем трёх сестёр.
Азадовский считал, что это запись, скорее, книжного сюжета, а не народного, и указывал на похожий мотив в сборнике сказок итальянца Страпаролы.

В 1824 году в Михайловском, видимо, со слов Арины Родионовны, Пушкин конспектирует сказку «Чудесные дети». По сюжету она намного ближе к будущему «Царю Салтану». Правда, здесь царевна сначала рождает 33 мальчика, а затем ещё одного — весьма примечательного («ножки по колено серебряные, ручки по локотки золотые, во лбу звезда, в заволоке месяц»). Роль злобной завистницы играет мачеха царя, а не неудачливые «ткачиха с поварихой, с сватьей бабой Бабарихой». Далее следует знакомый сюжет с подменой письма, закупориванием в бочку (правда, здесь две бочки, одна — для первых 33 сыновей), последующим освобождением, царствованием сына на острове и желанием отца Султана Султановича (именно так, плюс указание на то, что он «турецкий государь») посетить остров. Кстати, именно здесь — в описании чудес острова — появляется Лукоморие с говорящим котом.

Интересно, что 33 сына тоже попадут в сказку Пушкина, но преображёнными в братьев Царевны-Лебеди, несущих службу в подводной дружине под предводительством дядьки, которого поэт назвал Черномором, несмотря на то, что уже использовал это имя для карла-колдуна в «Руслане и Людмиле».

В 1828 году Пушкин уже написал знаменитый зачин — «Три девицы под окном Пряли поздно вечерком» — но большая часть текста оформилась уже во время состязания с Жуковским.
К тому времени Александр Сергеевич как раз женился на Наталье Гончаровой, поэтому в образе невесты-красотки и теме женитьбы для него было много личного.
Азадовский указывал, что образ Лебеди вполне мог быть заимствован из сборника народных песен Кирши Данилова, который Пушкин хорошо знал.

«Былина о Потоке»:
«…А и ты Поток Михайло Иванович,
Не стреляй ты меня, лебедь белую,
Не в кое время пригожуся тебе».
Выходила она на крутой бережок,
Обернулася душой красной девицей…"

В том же сборнике можно встретить и ещё одно знакомое имя:

«Добро ты баба,
Баба-Бабариха…»

Несмотря на источники, сюжет «Царя Салтана» приобрёл совершенно оригинальные черты, в число которых входит и описание царства Гвидона — некой утопии, где «все богаты, Изоб нет, одни палаты». Финансовое благополучие острову обеспечивает замечательная белка с драгоценными орехами, а охрану царства обеспечивают упомянутые богатыри-подводники.

«Сказочное» состязание так стимулировало двух поэтов, что они ещё долго не бросали этот жанр. Жуковский уже после смерти Пушкина напишет ещё одну, самую русскую свою сказку «Иван-Царевич и Серый Волк». Ну, а Пушкин, вдохновлённый во многом «Спящей царевной» Жуковского, напишет болдинской осенью 1833 г. свою «Сказку о мертвой царевне и о семи богатырях».

«Пушкинисты» прошлых лет, желающие во всех сказках поэта находить русские корни, настаивали на том, что первоисточником пушкинской «Царевны» была народная сказка про самоглядное зеркальце. Указывают и на запись 1824 г., которая выглядит так:
«Царевна заблудилася в лесу. Находит дом пустой — убирает его. Двенадцать братьев приезжают. „Ах, — говорят, — тут был кто-то — али мужчина, али женщина; коли мужчина, будь нам отец родной али брат названый; коли женщина, будь нам мать али сестра“… Сии братья враждуют с другими двенадцатью богатырями; уезжая, они оставляют сестре платок, сапог и шапку. „Если кровию нальются, то не жди нас“;.- Приезжая назад, спят они сном богатырским. Первый раз — 12 дней, второй — 24, третий — 31. Противники приезжают и пируют. Она подносит им сонных капель… и проч.
Мачиха ее приходит в лес под видом нищенки — собаки ходят на цепях и не подпускают ее. Она дарит царевне рубашку, которую та, надев, умирает. Братья хоронят ее в гробнице, натянутой золотыми цепями к двум соснам. Царевич влюбляется в ее труп, и проч.».

Несомненно, что многое из этой записи войдёт в окончательный вариант сказки. Но при этом сегодня любому ребёнку видно, что основой «Мертвой Царевны» Пушкина была не кто иная, как «Белоснежка и семь гномов» братьев Гримм. И пусть карлики превратились в статных богатырей, зато и число богатырей сократилось с 12-ти до канонических 7-ми. И там, и там есть индикатор красоты — волшебное зеркальце, завистливая мачеха, отравленное яблоко, стеклянный (хрустальный) гроб и чудесное пробуждение. Совпадают даже некоторые мелкие детали.

Сравните отрывок у Гримм:
«Когда она шила, загляделась на снег и уколола иглою палец, — и упало три капли крови на снег. …подумала она про себя: „Вот, если б родился у меня ребенок, белый, как этот снег, и румяный, как кровь, и черноволосый, как дерево на оконной раме!“».

со словами злой мачехи у Пушкина:
«Вишь какая подросла!
И не диво, что бела:
Мать брюхатая сидела
Да на снег лишь и глядела».

Но, как и обычно, Пушкин переработал детали немецкой сказки в русском духе, внеся много нового и в сюжет. Например, собаку, защищающую царевну, или тему поисков своей невесты женихом Елисеем. Его обращения к Солнцу, Луне и Ветру (характерные для народных сказок и напоминающие в чем-то плач Ярославны) гениальное перо Пушкина превратило в прекрасные лирические стихи.

«Ветер, ветер! Ты могуч,
Ты гоняешь стаи туч,
Ты волнуешь сине море,
Всюду веешь на просторе.
Не боишься никого,
Кроме бога одного.
Аль откажешь мне в ответе?
Не видал ли где на свете
Ты царевны молодой?
Я жених ее». — «Постой…»

Нельзя не заметить и русский мотив похорон царевны через три дня («Ждали три дня, но она Не восстала ото сна»).
Да и сама царевна у Пушкина не похожа на избалованную «белоручку», а больше соответствует крестьянскому представлению об идеальной девушке.

«Дом царевна обошла,
Всё порядком убрала,
Засветила богу свечку,
Затопила жарко печку,
На полати взобралась
И тихонько улеглась».

В 1834 году Пушкин выпустит свою последнюю сказку. Но о ней уже позже…