Страницы российской истории. Как наши подводники совершили первый переход из Черного моря на Дальний Восток?

Он был одним из создателей первой отечественной подводной лодки и начальником балаклавской «водолазной школы» — под таким названием скрывался первый отряд подводных минных заградителей. В этом дальнем походе Беклемишев координировал взаимодействие между подлодками и пароходом Добровольческого флота «Смоленск» со сменными экипажами подводников и грузом запасных частей на борту.

Надо отметить, что первые подводные лодки не были под водой глухими и слепыми. У них уже был эхолот, и акустики могли отслеживать шумы корабельных винтов на расстоянии 20−30 километров. Были и радиостанции, способные поддерживать устойчивую радиосвязь на расстоянии до 2,5 тысячи километров, в том числе в радиотелефонном режиме — на несколько десятков миль. Конечно, только при перископном положении лодки, «поскольку антенна ближней связи выведена на головку перископа».

* * *
Через три дня после получения приказа подлодки «Рак» и «Краб» отвалили от причальной стенки, под перископами вышли из бухты и взяли курс на Босфор для рандеву со «Смоленском». Днем шли под водой, когда темнело — всплывали в крейсерское положение, а с рассветом «ныряли». В Босфоре перископ пришлось опустить, двигались на 15 саженях по счислению, прощупывая глубину эхолотом. Когда к ночи движение судов в проливе затихло, поднялись под перископ, проверились — прошли как по ниточке.

Так же скрытно миновали Мраморное море, Дарданеллы, «вошли в Эгейское море, до Гибралтара — 2300 миль. Машины в порядке спать», — записал Беклемишев в 6.53 утра 8 апреля. «К конвою, наконец, присоединились катамараны „Гера“ и „Маша“. На них возложены обязанности разведчиков и посыльных судов… вот ходят они изумительно. 20 узлов у них — экономический ход! Полный же — до 45 узлов! Катамараны идут впереди каравана, на траверзах у „Смоленска“, сообщая о встречных судах, коих в этих водах с избытком. Зачастую и по ночам поныривать вынуждены».

За Гибралтаром ждал океан, но «переход Атлантикой к мысу Доброй Надежды особой озабоченности у меня не вызывает. Лишь бы машины пребывали в исправности».

* * *
«04.05.1903 г. 11ч. 01 м. Уже ровно месяц как мы в походе. Сейчас переберемся на „Смоленск“, на недельный отдых. Прогноз погоды на эту неделю чудесный. Отдохнем по-человечески и затем вернемся на родной „Рак“. Там же, кстати, и экватор пересекать случится. До Кейптауна 3510 миль».

Донимала жара: «Хоть ночью в лодке делается дышать полегче, а вокруг буквально целый океан прохладной воды. Нет, с температурой в прочном корпусе положительно надо что-то решать. Зимой холодно до стука зубовного, летом духота до потери сознания. Двигатели дают массу тепла, морские воды приятно прохладны, а мы же, как в аду маемся».

При подходе к Мадагаскару волной погнуло лопасти винтов на обеих лодках, у «Рака» заклинило на всплытие носовые рули. Потом «лодка моя и вовсе лишилась хода. А это уже абзац полный. Высота волны около 4 саженей, крен доходит до 30 градусов. Так запросто и оверкиль исполнить. Каким-то чудом выдерживает рулевое перо».

«06. 06. 1903 г. 02 ч. 05 м. Надо как-то ставить корабль против волны… Четыре раза машинный квартирмейстер 1 статьи Григорий Рожнов, обвязавшись линем и цепляясь за леера, пытался добраться до кормового флагштока. Трижды смывало его за борт в кипящую воду и нам приходилось вытаскивать его обратно на палубу. И только в четвертый раз ему удалось закрепить линь. И в четвертый раз волна смыла его с палубы. Втащили мы героя обратно совершенно уже обессилевшего и донельзя продрогшего… Привязав второй конец линя к перископу, мы все же смогли поднять клочок брезента, наподобие кливера, и привести лодку к ветру. Теперь уже не опрокинемся, слава Богу».

* * *
В шторм при замене сгоревшего ротора эта многопудовая махина качнулась и прижала к борту машиниста Василия Акулова: «Попало бедняге прямо по грудной клетке и раздавило так, что кровь хлынула у него изо рта» — ребра проткнули легкое. Судовой врач успешно прооперировал моряка, несмотря на сильную качку. «Думаю, когда подойдет „Маша“, то сбегает к Адену и пересадят там Василия на какой либо пароход Доброфлота. 2800 миль не близко, конечно, однако и выбора нет. А то, как еще инвалида эвакуировать? На иностранце попутном — прямо запрещено… Всего хорошего во всей этой истории, что уж нищенствовать на берегу Василию не придется. У него по судовой роли жалование, как у капитана второго ранга на императорском флоте. Вот из специального фонда инвалидов, учрежденного для семей погибших и утративших здоровье летчиков и подводников, так и будет получать всю причитающуюся ему ежемесячно сумму в виде пенсии, до смерти самой… При условии таком нам жизнью своей рисковать не в пример легче».

Двигатель все-таки отремонтировали: нашли укромный островок вдали от морских путей и в его лагуне довели ремонт до конца.

В середине августа лодки успешно добрались до места назначения. А с началом русско-японской войны на Дальний Восток — уже по суше — были переброшены «Дельфин» и еще несколько подводных лодок. Их присутствие вынудило японцев отказаться от морской блокады Владивостока.

* * *
Михаил Николаевич Беклемишев активно занимался подводными и минными делами до 1910 года, когда вышел в отставку в чине генерал-майора. Но и после того он преподавал минное дело, консультировал кораблестроителей.

В Советской России Беклемишев до ухода на пенсию заведовал частью подводного плавания Особого технического бюро. Дважды, в 1920 и 1935 годах, его арестовывали, но оба раза отпускали. Третий арест, возможно, не закончился бы так же благополучно, но до репрессивной волны 1937 года Михаил Николаевич не дожил…