Что может держать во рту черепаха Тортилла?

Во время подготовки к Олимпиаде-80 в Москве многое на Большой спортивной арене в Лужниках сделали заранее. Особенно это касалось такого важного и ответственного объекта, как Правительственная зона. Там же много ВИП-персон должно было побывать, тем более что до 80-го года ни о каком бойкоте разговоров и в помине не было.

Много задумок у организаторов было, чем удивить иностранных гостей самого высшего уровня. Одна из таких идей реализовалась сама по себе.

В 1974 году производили реконструкцию звёзд башен Московского Кремля и из остекления одной их них было принято решение сделать в потолке Правительственной зоны Большой спортивной арены своеобразную «Кремлёвскую Звезду».

Идея понравилась на «самом верху», и её без лишней огласки воплотили в жизнь. Запроектировали, смонтировали и закрыли помещения, предварительно проверив и опечатав. Сама Правительственная зона представляла из себя гардероб, санузел и большой зал отдыха с мебелью и барной стойкой. Из зала был выход непосредственно в ложу, с видом на всю арену.

Подошло время проведения генеральной репетиции открытия Олимпиады, уже с публикой и посетителями. Представитель «охранного» 9-го управления КГБ СССР вскрыл опечатанную зону и допустил туда уборщицу, чтобы окончательный порядок навести. Тут заодно и выяснилось, что не вся Звезда пылает «стопроцентно лучезарно», кое-где предательски помаргивает, подмигивая. Скорее всего, с контактами что-то случилось, надо срочно разбираться.

Все остальные дела пришлось отложить и идти заниматься столь ответственным делом самостоятельно. С собой представитель «девятки» разрешил взять только бригадира электриков, Лёню Соколенко, т. к. допуск в зону был, естественно, ограничен.

Лёня был знаменитым и известным старожилом арены по двум причинам:

1. Вокруг него всегда собиралось несколько человек, которые часами могли слушать его байки и различные истории. Это были женщины среднего возраста и дамы постарше, в основном уборщицы и сотрудницы службы спортподготовки. Если бы Лёню можно было спросить, какая из его историй правда, а какая вымысел, то он и сам вряд ли бы смог сразу ответить, во всяком случае искренне и правдиво.
2. А во-вторых, Лёня имел густые, вьющиеся чёрные волосы, которые так же, как и его многочисленные байки, неизменно привлекали женское население арены.

В принципе, Лёня был человеком неконфликтным и компанейским, если бы не эти знаменитые два обстоятельства, которые, с одной стороны, и выделяли его среди окружающих, а с другой стороны, иногда здорово мешали в работе.

Как и в этот раз… Я же не девушка, на меня Лёнино обаяние не распространялось, но без компании и болтовни Лёни было бы скучновато. Чекист ушёл в ложу курить, уборщица занималась своим делом, а мы своим.

Не знаю, врать не буду, насколько тяжело в настоящих Кремлёвских звёздах менять источники света и искать повреждения. Наверное, тоже нелегко. Но там ведь воздух свежий, да и красота немыслимая, вероятно, с верхотуры открывается. Поработал немного, да и знай себе — наслаждайся видами и панорамой столицы.

А вот здесь у нас всё по-другому. Жара и теснота неимоверная была в нашей «Кремлёвской звезде», оба потом покрылись. Конструкция была сверхмощная, да и стёкла тяжеленные. Толстые, двойные, если не тройные. Внутри — молочные, матовые, а снаружи — насыщенного рубинового цвета.

Но мы всё же со своей задачей справились. Успел за это время услышать пару Лёниных историй из жизни, которые он начал излагать в ответ на очередной комплимент уборщицы.

Одна про то, как он, будучи маленьким ребёнком, в войну в оккупации под Днепропетровском наносил фашистам, расквартированным в их хате, материальный ущерб, воруя у них мёд и съедая его в подполе. Мол, поэтому у него волосы такие густые и получились, заодно и врагу навредил, лишая его сладкой жизни.

А вторая была про то, как он, благодаря своим знаменитым густым вьющимся волосам, познакомился с будущей супругой, Марией. С его слов, ей так запала в душу его буйная шевелюра, что она дождалась, когда он сменится на посту у Мавзолея, и сама познакомилась с ним. А потом и из армии дождалась.

Он ещё и третью начинал рассказывать, смеясь и приглаживая свою шевелюру, но меня вызвали куда-то по неотложным делам. Через какое-то время Лёня закончил в гордом одиночестве нашу работу, забрал стремянку и инструменты и вернулся в электрослужбу.

Вдруг меня вызывают срочно в Штаб службы безопасности (создали такой специально для проведения Олимпиады). В Штабе меня ждал начальник нашего сегодняшнего «чекиста», Олег К.

Олег сразу «взял быка за рога»:

 — Зачем брал расчёску Брежнева в Зоне?

 — Да не трогал я ничего! О какой расчёске идёт речь?

Пошли опять в помещение. Внутри ходит чекист, виновато глядит на Олега, недосмотрел, выходит.

Зашли в санузел. Я таких до той поры шикарных заведений не видел.

Но не в этом дело…

Главное — на полочке, помимо всяких запакованных в целлофан бутылочек и предметов личной гигиены, лежит распакованная расчёска. А целлофан, вероятно, с неё, лежит в шикарном мусорном ведре. Развалился в ведре вызывающе в гордом одиночестве.

Не удержался, похоже, Лёня. Умылся после пыльной работы и причесался расчёской для Брежнева.

А расчёска, оказывается, не абы какая, а проверенная и внесённая в протокол. Давно, ещё в 70-х годах. И таких, скорее всего, в их хозяйственном управлении больше нет и быть не может. Даже страна, где изготовили её когда-то, теперь по-другому называется! Нечем заменить! А протокол, где фигурирует эта расчёска, никто на себя не возьмёт ответственность быстро изменить, впечатав в него другую расчёску, об этом и разговора быть не может!

До сих пор помню золотистый текст на английском языке на этой расчёске из панциря морской черепахи: «Доминион Цейлон. Ручная работа».

К счастью, тогда инцидент быстро замяли. Олег начал названивать подчинённым и оказалось, что Брежнев ни разу не ходил за все 70-е годы в три театра, имеющие Правительственные ложи, и в одной из них смогли оперативно найти такую же расчёску. Как особо ценный груз её срочно привезли на спецтранспорте и водрузили на полочку.

Все вздохнули с облегчением, особенно мы с Лёней. Да и дел было много, через пару дней начиналась Олимпиада.

На торжественной Церемонии открытия я поднялся к себе в помещение пульта управления освещением, рядом с не зажжённым ещё Олимпийским факелом, а Лёню Соколенко отправил на Западную трибуну, в зону ВИП и судейских столиков. Лёня захватил с собой на всякий случай инструменты, уложив их в небольшой чемоданчик-кейс. Мы вдвоём себе такие чемоданчики в своё время организовали, вынув оттуда токоизмерительные клещи.

Олимпийский факел запылал, церемония благополучно завершилась и я со спокойной совестью отправился домой, проверив всё и погасив мачты освещения.

Утром меня встретил главный инженер Оболенский и с порога обрадовал, что меня с особым нетерпением ожидают в Штабе службы безопасности. Разбираться, мол, будут со мной и моим чемоданчиком.

 — Каким чемоданчиком? — говорю. — Вот он у меня…

Оболенский засмеялся:

— Ах, это опять твой кудрявый балагур отличился? Ну иди, отмазывай своих…

Оказалось, что Соколенко забыл свои инструменты, задвинув их под скамейку трибуны. Углубился в общение с сидевшей рядом соседкой, известной актрисой, и напрочь забыл о чемоданчике. А после окончания мероприятия Служба безопасности «зачистила» арену и обнаружила кейс. Его с превеликой осторожностью увезли на броневике в спецлабораторию на Лубянке, предварительно охладив почти до абсолютного нуля жидким азотом. Просвечивали всю ночь, разминировали, изучали…

Я слушал и всё думал, кого говоривший мне напоминает, когда он, сверкая грозно очами, рассказывал о том, сколько людей было привлечено к спецоперации с кейсом. То ли напрасный труд людей ему было жалко, то ли, наоборот, что результат оказался столь ничтожным…

Отдавая Лёне чемоданчик, я спросил его, какую очередную байку он травил артистке, забалтывая её и провожая до метро, забыв обо всём.

Оказалось, что он рассказывал ей очередную историю, что тоже был связан с кинематографом. Принимал участие в съёмках на «Мосфильме» и «Беларусьфильме». Что ещё с детства ощутил тягу и погрузился в мир драматического искусства, поскольку играл в школьном драмкружке в пьесе «Приключения Буратино» пса Артемона. Талантом он не блистал, как он объяснил при этом уже мне, но зато его шевелюра очень напоминала шерсть пуделя. Поэтому грим и костюм были минимальны — накладной нос и хвост.

Дальше Лёню «понесло», тут мы оба рассмеялись. Я наконец понял, на кого был похож тот генерал из Службы безопасности. Это был вылитый Карабас-Барабас…

С тех пор прошёл уже не один десяток лет и многие обстоятельства этой истории подзабылись. А я тут недавно был в Шри-Ланке на Цейлоне. Нырнул в море у песчано-скалистой косы и нос к носу столкнулся с громадной морской черепахой, типичной Тортиллой. Здоровенная такая! Я невольно подумал, что из такой великанши не одну сотню гребешков для президентов и глав государств рукастые люди соорудить смогут, ещё и на портсигар для какого-нибудь нефтяного шейха останется.

От неожиданности из-за неудавшегося лобового столкновения, а может, уловив мои крамольные мысли, черепаха выронила из своей пасти какой-то прямоугольный продолговатый предмет, похожий на кейс-чемоданчик. Ну прямо точь-в-точь, какие были у нас с Лёней тогда, сорок лет назад!

Предмет, покачиваясь и вальсируя, стал медленно погружаться в глубину.

«Ну конечно же, это был кусок морских водорослей, вот балда! — пронеслось в голове. — Если черепаха что и носит в зубах кроме еды, так это только Золотой Ключик, а вовсе не кейс с инструментами! Да и то только в сказках для детей!»