О чем думает голова, отделенная от тела?

Желание передавать свои ощущения посредством кисти пробудились у юного Антуана в относительно раннем возрасте. Достаточно сказать, что 14-летним юношей он поступил в ученики Антверпенской академии художеств, где его наставниками были Геррейнс и Ван Брэ. За годы обучения в академии юный художник так хорошо проявил себя, что в 1832 году, в 26-летнем возрасте, он получил от этой академии так называемую римскую премию и отправился за казенный счет в Италию.

Многие художники того времени начинали свою творческую карьеру в анатомическом театре, проще говоря, морге. Но Вирц, похоже, так и не выбрался из плена своих юношеских представлений: всю свою сознательную жизнь он обращался к темам, связанным так или иначе со смертью.

В Риме в 1835 г. им была написана первая колоссальная картина — «Борьба греков с троянцами за обладание трупом Патрокла», которую не приняли на выставку в Париже, несмотря на все старания художника. Но зато в Антверпене эта картина вызвала настоящий фурор и сильный восторг.

В 43 года, в период своего расцвета как художника, Вирц перебрался в Брюссель, где специально под него возвели громадную мастерскую. Чем далее, тем более эксцентричны становились его сюжеты, тем более пренебрегал он условиями эстетичности и пытался передавать средствами живописи такие идеи, которые не перешли еще в жизнь и потому не поддаются выражению в чувственных образах.

Здесь, в мастерской, Вирц, так и не сумевший продать ни одной из своих «фундаментальных» картин и существовавший только портретными заказами, собрал все свои лучшие произведения и завещал их вместе с самой мастерской в наследство народу Бельгии. Теперь эта мастерская — «Музей Вирца». В нем хранится более 40 картин, в том числе и та, которая станет предметом нашего рассмотрения — «Что видит голова гильотинированного в первые три момента после казни».

Спустя почти столетие Вирца неожиданно оценили в сталинской России, но еще в России царской о Вирце шла молва, как о мастере, способном на критику существующего буржуазного строя, как о великом пацифисте, исповедующем в своем искусстве тему мира. Но если Пикассо ассоциируется у многих с голубкой мира, то лучшими полотнами Вирца считаются такие, как, например, «Современная цивилизация», «Пушечное мясо», «Последняя пушка», «Наполеон в аду».

Особняком в этом ряду стоит картина «Что видит голова гильотинированного в первые три момента после казни». Ее критиковали больше всего, обвиняя Антуана-Жозефа в том, что в погоне за сенсационным сюжетом картины у него просто-напросто поехала крыша. Что все это бредни сивой кобылы, фантастика чистейшей воды и т. д., и т. п.

Между тем дело обстояло гораздо более интригующе, чем можно себе представить. Мастеров кисти на протяжении нескольких столетий неотвязно мучил один и тот же вопрос: как долго длится процесс казни для преступника, у которого отнимают голову? До каких пределов во времени растягивается процесс умирания отделенной от туловища головы, есть ли в ней какие-то мысли, сожаления о содеянном, раскаяние, нежелание уходить из жизни? Может ли душа, разделенная топором палача, вновь воссоединиться уже после физической смерти?

К этой теме Вирц подбирался не один год. И ради этого завел дружбу с врачом местной брюссельской тюрьмы. Но друг мог помочь художнику поскольку-поскольку, так как отрубленных голов он на своем веку видал немало, а вот «залезть» в оболочку готового к казни преступника, естественно, не мог.

Тем временем в Брюссель приехал однокашник тюремного врача, некий доктор В., который долгое время занимался проблемами гипноза. Едва ли не в первый вечер знакомства со знаменитым художником В. вызвался помочь маэстро.

— Я смогу ввести Ваше сознание в оболочку преступника, стоящего на эшафоте, — пообещал доктор Вирцу. Возьмите своего секретаря, а я возьму своего с тем, чтобы они независимо друг от друга вели эксперименты. По рукам?
 — А я не умру? — в голосе художника, как он ни старался, проскользнула тревога.
 — Вот этого я не знаю, — честно признался гипнотизер…

Доктор и Вирц вместе с секретарями устроились внизу эшафота, чтобы, с одной стороны, не будоражить публику, которая пришла посмотреть на смертную казнь, а с другой, чтобы видеть голову казненного, которая должна была упасть в корзину. После чего доктор «усыпил» художника, внушив ему «войти в «шкуру» преступника, следить за всеми его мыслями и чувствами и громко высказывать размышления осужденного в ту минуту, когда топор коснется его шеи.

Вирц тотчас же уснул. Вскоре палач привел преступника. Его положили на эшафот под топор гильотины. Тут Вирц, содрогаясь, начал умолять, чтобы его разбудили, так как испытываемый им ужас невыносим. На эти мольбы доктор не стал обращать внимание.

Еще мгновение, и голова покатилась в корзину.

 — Что вы чувствуете, что вы видите? — спрашивает доктор.

Вирц корчится в конвульсиях и стонет:

— Удар молнии! Ах, ужасно! Она думает, она видит…
 — Кто думает, кто видит?
— Голова… Она страшно страдает… Она чувствует, думает, она не понимает, что случилось… Она ищет свое туловище… ей кажется, что туловище за нею придет… Она ждет последнего удара — смерти, но смерть не приходит…

В то время как Вирц произносил эти страшные слова, оба секретаря и доктор внимательно смотрели на голову казненного. Артерии еще пульсировали в том месте, где их перерезал топор.

Доктор продолжал спрашивать:

— Что вы видите, где вы?
— Я улетаю в неизмеримое пространство… Неужели я умер? Неужели все кончено? О, если бы я мог соединиться со своим телом! Люди, сжальтесь над моим телом! Люди, сжальтесь надо мною, отдайте мне мое тело! Тогда я буду жить… Я еще думаю, чувствую, я все помню… Вот стоят мои судьи в красных мантиях… Моя несчастная жена, бедный мой ребенок! Нет, нет, вы меня больше не любите, вы покидаете меня… Если б вы захотели соединить меня с туловищем, я мог бы еще жить среди вас… Нет, вы не хотите… Когда же это все кончится? Разве грешник осужден на вечную муку?

При этих словах Вирца присутствовавшим показалось, что глаза казненного широко раскрылись и взглянули на них с выражением невыразимой муки и мольбы.

Спустя секунды художник заснул окончательно и перестал отвечать на вопросы своего «мучителя». Он, естественно, остался жив и создал свою страшную картину…

Остается добавить, что в конце своей жизни художник снова обратился к скульптуре, которою занимался в молодости, и вылепил три группы: «Рождение страстей», «Борьба света с мраком» и «Торжество света». Вирц прекрасно владел пером и дважды был награжден премией брюссельской академии живописи — за сочинения «Похвала Рубенсу» и «Трактат об основном характере фламандской живописи».

После этого он собирался изобразить в ряде эпических картин всю историю человечества; но на этот раз вполне конкретная, а не виртуальная смерть вмешалась в его планы. Она пришла за Вирцем в 1865 году…