«Личное дело судьи Ивановой», или Куда уходит любовь?

То ли дело в СССР. Официальное расторжение брака — процесс публичный, неприятный, унизительный, но возможный. Да, необходимо было не только подавать заявление в суд (при любом раскладе), но и лично присутствовать на заседании в честь себя любимого. Или, точнее, уже нелюбимого. Стыд да позор. Общественное порицание. Косые взгляды соседей. Самых стойких это ничуть не волновало, более смирных привязывало к несчастливому браку навсегда. Но возможно ли привязать свое сердце, аки собаку посадить на цепь? Об этом в частности и о многом другом фильм Ильи Фрэза «Личное дело судьи Ивановой».

…У судьи Ивановой работа, прямо скажем, не сахар. Сиди, понимаешь, выслушивай этих обездоленных и неспособных сохранить хрупкое семейное счастье. Пришла любовь — ушла любовь. Ушла любовь — пришла любовь. Сплошной круговорот несчастных судеб в природе. Сама Иванова взирает на эти пертурбации свысока. Ей некогда. У нее ответственная должность, муж некормленый, собака невыгуленная и дочь в опасном подростковом возрасте. Поэтому, когда мадам с издевательским в свете тематики ленты именем Любовь узнает, что у ее благоверного завелась (глагол подобран сознательно) молодая пассия, для нее сей факт — как снег на голову, несмотря на бурное лето в кадре.

Семья Ивановых разбивается на два, нет, даже на три, противоборствующих лагеря. Жена занимает позицию оборонительно-выжидательную, ибо верит, что стерпится-слюбится, ничто не вечно под луной и «мы и не таких обламывали». Отец семейства находится в позе Ромберга — ему никак не удается сохранить равновесие. С одной стороны — жена-мученица, с другой — практически юная учительница музыки, что вдвойне эстетично и приятно. Хуже всех дочери Лене. Не успев сама познать сладкое чувство влюбленности и горечь несчастной любви, она берется судить своих родителей судом детского непослушания и ненависти…

Кто в этой истории прав иль виноват? По славной советской традиции социального кинематографа, авторы картины не берутся выносить приговор. Они даже не удосужатся ответить на многочисленные поставленные вопросы. Задача соцреализма в нашем кино — обозначить проблему, указать на несоответствие, выделить основные психотипы. А затем разойтись с выражением недоумения на лицах, оставив зрителя в нервическом состоянии на финальных титрах. Мол, уважаемые, это вам не Голливуд с его набившим оскомину капиталистическим хэппи-эндом. Здесь вам не тут, учитесь соображать и домысливать, фантазируйте, товарищи, во всю ивановскую.

Что ж, оставим гордость и пофантазируем, раз уж другого выхода не наблюдается.

Мне по-человечески жаль всех персонажей этого фильма. Их история банальна и стара как мир, но им от этого не легче. Обиженная жена, запутавшийся муж, испуганная девочка и даже как никогда скромный в эмоциях Алексей Гуськов в роли тихого, но верного соседа — все эти типажи видены и слышаны нами не раз. Что там кино, не побоюсь громогласно заявить, что каждый из моих читателей хоть раз, но попадал в подобную, по сути, безвыходную ситуацию, хотя как гласит поговорка: «Даже если вас съели, у вас есть два пути отступления».

Циникам проще всего. Их решение мне дословно известно наперед. Этих — поженить, тех — развести, остальных отправить в тайгу высаживать кедры. И баста. Чего церемониться, собственно? Любовь-морковь. Ну не срослось, не прижилось, что теперь, на виселицу прикажете? Или в монастырь? А дите пущай привыкает, жизнь прожить — не поле перейти, ей еще самой сердца разбивать, да слезные письма строчить.

Романтически настроенным натурам здесь развернуться негде. Социальный посыл картины очевиден и безукоризнен в своей осведомленности чаяниями простых советских граждан. Это вам не господин Чернышевский, с его унылыми «Что делать?» и «Кто виноват?», брошенными в звенящую пустоту вечности. Перед нашими лицами проходит всамделишная, сегодняшняя драма, где каждый персонаж будто бы списан с учебника по семейной психологии.

Вот она. Жена. Мать его детей. Ответственная домработница и уважаемая в кругу коллег женщина-судья. Справедливая, но строгая. Тут вспоминаются изба, кони и прочий сопутствующий антураж. Наталья Гундарева для этой роли просто рождена. Особенно красноречив эпизод с телеаэробикой. Мол, отпрыгали мы уже свое, бабоньки. Наше всё — это котлеты на ужин, показательный макияж на день рождения да поиск утешения в несладком чае у матушки-старушки.

Вот он. Нерадивый муж. Бабник. Между прочим, любящий отец. Мямля. Тряпка. Безвольный негодяй, заваривший всю эту кашу и имеющий наглость запираться в ванной, чтобы осмыслить свое жалкое существование, а заодно почирикать по телефону со своей молодухой. Тьфу.

Очень больно видеть в столь беспомощной роли моего любимого Сергея Шакурова, но со сценарием не поспоришь. Его герой — вовсе не герой, а элемент суровой реальности, где любовь «нечаянно нагрянет, когда ее совсем уже не ждешь». Мне, мужчине, его позиция в данном вопросе понятна, тем более, что переверни мы весь сюжет наоборот, он тоже мог бы стать мучеником и жертвой. Но пока он жертва обстоятельств. Авторы изрядно постарались возложить на него всю вину за разрушение ячейки общества, так что не ждите откровений.

И вот она, не знавшая любви, поросль в виде всеми приласканной Леночки-школьницы. Столкнувшись с правдой жизни, юная ученица начинает играть в частного детектива. Это она — катализатор конфликта. Дети — существа ранимые. Особенно, когда речь заходит о родителях. Но Леночка ненавидит всех образцово-показательно, будто весь мир настроен против нее. Детский максимализм. Она даже хочет улететь отсюда подальше, но добрый ангел в виде Аристарха Ливанова (который, к слову, гораздо привычней смотрится в ролях негодяев) останавливает ее на самом интересном месте. Потому что от себя не сбежишь. Остается лишь терпеть.

Илья Фрэз, для которого «Личное дело судьи Ивановой» стал последним фильмом, поставил жирную запятую в конце ленты, лишь обозначив пунктирной линией дальнейшую судьбу персонажей. В его фильмографии уже была подобная работа, широко известная драма «Вам и не снилось». Кстати, на порядок удачнее. И с участием всё той же Татьяны Пельтцер.

Резюме. Социальный заказ без должного надрыва нерва. Все герои говорят и чувствуют, вроде бы, правильно, в нужном направлении, но эмоции слышны лишь в игре Оксаны Дацкой (Лена), дебютантки, для которой этот образ стал единственной работой в кино. Все остальные — просто схемы, картонки с нарисованными гримасами. Жалея их, мы забываем о своих напастях. Но фильм закончился, а проблема осталась.