Первое, что подумалось ещё в самом начале знакомства с этой книгой: да ведь, по сути, это — та же Светлана Алексиевич. «Последние свидетели». Или «У войны не женское лицо». А может, «Цинковые мальчики»? Хотя это, пожалуй, не столь важно. Важнее другое. Что именно? А то, что Драбкин Нобелевским лауреатом не станет никогда. Вот именно так — ни-ког-да!
Хотя эта его книга — одного жанра с теми, за которые белорусской писательнице премию таки вручили. А по силе, заложенной внутри этих, на первый взгляд, казалось бы бесхитростных историй, рассказанных самыми обычными людьми, со многими из которых время от времени здороваешься в собственном подъезде, уступаешь очередь в магазине или пробегаешь, торопясь и опаздывая на работу, мимо облюбованных ими скамеек в городском парке… По своей художественной силе книга Драбкина не уступает произведениям Алексиевич.
Как минимум, не уступает. А так, может, даже и превосходит. Потому что и тот, и другой автор пишут, вообще-то, о нас. Да, формально — о наших дедах. А для кого-то уже и прадедах. Но для некоторых, между прочим, — ещё об отцах.
Наверное, поэтому читаешь истории, которые рассказывают формально чужие тебе люди, а вспоминаешь… Вспоминаешь, вообще-то своих. И мысли при этом в голову лезут самые разные. Первым делом о том, что всё то, что в книге, — правда. Самая настоящая. О которой тогда, когда ещё был пацаном, не говорили на общешкольных линейках или встречах с ветеранами. Но иногда проговаривался дед.
За те же самые трофеи. Да, даже рядовой солдат мог привезти их с войны. И дед привез. Ножную швейную машинку «Зингер». Бабуля у меня была модисткой. И послужила эта машинка… И до сих пор служит. Мать, правда, у меня не модистка. Но если что где пришить, прострочить, так вот она, в зале стоит. Чтобы рабочее место было более освещенным — у окна, что во двор выходит. Вот только тумбу со столешницей к машинке уже местный деревенский умелец смастерил. И шпульку деду кто-то из знакомых токарей выточил.
Вот здесь, с этой шпулькой, маленький нюанс, о котором дед рассказывал. И которого я не встретил в книге Драбкина. О том, что когда брали какой-то немецкий город (в Восточной Пруссии, там, на 1-м Прибалтийском, транзитом через Волховский, Ленинградский и 3-й Прибалтийский, воевал дед)… Брали и входили в него, то заводы, фабрики были забиты готовой продукцией. Видимо, работали на Великую Германию до самого последнего.
Заходишь на склады готовой продукции, а там… Велосипеды, велосипеды, велосипеды. Стройными, строгими рядами, как по линеечке. Или те же швейные машинки. Впечатление такое, что бери из этого ряда агрегат, садись и… Крути педали! Езжай, куда тебе надо. Хоть до самого Кенигсберга. Но это — только первое впечатление. А присмотришься повнимательнее… Куда ехать? Втулки-то с педалями… Нет! Во всех велосипедах. А в машинках — шпульки этой. Маленькой такой детальки. Без которой машинка-то и не машинка совсем. А так только. Посмотреть на неё, облизнуться. Да сплюнуть на фабричный пол в досаде.
А как подумаешь о том, что правда всё написанное у Драбкина, вспомнишь за деда, то и другие мысли сразу возникают. О том, что большое и очень непростое это дело — написать вот такую книгу.
Дед у меня в 2004-м умер. Если вычесть годы несознательного малолетства, то четверть века он был рядом со мною. И за всё это время… Максимум раз 5−7 вспомнил он что-то за те свои фронтовые годы. Всего-то. Несколько эпизодов своей жизни. А в книге Драбкина этих эпизодов, что рассказывают самые разные люди… На 950 страницах! И с каждым из них надо было встретиться. И не просто встретиться, а разговорить собеседника. Чтобы не просто посидеть, побеседовать ни о чем, а чтобы он незнакомому человеку (не родичу и даже не товарищу!) выложил своё, самое сокровенное. Это ведь очень и очень не просто. Но Артем Драбкин смог. Сделал. И очень вовремя, между прочим…
Был этими майскими дома. Всё, нет у нас на селе больше ветеранов. Последний в марте умер. Чуть-чуть ему до 70-летия Победы не хватило. В соседнем селе ещё живы два ветерана. В отцовой деревне — три, двое из которых уже не встают.
Так что эта книга Драбкина — не просто большое дело. Она — дело очень своевременное, сохранившее для нас огромный пласт нашей же истории. И что, на мой взгляд, важно — изустной истории. То есть той, что уходит от нас вместе с её носителями. Теперь, когда есть эта книга, уже не уйдет.
И ещё. Хотя книга Драбкина о наших отцах, дедах и прадедах, она, вообще-то, — о нас. Мы ведь — кровь от крови наших родителей. А яблоко от яблоньки… Поэтому «На войне, как на войне» — о нас. И о нашей стране. В той точке её истории, которую помнят не только те поколения, которые непосредственно прошли через неё. Но и многие поколения спустя. В том числе и благодаря вот таким книгам. Которые написаны не только о нас, но и, что самое важное, для нас. И в этом главное отличие книги Драбкина от произведений Алексиевич.
Артем пишет не только о нас, но и для нас. А Алексиевич свои последние произведения, то же «Время секонд хенд», например, пишет для них. Для западного читателя. С учетом его психологических особенностей, ментальности, его шкалы ценностей. Поэтому они там, на Западе, и поняли Алексиевич. Поняли и вручили Нобеля. Драбкина они навряд ли поймут. Поэтому и не вручат ему.
А нам… Не только автору, но и нам, читателям, это и не важно. Важнее — другое. Но об этом я уже сказал выше. Так что не будем повторяться.
Читайте эту книгу. Вспоминайте своих родных. Тех, что прошли через ту войну. Неважно, в тылу или на фронте. Прошли. Но не успели по той или иной причине рассказать вам, как им там, на той войне, было. Вам — не успели.
Но они всё-таки сделали это. И рассказали. Артему Драбкину. А уже он — сохранил. Для нас. Нам. Вообще-то, если честно, это — царский подарок. Который стоит многих и многих Нобелей. Нашей благодарности, как минимум.
Большое спасибо всем, кто посчитал возможным отозваться на этот материал.
С признательностью. Константин.
0 Ответить
Константин Кучер, люблю, когда меня поправляют. У меня были колебания, но слилось с Фомой неверующим. Теперь запомню. А говорят, интернет не повышает грамотность и Ерудицию.
Оценка статьи: 5
0 Ответить
1) Алексиеевич читал раньше, и внимательно ("Цинковые мальчики", "У войны не.."...). Даже переписывался с ней.
Впечатление сильное, как по живому. Правдиво. Но не всегда объективно и часто однобоко.
Однако, это не ЛИТЕРАТУРА. Это своего рода журналистские хроники без претензии на литературность.
2) Нобелевская премия ПОЛИТИЗИРОВАНА. Это очевидно.
Премии по литературе (Пастернак, Бродский, Алексиевич) - всем диссидентам, в том или ином смысле борцам с соврежимом.
3) Получить данную премию, например, писателям и поэтам из стран 3-го мира почти невозможно. Нужно быть форматным и конъюнктурным - а это жирный минус той самой литературе.
Почти как на этом сайте-)))
1 Ответить
Игорь Ткачев, "Умри,Фома! Лучше не скажешь."
Оценка статьи: 5
0 Ответить
Не Фома, Сергей. Денис. По легенде так к Денису Фонвизину обратился после премьеры его "Недоросля" Григорий Потемкин.
0 Ответить
За те же самые трофеи. Да, даже рядовой солдат мог привезти их с войны.
"У тети Зины кофточка с драконами да змеями, то у Попова Вовчика отец пришел с трофеями. Трофейная Япония, трофейная Германия..." (В.Высоцкий)
Оценка статьи: 5
0 Ответить
А ведь действительно жалко. Меня дед многому научил в детстве, даже в баню ходить. А я не удосужился у него узнать про его фронтовую жизнь. Он в финскую начал механиком-водителем танка, потом с самого начала войны воевал. Корею освобождал.Демобилизовался только в 49 с Западной Украины. Колоссальный жизненный и боевой опыт.
0 Ответить
Константин, спасибо за статью! Полностью с вами согласна , и с Сергеем Дмитриевым тоже( в плане - за что дают литературного Нобеля). Артема Драбкина нашла на Флибусте, уже закачала себе в читалку - буду читать, у него там такой большой список книг, за год не прочесть. У Алексиевич я прочитала полностью три книги - "Время секонд хенд", " У войны не женское лицо" и "Чернобыльскую молитву", читается очень тяжело и осадок остается тягостный.Решила больше ее не читать. Наше поколение много видело всякого - и плохого и хорошего, она же показывает исключительно плохое всё.
3 Ответить
"Браво, маэстро !" Абсолютно никаких претензий ни к форме, тем более к содержанию.
Гитлер и Ремарк едва не состукались в окопах ПМВ, но пошли в полярных направлениях после разгрома.Солженицин, Твардовский, Гроссман, Шолохов и мн. др. по разному "подали" ВОВу и мы имеем "симфоническую" историю той, на пределе сил, войны.
А премия Нобеля по литературе стала политлитературной и по Пастернаку и по Бродскому и по Бунину.
( я "прошёл" оккупацию в сознательном возрасте и помню "запахи и звуки" той эпопеи)
Оценка статьи: 5
2 Ответить