Рассказ лётчика 2 аэ Децюры В.Г.

Боевой вылет 19 июля 1944 года запомнил на всю жизнь. Полетели мы четвёркой, ведущий — Кудинов, ведомые — я, Простибоженко, Макеев. Задача была уничтожить переправу через реку Западный Буг. Вылет был в 18−00. Погода — облачность 10 баллов, высота облаков над аэродромом вылета — 400−500 метров. По мере удаления от аэродрома высота облаков всё время понижалась, шёл сильный дождь. Снизились примерно до 100 м. Ведущий начал уклоняться на юг, чтобы обойти дождь. Мы вышли из дождя и стали искать цель — т. е. переправу, но не нашли. Потеряли ориентировку. Ведущий (Кудинов) видит, что мы заблудились, и начал по рации запрашивать, если знаете, где находимся, выходи вперёд.

Я не знал, где мы находимся, но зная, что мы уклонились на юг, и помня «золотое правило» бери курс 90 и выйдешь на свою территорию, я вышел вперёд. За мной справа — Кудинов, Простибоженко, слева — Макеев. Горючее было уже на исходе. По этому курсу в 3−4 км я увидел аэродром (это был немецкий), мы были обстреляны зенитным огнём, и самолёт мой получил пробоину в правую плоскость. Макеев увидел аэродром, но не видел, что это немецкий, вышел вперёд меня и показывает, что справа аэродром и идём на посадку. Я ему машу руками, что идём дальше. Передатчиков у ведомых не было, и, вообще, радиосвязью лётчики пользовались плохо. Но он отвернул влево и ушёл на аэродром. Сел он на аэродроме, или был сбит, я не знаю. Кудинов и Простибоженко отвернули вправо, и я их больше не видел. Сам я продолжал полёт с курсом 90. Снизился я до высоты 20−30 м, и мы с воздушным стрелком Белоусовым Борисом смотрели, где наши войска, а где нет. Убедился, что наши, выпустил шасси и пошёл на посадку на последних каплях бензина возле г. Золочев вдоль шоссе.

К моему самолёту быстро подошли два наших танка, и танкисты сказали: «Немедленно лезьте в танки», — до передовой было 300 метров. Непрерывной линии фронта тогда не было, войска фашистов были расчленены на отдельные участки, и мне повезло — я как раз совершил посадку в район, где были наши танкисты. Тогда я с воздушным стрелком Белоусовым Борисом был у танкистов на передовой около 10 дней. Видел страшные ужасы войны, что не увидишь в воздухе или на аэродроме. Раненых — без рук и ног, наших воинов, пленных уцелевших немцев, потому что, как правило, на передовой в плен не берут, а убивают. Белоусов даже участвовал в боях на танке.

Поскольку самолёт, хоть и с пробоиной в крыле, но был исправный, я решил попытаться достать бензин для заправки и взлететь. Танкисты подсказали, что недалеко стоят подбитые немецкие танки «Фердинанд», работающие на авиабензине. С их помощью мы слили около 300 литров бензина и заправили наш самолёт. Танкисты проутюжили своими танками полосу для взлёта. Я запустил мотор и пошёл на взлёт, но взлётной полосы не хватало, и почему-то тяга была мала, и я прекратил взлёт. Я связался с пунктом наведения авиации, который был недалеко от места моей посадки, сообщил о случившемся, а пункт сообщил обо мне на ближайший аэродром Тарнополь.

Вскоре сдал я самолёт прибывшей комендатуре по эвакуации техники фронта, и мы двинулись с парашютами в свой полк. Встреча была не радостная, давали устные и письменные показания особому отделу. А затем снова с Борисом Белоусовым продолжал воевать. Борис был награждён двумя орденами «Отечественной войны» и «Красной звезды». После войны я его разыскивал и нашёл в г. Курске, но уже поздно. Он умер. Осталась жена и две дочери.

Совершил я 46 боевых вылетов, был награждён двумя орденами «Красного Знамени». Хочется вспомнить неутомимых тружеников-технарей: Артюхова, Никонова, Проскурина, техника звена управления Минькова, механика самолёта Климова, механиков по вооружению: Задорина, Кошкина, Демченко и многих других.

Теперь о лётчиках. Это были настоящие бойцы, хотя были претензии к некоторым лётчикам, которые в трудные минуты покидали группы под предлогом «потеря управления», «мотор барахлит» и т. д. Помню 15 января 1945 года в паре с лётчиком Николаем Ковыневым и его воздушным стрелком Башариным при возвращении на свой аэродром, не долетая 15−20 км от аэродрома, взорвался в воздухе его самолёт, и они погибли. Похоронили Ковынева и Башарина 18 января 1945 года в деревне Меня в Польше. Позднее я нашёл мать и отца Ковынева, которые проживали в г. Донецке, и вручил им его обгоревший блокнот, который я хранил, и подробно рассказал о гибели Николая. Нелепо погиб лётчик Горобченко Иван Никифорович. Он был замечательным товарищем, всегда развлекал нас, поднимая дух, знал тысячи прибауток и анекдотов. И как-то решил на повозке с местным поляком проехать через лес на хутор. Подъезжая к хутору, неожиданно был обстрелян и смертельно ранен. Бросились мы в лес, прочесали, но никого не нашли. Так и похоронили его в Беднарах (возле Познани). Сам Иван Никифорович был из Кировограда. Много хорошего можно и нужно сказать о Косте Сыпленко (погиб над Берлином), Мануилове, Васе Павлове, Васе Казакове и, конечно, командире эскадрильи «бате» Скорике Сергее Сергеевиче. Ему пошел 82 год. Дай бог тебе здоровья Серёжа!

Мои послевоенные годы прошли в авиации. Летал на самолётах Ил-2, Ил-10, МиГ-15, МиГ-17, бомбардировщиках Ил-28, Як-28. Окончил академию им. Гагарина в 1958 году. Был на должностях командира авиаэскадрильи, заместителя командир полка, заместителя командира дивизии. В начале 1969 года по состоянию здоровья демобилизовался в звании полковника, прослужив в авиации 30 лет, затем на «гражданке» 12 лет. Сейчас на пенсии, имею 2-х дочерей и 3-х внуков. Жену похоронил в 1988 г., прожив душа в душу 44 года, а ранее похоронил сына".