Какие эмоции может вызвать пролетарский лозунг?

Фильмы и книжки нужные переведут кому надо, а если опять война и пленных придётся допрашивать, так для этого в нашей мирной советской стране военный переводчик всегда найдётся. А из разговорного всегда будет достаточно фразы «Hande hoch!».

Да ещё и «немка» в первый же день изучения языка, знакомясь с новым классом, громко заявила, произнеся Венькину фамилию:

 — О-о-о! Ещё один? А Саша — не твой брат? Я ему только что пару вкатила на уроке за не выученный диалог. Посмотрим, будешь ли ты отличаться усердием?

Похоже, что неприязнь к немецкому языку, да и к учительнице, возникла после этого сразу.

Затем были пара лет в институте с изучением исключительно английского языка. Потом два года армии, где язык-то и нужен был только для того, чтобы перекинуть его через плечо от жары или пот с доступных частей тела слизнуть.

А при восстановлении после армии в институте маленького городка на Средней Волге перед Веней встала дилемма: на какой язык записаться? Он же теперь и тот, и другой успешно забыл. Но проблема эта его особенно и не тревожила, ведь впереди опять заискрилась вольная студенческая жизнь с новыми впечатлениями, встречами и жизненными открытиями.

Как раз летом подоспел очередной Грушинский фестиваль авторской песни в Жигулёвских горах. Теперь это было совсем рядом от Вени, не надо было, как всегда, добираться на поездах и электричках от самой Москвы. Грех Вене было пропустить такую возможность!

Всё было вроде бы как всегда: та же сцена-гитара на водной глади и тот же пригорок-амфитеатр, та же поляна, сосны, палатки и ночные песни у костра…

И всё же это было что-то новое, захватывающее и волнующе необыкновенное. Потому что на пригорке, а потом и у костра была она — Инга, прелестная девчонка с насмешливым взглядом и весёлыми чертенятами в бездонных зелёных глазах.

И было взаимное биение сердец, взволнованный шепот и робкие касания, сначала как бы случайные, а потом переросшие в пылкие объятия и долгие, страстные поцелуи… И было ночное купание в прохладной волжской воде, никак не остудившей их разгоряченные обнажённые тела. И никто и ничто не смело мешать наслаждаться им совместной близостью, даже луна стыдливо прикрыла глаза набежавшей тучкой, а лес перестал перешептываться на ветру стволами и ветвями сосен…

Даже звёзды в небе светили в ту ночь только им одним…

Они были ровесниками и не переставали удивляться, узнавая, что у них много общего. Оба попали в этот маленький городишко из Москвы по стечению обстоятельств, у каждого — своих. Оба любили стихи одних и тех же поэтов, одну и ту же музыку, одних и тех же художников. Одним словом, родственные души.

Оказалось, что Ингу направили в этот город по распределению и как раз на кафедру иностранных языков в институт, куда восстановился Веня. У Инги в столице была своя жизнь, но судьба давала им обоим временный шанс подольше быть вместе…

Шифровать неформальные отношения между студентом и преподавателем оказалось проще, чем скрыть от сокурсников провальное незнание немецкого языка. Надо было что-то предпринимать, нельзя же было допустить появление нежелательных разговоров и подозрений в предвзятости!

Как всегда, самой изобретательной оказалась Инга. Она предложила Вене выучить текст-рыбу про очередной визит представителей коммунистических и рабочих партий в Москву, о которых постоянно писалось в русско-немецкой газете «Ноес лебен». Вене надо было только заучить текст, написанный Ингой, про то, что очередной визит, приправленный упоминанием о большом стечении народа, встречающего его на пути следования в Кремль, сопровождался дружескими овациями. Оставалось лишь менять фамилии деятелей с названиями стран и тянуть руку, когда Инга спрашивала группу, кто хочет сделать политинформацию.

Так продолжалось несколько месяцев, пока до сокурсников не начало доходить, что «кое-кто» учит-учит, а «кому-то» за политинформации в лёгкую ставят плюсики и оценки.

Назревал кризис. Надо было разнообразить текст. И тут Инга опять оказалась самой сообразительной:

— Ты что же, не можешь выучить какой-нибудь лозунг, плакат, который встречающие держали в руках? Ну, ради меня… Ну попробуй, у тебя же получится!

Веня на всё готов был ради любимой!

Всего неделя ушла на то, чтобы он без запинки научился тараторить три-четыре лозунга, которые окружали его с самого детства. Самый лёгкий был «Миру — мир!», а длинный и сложный: «Пролетарии всех стран, соединяйтесь!»

Теперь никто ни в чём не мог его заподозрить, ведь каждое выступление его отличалось от предыдущего другим лозунгом. Разнообразие, да и только. В одном было постоянство: каждой их встрече предшествовала теперь фраза на немецком языке про соединение трудящихся, но уже в игриво-шутливом тоне.

Политический лозунг приобрёл для них свой особый, живой смысл. Как своеобразный пароль для двоих…

С тех пор прошло какое-то количество лет…

Успехов в языках Веня так и не достиг, да ему это и не надо было. Другое дело, что во время многочисленных аттестаций, на курсах повышения квалификации и даже в одной из военных академий, куда его, сугубо штатского человека, загнал однажды на переподготовку неуёмный военкомат, проверка знания языка иногда требовалась.

Веня выкручивался всякий раз по-разному, как умел.

Но однажды, именно в академии, беседуя в неформальной обстановке с преподавателем, который должен был принимать в том числе и зачёт по языковой подготовке, вышел такой спор.

Преподаватель, разгорячённый спором сказал, что поставит без разговоров зачёт автоматом по языку любому, кто сейчас, вот прямо здесь, «влёт», переведёт на немецкий или английский любую фразу из газеты, на которой была разложена нехитрая закуска. Все замолчали и притихли. Знание языка у народа было на одном уровне, похоже.

Газетой была «Правда». А на первой странице, наверху, был напечатан лозунг: «Пролетарии всех стран, соединяйтесь!»

Веня, как цирковой артист, чисто механически, громко и четко произнёс без всякой запинки скороговоркой фразу на немецком, ткнув пальцем в текст:

 — Proletarier аller Lander vereinigen sich!

Все были ошеломлены, зачёт-автомат получен. Ведь правило спора соблюдено и сказано было целое, законченное предложение…

А у Вени, вместе с чувством благодарности к ней, к своей Инге, подруге из студенческой жизни, возникла какая-то нежность в душе… Как будто он опять вдыхал прелестный запах её волос, как когда-то.